Наталья Думова - Кадетская контрреволюция и ее разгром
На следующий день Червен-Водали объезжал фронт на Ушаковке. В кадетской газете «Русское дело» в связи с этим была опубликована заметка такого содержания: «Как сообщил А. А. Червен-Водали нашему сотруднику, все части произвели на него прекрасное впечатление и своим внешним видом, и настроением. Повсюду дарит уверенность в скорой и неминуемой ликвидации мятежа. Министр-председатель беседовал и с офицерами, и с юнкерами, и с солдатами на темы дня и благодарил за доблестное исполнение долга перед родиной»56.
Но этот всплеск радостных упований оказался преждевременным. Начало белогвардейской контратаки послужило сигналом к мобилизации коммунистов. Они вошли в состав рабочей дружины, явившейся главной ударной силой на фронте по реке Ушаковке. Штаб Иркутского губкома был преобразован в Центральный штаб рабоче-крестьянских дружин, который фактически возглавил руководство всей вооруженной борьбой.
Главная задача большевиков состояла в том, чтобы добиться превращения военного выступления Политцентра в народное восстание. 29 декабря в Иркутске с самолета были разбросаны листовки, от имени РКП(б) призывавшие трудящихся включиться в вооруженную борьбу против контрреволюции. Под руководством большевиков формировались новые боевые дружины. Центральный штаб рабоче-крестьянских дружин организовал подвоз оружия и боеприпасов и обеспечил ими дружинников. По его приказу к городу стягивались партизаны.
Когда 30 декабря к Иркутску подступило семеновское войско, организованные большевиками рабочие дружины приняли на себя основной удар. Они обратили семеновцев в бегство.
В ночь на 31 декабря большевики освободили из тюрьмы более 400 политических заключенных, которые сразу же вошли в состав рабоче-крестьянской дружины, в ряды местной организации РКП(б). Был избран новый губком; возглавил его, как и прежде, А. А. Ширямов. Тем временем усилиями большевиков восстание разгоралось, охватывая все новые районы Иркутской губернии.
2 января Иркутский губком на совещании с партийным активом поставил перед ним задачу развернуть усиленную агитацию для вовлечения широких масс рабочих и крестьян губернии в вооруженное восстание, а также путем давления на Политцентр и «максимального использования создавшейся конъюнктуры» проводить «в жизнь лозунги Советской власти»57.
В тот же день, 2 января, «троектория» начала новый тур торговли с Политцентром, который опирался на открытую поддержку союзнических комиссаров во главе с генералом Жаненом. Они же выполняли роль посредников в этих переговорах. Сохранилась запись (видимо, черновик телеграммы), сделанная рукой Червен-Водали: «Нижнеудинск, поезд верховного правителя, 3 января, 14 ч. 20 м. Мы настаиваем на том, чтобы Вы отказались от прав верховного правителя, передав их генералу Деникину… Это даст возможность сохранить идею единой всероссийской власти»58.
Соглашаясь на все условия, колчаковские министры молили союзников поддержать, правительство, помочь в подавлении восстания, доказывая, что его результатом явится «переход к большевизму». Червен-Водали пытался добиться хотя бы кратковременного перемирия, чтобы злополучное правительство успело сбежать в Забайкалье, к Семенову59.
Но иркутские большевики не собирались дожидаться, пока Политцентр санкционирует этот побег. Вечером 4 января они повели революционные войска в решающее наступление. Под натиском боевых дружин колчаковские части бросили свои позиции, не дождавшись прекращения словопрений в здании гостиницы «Модерн». Червен-Водали, Ларионов, другие министры и Гинс были захвачены там и взяты под стражу60.
Восстание одержало победу. И хотя официально власть перешла в руки эсеро-меньшевистского Политцентра, фактически она принадлежала Иркутскому губкому РКП(б) и Центральному штабу рабоче-крестьянских дружин. «Население встретило переворот радостно, — вспоминал о тех днях находившийся тогда в Иркутске Л. А. Кроль. — Но далеко нерадостно были настроены члены Политического центра… Они уже чувствовали, что произвели переворот чужими силами, большевистскими, и эти силы теперь наседали, становились требовательнее, толкали к непосредственному большевизму»61. Кадеты отчетливо понимали истинный смысл происходящего. «Разумеется, было бы наивно думать, — сетовал Устрялов, — что падение иркутского правительства есть в какой бы то ни было степени торжество эсеров. Нет, все прекрасно знают, что это торжество большевиков» в его «завершающем и крайнем выражении»62.
Не прошло и 20 дней, как под давлением масс Политцентр вынужден был отказаться от власти в пользу Военно-революционного комитета, сформированного на заседании Иркутского губкома РКП(б) и возглавленного А. А. Ширямовым.
Так в Иркутске была восстановлена Советская власть. Но нужно было отстоять ее от приближавшихся к городу белогвардейских частей.
Это были остатки войск Колчака, в начале января потерпевшие сокрушительное поражение под Красноярском. Накануне наступления Красной Армии красноярские эсеры и меньшевики вкупе с кадетами создали Комитет общественной безопасности, пытавшийся сплотить население и стабилизировать фронт. Эти попытки оказались тщетными. После красноярской операции армия Колчака перестала существовать. Лишь группа в несколько тысяч человек во главе с генералами Каппелем и Войцеховским бежала к Иркутску63. Подойдя к городу, каппелевцы предъявили ультиматум о выдаче им Колчака и Пепеляева, находившихся под арестом в Иркутске.
Заключению бывшего сибирского диктатора и его премьер-министра в тюрьму предшествовали следующие события.
26 декабря 1919 г. поезд Колчака прибыл на станцию Нижнеудинск, где по приказу штаба союзных войск был задержан белочехами вплоть до особого распоряжения. «Дни власти Колчака были сочтены, — писал в своих воспоминаниях А. А. Ширямов, — стоило лишь без всякого риска пнуть его ногой»64. Именно это и сделали сначала союзники, поставившие крест на не оправдавшем их надежды адмирале, а затем белочехи, которые решили использовать головы Колчака и Пепеляева как выкуп за свой беспрепятственный выезд из Сибири. Оба они 15 января были переданы Политцентру. Передача происходила в присутствии члена Сибирского комитета РКП(б) И. В. Сурнова, а охрана Колчака и Пепеляева была организована Центральным штабом рабоче-крестьянских дружин. Под усиленным конвоем их доставили в губернскую тюрьму и поместили в одиночные камеры65.
В тот же день в городе узнали о продвижении каппелевцев. К началу февраля они подошли уже вплотную к Иркутску. Почуяв приближение белогвардейцев, активизировались контрреволюционные элементы. По городу разбрасывались портреты Колчака, черносотенные прокламации, восхвалявшие его и призывавшие к его освобождению, контрреволюционные листовки. При обысках во многих местах обнаруживали спрятанное оружие, боеприпасы, военное снаряжение. Были совершены даже две попытки похитить Колчака и Пепеляева под видом вызова их на допрос, с предъявлением фальшивых документов от имени ревкома. Имелись сведения о том, что в городе существует тайная контрреволюционная организация, цель которой — освобождение «верховного правителя» и его премьер-министра66.
Опасность положения до крайности усугублялась нависшей над Иркутском угрозой прорыва каппелевцев. Учитывая все эти факторы, Военно-революционный комитет 6 февраля 1920 г. постановил расстрелять Колчака и Пепеляева. Постановление заключалось словами: «Лучше казнь двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв»67. В ночь на 7 февраля приговор был приведен в исполнение.
Когда председатель губернской Чрезвычайной комиссии большевик С. Чудновский, войдя в тюремную камеру к Пепеляеву, зачитал ему постановление ревкома, тот упал на колени и стал слезно умолять о пощаде. «Он уверял, — вспоминает присутствовавший при этом комендант Иркутска Бурсак, — что вместе со своим братом генералом Пепеляевым давно решил восстать против Колчака и перейти на сторону Красной Армии. Я приказал ему встать и сказал: „Умереть достойно не можете… ”»68. Вместе с Колчаком и Пепеляевым был расстрелян палач-вешатель, в период колчаковщины приводивший в исполнение смертные приговоры в иркутской тюрьме69. Их общий конец представляется символичным: все трое были беспощадными палачами трудящихся Сибири.
20 мая 1920 г. в Новониколаевске состоялся суд над другими, не успевшими сбежать белогвардейскими преступниками. В их числе на скамье подсудимых ожидали расплаты Червен-Водали — последний премьер-министр Колчака — и Клафтон — преемник Пепеляева на посту председателя Восточного отдела ЦК партии «народной свободы», один из главных заправил колчаковской пропаганды. Согласно приговору они были расстреляны 23 июля 1920 г.
