Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей
Тем временем в Кочин наконец привезли перец нового урожая. Маттео да Бергамо все еще жаловался, что ему приходится продавать товары себе в убыток, что Кочин плохо снабжается лекарствами и драгоценными камнями и что его самого обвешивают местные купцы, но трюмы быстро заполнялись. А из Каннанура вернулась каравелла с известием, что Висенте Сорде не только взял на борт неимоверный груз пряностей, но еще и захватил в море и ограбил три больших корабля. На борту одного было более сотни человек, и большинство были взяты в плен или убиты. Если честная торговля давала сбой, всегда оставалось пиратство, помогающее свести концы с концами.
Глава 16
Противостояние на море
Рождество прошло в приподнятом настроении для христиан в Кочине и Килоне. Праздник был только чуть подпорчен 29 декабря, когда крепко спавшие матросы «Санто-Антонио» внезапно проснулись от того, что якорный канат их корабля лопнул, они налетели на берег, и в трюмах с пугающей быстротой собирается вода. Они дали два залпа, и на выручку им поспешили шлюпки, но корабль так и оставался у берега всю ночь, пока наутро его не смогли оттащить для экстренной починки.
С началом 1503 года даже варварское нападение да Гамы на Каликут как будто дало плоды. Заморин уже послал два самбука шпионить за флотом; португальцы их захватили и без промедления казнили экипажи. Но теперь прибыло посольство с новым посланием от заморина, в котором вновь приносились заверения в дружбе. Заморин обещал, что если адмирал вернется, то получит возмещение за конфискованные товары; в качестве гарантий он отдаст ему любого человека, которого он назовет и которого может держать в заложниках до полного своего удовлетворения.
Письмо доставил некий брамин, которого сопровождали его сын и два наира. «Сей брамин, – записал Лопеш, – у них вроде епископа и монаха и имеет большие поместья» [492]. Как и остальные в его касте, добавил он, брамин мог путешествовать в полнейшей безопасности, даже когда его страна находилась в состоянии войны, потому что любой, кто причинит ему вред, немедленно будет отлучен без надежды на отпущение грехов. Португальцам тем более польстило, что брамин объявил, дескать, желает отправиться с ними в Португалию. Он объяснил, что привез с собой достаточно драгоценностей, чтобы оплатить переезд, и, если ему позволят, хотел бы купить некоторое количество корицы для торговли. Он даже спросил, нельзя ли ему взять с собой сыновей и племянников, чтобы они выучили латынь и получили наставление в христианской вере.
Для да Гамы это было сладкой музыкой и улестило его забыть профессиональное недоверие. Он решил, что бомбардировка явно образумила заморина и стоит лично вернуться с послом. Когда его капитаны запротестовали, он без обиняков ответил, что если заморин нарушит слово, он повесит брамина и прочих гонцов. Риск того стоит: если он смирит Каликут и заставит его подчиниться португальскому контролю, домой он вернется с победой.
Драгоценности и пряности сановного гостя адмирал велел поместить под замок на флагмане. Сам он поднялся на борт «Флор де ла Мар», которым командовал его кузен Эштеван, и в сопровождении всего одной каравеллы отплыл в Каликут.
Увидев, что адмирал отбыл, купцы Кочина тут же побросали весы. Никакие увещевания раджи не дали результата, они жаловались – капризный христианин возвращается покупать пряности в Каликут. Во главе кочинского флота да Гама оставил дома Луиша Коутиньо, богатого аристократа, командовавшего кораблем «Лионарда», и теперь Коутиньо отправился урезонивать купцов. К двум часам дня он все еще не сумел добиться соглашения и послал Джованни Буонограцию вслед за адмиралом спросить его указаний. На борту находился собрат по оружию Буонограции Томе Лопеш, и снова благодаря ему мы знаем о случившемся.
Ветер был слабым, и чтобы попасть в Каликут, итальянскому капитану потребовалось три дня. По прибытии он осторожно подошел на расстояние полулиги к берегу, но не увидел и следа «Флор де ла Мар». Он поплыл прямиком в Каннанур, решив, что адмирал уже заключил мир и отправился на встречу с дядей, но поскольку из-за крепкого северо-восточного ветра войти в гавань оказалось невозможно, вернулся в Каликут, по-прежнему уверенный, что все хорошо. По счастью, ветер снова отказался сыграть ему на руку, и он вернулся в Каннанур, где наконец нашел потерявшиеся суда в полной боевой готовности, «точно они готовились сразиться с тысячью кораблей» [493]. Капитаны подняли флажки и вымпелы, а команды обменялись новостями.
Насколько понял Лопеш, едва да Гама подошел к Каликуту, то отправил в Каннанур каравеллу за дядей. На борту оставалось лишь несколько десятков матросов для защиты адмирала, и адмирал обратился с теплой речью к брамину и попросил передать ее заморину. Нередко случается, сказал он, что враги становятся большими друзьями, и таковыми христиане станут для заморина. С сего момента они будут вести торговлю так, словно они братья.
Брамин пообещал вернуться к ночи, но вместо него прибыл другой посланник, который объявил, что деньги и пряности для адмирала приготовлены, пусть только пришлет чиновника или офицера, который уладил бы все счета.
Да Гама начал подозревать, что его дурачат, и в ярости ответил, что не пошлет даже самого мелкого корабельного юнгу. В который раз он потребовал, чтобы заморин отдал все, что задолжал, или забыл о сделке.
Посланник советовал задержаться еще хотя бы на день: дескать, воля заморина и его народа адмиралу известна, и вскоре все прояснится. Он тоже пообещал вернуться с ответом.
Той же ночью в последнюю четверть склянки перед рассветом дозорные заметили, что от берега отчаливает самбук. Присмотревшись внимательнее, они различили, что на самом деле это не одно судно, а два, связанные вместе, и что направляются они к их кораблю.
Офицеры разбудили адмирала. Поспешно накинув кое-что из одежды, тот поднялся на палубу, уверенный, что заморин наконец посылает давно ожидаемые товары. Вместо этого он увидел, как от берега к нему беззвучно идут на веслах семьдесят или восемьдесят самбуков. Он решил, что это, наверное, рыболовецкий флот, направляющийся на утренний лов.
Без предупреждения два ведущих судна открыли огонь. Чугунные ядра запрыгали по воде и ударили в борт «Флор де ла Мар». Приблизившись, остальной боевой флот тоже открыл беспорядочную стрельбу. Едва над бортом показывалась голова христианина, с лунного неба сыпался черный дождь стрел. Враг уже подошел слишком близко, и от крупных орудий не было толку, поэтому европейцам оставалось только вскарабкаться на мачты и бросать оттуда камни.
По пути в Каликут да Гама захватил какой-то самбук, и теперь он был привязан к корме «Флор де ла Мар». Индусы завалили его дровами и порохом и подожгли. Пламя перекинулось на ахтерштевень португальского корабля, и матросы поспешно бросились рубить канат. Течение едва-едва успело отнести пылающую лодку.
Когда горизонт осветили лучи рассветного солнца, от берега стали отходить все новые суда. Вскоре вокруг португальского корабля уже роилось около двухсот лодок [494], и с каждой, едва она выходила на позицию, открывали огонь. Пушки на них были сравнительно маленькими, но мстительный заморин явно не пожалел затрат, приобретая любые орудия, какие смог отыскать.
Положение «Флор де ла Мар» становилось отчаянным. Поднятие якоря было делом долгим, к тому же матросы превращались в легкие мишени, поэтому они снова бросились рубить канаты.
Подняли паруса, но корабль не шелохнулся. Прошлой ночью да Гама втайне приказал бросить особый якорь на случай, если люди заморина попытаются перерубить остальные канаты. Этот якорь крепился несколькими железными цепями. Матросам оставалось только рубить их, пригибаясь под яростным шквалом стрел.
Ближе к полудню корабль наконец стронулся с места, и вражеский флот устремился в погоню. Почти сразу же ветер упал, паруса повисли, и снова вокруг закружили весельные лодки.
Как раз вовремя на горизонте лениво показались корабль Висенте Сорде и две каравеллы. Едва увидев, что происходит, они налегли на весла и с трудом погребли к индусскому флоту. Подойдя на достаточное расстояние, они открыли огонь из тяжелых орудий, и индусы рассеялись и отступили к городу.
Адмирал Индийского океана стремительно терял лицо. Он поддался на льстивые уговоры брамина и поплыл прямиком в ловушку. Он был ранен – одиннадцать раз, если верить одному португальскому матросу. Он недооценил смекалку противника и за ошибку едва не поплатился жизнью.
Оставшихся посланников – в том числе сына брамина – да Гама приказал повесить на реях каравелл и велел кораблям несколько раз пройти как можно ближе к городу. Собравшаяся на берегу толпа выкрикивала оскорбления, португальцы открыли по ней огонь. Дав индусам вдоволь насмотреться на омерзительное зрелище, адмирал приказал спустить тела и бросить в захваченную лодку. Ее он послал на берег с последним письмом заморину.
