Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов
По мнению многих, в лице президента Джона Ф. Кеннеди Америка пережила возрождение. Молодой, энергичный, красивый, из хорошей семьи, он обладал харизмой, которой нелегко было противостоять. С годами блеск несколько потускнел. Он был закоренелым бабником: «Интересно, — заметил он как-то удивлённому, если не сказать ошарашенному Макмиллану, — как это бывает у тебя, Гарольд? Если у меня три дня нет женщины, у меня страшно болит голова». Его убийство сыграло положительную роль в его политической и личной репутации, может быть, не вполне справедливо. Ибо его привлекательная внешность, казалось бы, настоящего мужчины скрывала непрерывную физическую слабость и острую боль, последствием чего вполне могло быть то, что его политические решения не всегда бывали вполне взвешенными. Во время инцидента в Заливе Свиней (Плайя-Хирон) Кеннеди поддался убеждению, что Куба как политический сателлит Советской России представляла угрозу для безопасности Америки. Он знал, что ЦРУ обучает кубинских эмигрантов в Гватемале, и одобрил решение, в противовес совету экспертов, начать вторжение на остров; но высадка в Заливе Свиней оказалась роковой ошибкой, кубинцы разгромили предполагаемую оккупационную армию. Кеннеди предупреждали, что не стоит осуществлять эту, как сказал Дин Ачесон, «безумную идею», но он допустил грубый просчёт. Его решение поехать в Даллас в 1963 г. было непродуманным и даже безрассудным, так как он хорошо знал, что это центр сильных антиправительственных настроений и что визиты Эдлая Стивенсона и сенатора Фулбрайта чуть не привели к беспорядкам. Он только заметил своему брату, что от этого поездка станет более захватывающей.
Кеннеди всё время испытывал боль, что требовало применения стероидов, местной анестезии и стимуляторов. Он ушёл из Принстонского университета, не закончив курс, из-за вирусного гепатита. Сначала его признали непригодным к военной службе, но в конце концов приняли во флот, где травма, которую он первоначально получил, играя в футбол в Гарварде, проявилась, когда японский истребитель протаранил его корабль. Впоследствии ему нарастили левую пятку, и он носил скобу с зубьями.
Что ещё более важно — он страдал от нарушения функции надпочечников, болезни Аддисона, которая приводила к слабости и неспособности бороться с инфекцией. Это могло сказываться на умственных процессах. Он всегда очень старался скрыть свои физические немощи. Чтобы не было заметно начало болезни Аддисона, он загорал и пользовался лосьоном для загара. Во время президентских выборов в 1960 г. Линдон Джонсон, на недавний сердечный приступ которого Кеннеди намекнул в речи, произнесённой на съезде демократической партии в Лос-Анджелесе, в ответ сообщил, что у Кеннеди болезнь Аддисона. В то время сторонники Кеннеди яростно опровергали это, но утомляемость, эмоциональная неустойчивость, депрессия и раздражительность, от которых он страдал, были характерными симптомами этой болезни. Частично он мог бороться с нею, принимая стероиды, но это грозило психиатрическим осложнением. Его лечили стимуляторами, такими, как прокаин с амфетаминами, не понимая потенциально опасных побочных действий болеутоляющих средств, без которых он не мог жить до конца своих дней.
Его главный медицинский советник стал затем модным врачом в Нью-Йорке, это доктор Макс Джейкобсон, который лечил многих знаменитостей, в том числе Трумэна Капоте и Теннесси Уильямса. Джейкобсон, которого Кеннеди прозвал «Доктор Фил Гуд» («будь здоров») сопровождал Кеннеди в Вену, где тот встречался с советским руководителем Хрущёвым. Есть причина предполагать, что лекарства, которые применял Джейкобсон, оказывали вредное воздействие, и в апреле 1975 г. Совет регентов штата Нью-Йорк отобрал у него лицензию по обвинению в нарушении врачебной этики по сорока восьми пунктам.
Можно было бы поразмышлять о проблемах психологии и здоровья, с которыми сталкивались и последующие американские президенты. Например, возможно, у Ричарда Никсона было что-то от мании величия. «Глянь, — сказал он спутнику в президентском самолёте, когда он кружил над Вашингтоном и Белым домом, — глянь на всё это! И это всё моё!» Возможно, обращение миссис Рейган к астрологии подводило итоги власти чрезвычайно популярного, но пожилого президента, чьё влияние на дела в стране давно казалось минимальным. Но достаточно уже сказанного, чтобы проиллюстрировать, что даже в Стране Свободы самые высшие должностные лица были далеко не свободны от недостатков.
Проблемы здоровья не тревожили Макензи Кинга, премьер-министра соседней с Америкой Канады, но Кинг был, как показывает его дневник, жертвой психологического отклонения в форме странных верований — занятие спиритизмом, столоверчением, чёрной магией — которые целиком определяли его личную жизнь. Категорически утверждалось, что эти увлечения не оказывали значительного влияния на его политические решения, но кажется более чем вероятным, что бывали времена, когда они просачивались из его исключительно личной жизни в общественную область.
Уильям Лайон Макензи Кинг был, вероятно, самым выдающимся канадским политиком XX в., и он оставался в премьерском кресле дольше, чем любой другой премьер-министр Содружества, включая сэра Роберта Уолпола. Несмотря на кризисы и деления внутри его партии, не будучи выдающимся оратором и не обладая личной харизмой, он сплотил канадскую либеральную партию в прочную политическую фалангу. Со стороны его карьера казалась почти непревзойдённой.
И всё же по характеру Кинг был загадочной и сложной личностью. В ранние годы его жизни и в сущности ещё долго после своей смерти в 1917 г. главной фигурой для него была мать, Изабел Грейс, дочь Уильяма Лайона Макензи, руководителя восстания 1837 г., от кого Макензи Кинг, возможно, унаследовал глубокий интерес к либеральным и социальным реформам. Похоже, что даже в молодости он был весьма одинок. Он интересовался женщинами и, как У.Ю. Гладстон, проявлял некоторый интерес к перевоспитанию проституток, на уловки которых, возможно, время от времени попадался. У него была пылкая, но очевидно не гомосексуальная дружба с товарищем по учёбе Бертом Харпером, который рано умер: он утонул, пытаясь спасти конькобежца, и это было для Макензи Кинга неподдельным горем. После этого он был в основном одиночкой, у него было мало близких друзей, жил он за дверями Лориер-Хауса и в своём сельском поместье в Кингзмире, чувствуя там себя помещиком.
Он был реалистичным и даже беспощадным политиком, но настоящим миром для него стали внеземные пришельцы из средних веков, мир духов, которых он вызывал при помощи медиумов, постукиванием по столам, сновидениями, магическими числами. На земле единственной его привязанностью был ирландский терьер Пэт. «Крошка Пэт, — писал он в 1932 г., — вышел из спальни и облизал мне ноги — милая добрая душа, он почти человек. Я иногда думаю, что он — это утешитель, которого мне послала моя дорогая мама». «Крошка Пэт, — писал он в 1939 г. в день, когда Британия объявила войну Германии, — …маленькая ангельская собачка», которая когда-то станет «маленьким собачьим ангелом». Прежде чем достичь этого звания, Пэт прожил ещё два года и умер в преклонном возрасте семнадцати лет. Когда он умирал, Кинг пел ему вслух «Спасён в объятиях Иисуса» («когда я пел, я смотрел на фотографию моей дорогой мамы»). Потом появился другой Пэт, который выполнял ту же роль. «Перед тем как лечь спать, — писал он в канун Рождества 1944 г., — я немного побеседовал с Пэтом в его корзине. Мы вместе говорили о Младенце Христе и как его положили в ясли». Когда в 1947 г. король Георг VI оказал Кингу высокую честь, наградив его орденом «За заслуги», Кинг признался в своём дневнике, что его собаки были более достойны этой чести, чем он сам.
Навязчивый интерес к спиритуализму проявился сравнительно поздно в его политической жизни, так как только во время избирательной кампании 1925 г., когда Кингу был уже пятьдесят один год, он встретил медиума, миссис Л. Блини из Кингстона, которая оказала огромное влияние на его житейскую философию. «Разговор с этой женщиной, — Писал он, — оказывает странное влияние, он очень приблизил меня к дорогим мне людям в великом загробном мире, который сейчас мне представляется скорее великим вездесущим, здесь и теперь». «Вы благополучно, — сказала ему миссис Блини, намекая на выборы, — перейдёте в чистую безупречную атмосферу, где снова будете дышать свежим сладким воздухом свободы и справедливости после тяжёлой борьбы». Кинг решил, что эти слова — «воистину удивительное видение ситуации, которую можно было предсказать только при помощи спиритизма».
Через семь лет на сеансе в Броквиле, организованном вдовой канадского сенатора миссис Фулфорд, он встретил миссис Этту Райт, тоже медиума, которая связала его с ушедшими: с его матерью, сэром Уилфридом Лориером и другими политиками. «Не может быть совершенно никакого сомнения, — писал он, — что лица, с которыми я разговаривал, были мои близкие и другие, которых я знал и которые от нас ушли. Это были духи ушедших».
