Турсун Султанов - Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей
А вот как описывается ход сходки царевичей и военачальников после смерти Гуюка в „Юань ши“. Бату первый подал голос о возведении Мунке, старшего сына Тулуя от его старшей жены Соркуктани, на ханский престол. Но тут встал эмир Бала, посланник вдовы Гуюка, ханши Огул-Каймыш, и сказал:
„Некогда Угедей завещал, чтобы после него внук его Шилмынь (Ширамун) наследовал престол, что всем князьям и чинам известно. Ныне Шилмынь находится еще в живых, но выбор обращен на других: каким же останется Шилмынь?“ Тогда выступил Мугэ, младший брат Мунке, и так возразил на замечание Бала:
„Правда, было завещание Угедеево и кто посмеет противоречить оному? Но на прошлом съезде выбор Гуюка произведен ханшею Толигай-хана и вами. Итак, в то время вы сами нарушили помянутое завещание Угедея; теперь того же хотите обвинять в том?“ Бала ничего не мог ответить на это. Тогда слово взял Уланхада и сказал: „Мунке разумен и проницателен; это всем уже, известно; мнение князя Бату очень справедливо“. Все поддержали это предложение. Бату немедленно отдал приказ войскам. „Войска были согласны с ним, и сим образом утвержден выбор“ [История дома Чингисова, с. 305–306, 309].
Приведем теперь сообщения Джувайни и Рашид ад-Дина о сходке царевичей в Алакамаке в 1248 году. По призыву Бату в Алакамак (около гор Ала-Тау к югу от Или) съехалось со всех концов обширной империи великое множество царевичей, их родичей и вельмож; но все же некоторые из сыновей Чагатая и Угедея под разными предлогами на собрание не явились; не явилась и вдова Гуюка Огул-Каймыш, а ее сьновья, Коджа и Наку, только два дня пробыли в Алакамаке, но оставили там от своего имени вельможу Тимур-Кадака, уполномочив его присоединиться к какому бы то ни было решению царевичей. Все оставшиеся царевичи засвидетельствовали Бату, как самому главному в роде Чингизидов, свое уважение и готовность подчиниться его решению в вопросе о наследовании престола и регенте.
Бату остановил свой выбор на Мунке (по-тюркски Менту), старшем сыне Тулуя. „Мунке, — сказал Бату в своей речи на съезде царевичей, — видел своими глазами и слышал своими ушами Ясу и ярлык Чингиз-хана“; к тому же он видел добро и зло в этом мире, во всяком деле отведал горького и сладкого, неоднократно водил войска в разные стороны на войну; этот царевич сам по себе очень умен и даровит и подготовлен к царствованию. „При наличии его, — продолжал Бату, — каким образом кааном станет кто-либо другой? Тем более, что дети Угедей-каана поступили вопреки словам отца и не отдали власти Ширамуну и, преступив древний закон и обычай, не посоветовавшись с родичами, ни за что убили младшую дочь Чингизхана, которую он любил больше всех своих детей и называл Чаур-сечен. По этой причине каанство им не подобает“, — сказал Бату.
„Свою речь Бату закончил так: „Благо улуса, войска и нас, царевичей, заключается в том, чтобы посадить Мунке на каанство“. Все царевичи выразили одобрение и заключили письменное соглашение (дали подписку) в том, чтобы посадить царевича Мунке на престол. Также было решено великий курултай устроить на следующем году, а на время междуцарствия ведение государством поручить вдове Гуюка, Огул-Каймыш-хатун. Когда царевичи стали разъезжаться по своим станам и йуртам, Бату послал вместе с Менту своего брата Берке и своего старшего сына Сартака с тремя туманами (30 000) войска, дабы они в местности Онон и Керулен, которая была коренным йуртом Чингизхана, весной нового, 1249 года в присутствии всех царевичей, устроив курултай, торжественно посадили его на царский трон. Они отправились в путь от Бату. И Бату отправился в путь, в Поволжье, прибыл в свою орду и по обычаю предался веселью и забавам“ [Джувайни, изд., т. 1, с. 217–221, 223; пер., т. 1, с. 262–266; т. 2. с. 557–561; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 80–81, 129–130; The Successors of Genghis Khan, p. 121, 200–203].
Потомки Угедея (за исключением нескольких царевичей) и большая часть чагатайских царевичей категорически отказались признать решение Бату о передаче ханства дому Тулуя, стали строить козни и препятствовать устройству курултая. „Вы, царевичи, — жаловалась, в частности, вдова Гуюка, Огул-Каймыш-хатун, — на прошлом курултае обещали и дали обязательство о том, что царская власть всегда будет принадлежать дому Угедей-каана и что никто не будет противодействовать его сыновьям, а теперь вы не держите слова“. Действительно, на курултае в августе 1246 г. имел место такой эпизод. После словопренья все согласились на возведение Гуюка на престол, а он, как это обычно бывает, отказывался, перепоручая это каждому царевичу, и ссылался на болезнь и слабость здоровья. Затем Гуюк сказал: „Я соглашусь на том условии, что после меня ханство будет утверждено за моим родом“. Все единодушно дали письменную присягу: „Пока от твоего рода не останется всего лишь кусок мяса, завернутого в жир и траву, который не будут есть собака и бык, мы никому другому не отдадим ханского достоинства“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 119, 138; The Successors of Genghis Khan, p. 181–182].
Однако апелляция вдовы Гуюка и ее сыновей к царевичам и военачальникам положительных результатов не возымела; тогда они и их сторонники замыслили вероломство.
В общем, передача престола и царства дому Тулуя не состоялась ни в 1249, ни в 1250 гг. Весной 1251 г. царевич Берке, все еще остававшийся в Монголии, извещал своего старшего брата Бату: „Прошло два года, как мы хотим посадить на престол Менгу-каана, а потомки Угедей-каана и Гуюк-хана, а также Йису-Менгу, сын Чагатая, не прибыли“. Ответ Бату был строг и лаконичен: „Ты его посади на трон, всякий, кто отвратится от Ясы, лишится головы“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 131; The Successors of Genghis Khan, p. 204].
Согласно Джувайни, лишь в июле 1251 года Берке удалось собрать курултай, на котором и состоялось торжественное провозглашение ханом царевича Мунке.
Таким образом, третье междуцарствие продолжалось больше трех лет и закончилось своеобразным переворотом: верховная власть над Монгольской империей перешла от потомства Угедея к потомству Тулуя.
Сразу же после торжества по случаю избрания нового хана последовал грандиозный процесс царевичей из рода Угедея и Чагатая, которым было предъявлено обвинение в составлении заговора с целью убить Мунке. 77 вельмож были казнены; род Угедея и род Чагатая подверглись жестоким репрессиям: почти все взрослые представители потомства обоих этих родов были уничтожены или отправлены в отдаленные области, где некоторые из них, как, например, царевич Ширамун, потом были тайно умерщвлены. Формально Улус Чагатая и Улус Угедея не были уничтожены, и там продолжали управлять члены этих домов, но в действительности вся власть в империи монголов перешла к домам Тулуя и Джучи [Бартольд, т. 1. с. 559–565; т. 2, ч. 1, с. 64–65].
Из других общеимперских событий времени правления великого хана Мунке (правила 1251–1259 г.) отметим отправку, согласно решенью курултая 1251 года, двух больших армий для завоевания всех остававшихся еще не завоеванными монголами земель на Ближнем и Дальнем Востоке: в Китай под руководством Хубилая и в Иран под главенством Хулагу, младших братьев Мунке-хана. В частности, Хулагу завоевал в течение 1256–1257 гг. Иран и, уничтожив в 1258 г. династию Аббасидских халифов с центром в Багдаде, создал здесь для себя и своих потомков особый монгольский улус (государство), правители которого приняли титул ильхана („хан племени“).
По словам Гильома Рубрука, совершившего путешествие в Монголию в 1253–1255 гг. и проведшего немало времени в ханской ставке, Мунке „был человек курносый, среднего роста, в возрасте сорока пяти лет“ [Рубрук, с. 140]. Он, как и многие другие члены „золотого рода“, страстно предавался любовным утехам и наслаждению вином и всякий раз устраивал в своем дворце попойки и кутежи, не считаясь с расходами. Его смерть была такая. Мунке отправился на войну в Китай; когда он осаждал там одну крепость, то „с наступлением лета и усилением жары у него из-за тамошнего климата начался кровавый понос и среди войска монголов появилась холера, так что многие из них умерли. Государь мира употреблял вино против холеры и проявлял в том большое постоянство“. Неожиданно ухудшилось состояние его здоровья, болезнь привела к кризису и он скончался под той злосчастной крепостью [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 147; The Successors of Genghis Khan, p. 228]. По Рашид ад-Дину, это случилось в 1257 году; по китайским известиям в 1259 г. В науке принята последняя дата. Тело Мунке привезли в Монголию и похоронили рядом с могилами Чингизхана и Тулуя.
Со смертью Мунке в конце 1259 г. кончился и период единства Монгольской империи. Мунке не назначил своего преемника, и борьба за престол на этот раз произошла между другими сыновьями Тулуя, а именно: четвертым его сыном Хубилаем и шестым сыном Ариг-Бугой. Хубилай в то время стоял с войском в Китае, а Ариг-Буга находился в Монголии. Царевичи и эмиры, которые состояли при Хубилае, не стали откладывать „дело о ханском престоле“ в долгий ящик, и тут же созвали сходку и так решили на своем совете: „Хулагу-хан ушел в область таджиков, род Чагатая далеко, род Джучи тоже очень далеко, а люди, которые находятся в союзе с Ариг-Букой, совершили глупость“; „если мы теперь кого-нибудь не поставим кааном, то как мы можем существовать?“ Посоветовавшись таким образом, все согласились и в год Обезьяны, соответствующий 658 году хиджры (1260 г.), в середине лета, в городе Кайпин посадили Хубилая на престол царства [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 160; The Successors of Genghis Khan, p. 252].
