Соня Кошкина - Майдан. Нерассказанная история
Я вернусь все-таки к рассуждению: для чего это нужно и кому это нужно?
Да, давайте.
Я вырос на Донбассе и собирался там прожить всю жизнь. Я вырос среди людей, многие из которых сейчас покинули свои дома, некоторые погибли, многие голодают, и я вообще не вижу смысла в происходящих действиях, в которых погибают люди. Я считаю, что единственный вариант, как попытаться сохранить нашу страну и предотвратить эти бесполезные смерти украинских солдат и невинных людей (и детей и женщин), — это мирные переговоры. И если говорить о людях, которые у меня работают, они также подвергаются, как и все жители Донбасса, огромной опасности. Некоторые из них выехали с территории Донецка. Рушится наша страна, рушится Донбасс. Мне, моим знакомым, моим друзьям и сотрудникам моей компании, кроме страданий и горя, эта война ничего больше не приносит.
Это если разбираться в мотивации. А теперь — вы обещали — скажите: исходя из мотивации, похоже, что я финансирую террористов или не похоже?!
Если исходить из этих слов, то, конечно, не похоже.
А какие еще могут быть слова, какая еще может быть мотивация?
О чем вам говорит фамилия Романов, и когда вы последний раз общались с ним по телефону?
Кто это?
Бывший начальник Донецкого МВД.
Тогда понял. Слышал, что такой есть.
Вы с ним не общались?
В принципе?
В последнее время по телефону…
В последнее время я с ним не общался точно. Мы как-то пересекались на каких-то мероприятиях в Донецкой области…
Говорят, что вы каким-то образом участвуете в военных схемах и якобы через него отдаете команды.
А он что. там что-то делает? Я об этом ничего не знаю.
Если гипотетически допустить, что войну вы таки финансируете, есть шанс вернуться на развалины…
В этой войне не может быть ни победителей, ни проигравших, и она постепенно может превратиться в священную войну для обеих воюющих сторон, потому что люди теряют семьи, близких, друзей, и война уже вошла в стадию абсурда.
А кто с кем воюет?
Надо прекратить эту войну, а потом разбираться.
В начале разговора у вас мелькнуло слово «боевики». Считаете ли вы, что на Донбассе сегодня присутствуют русские наемники, которые воюют против украинской армии?
Для того чтобы всерьез об этом рассуждать, надо иметь информацию. На сегодня есть только информационная пропаганда, но, исходя из нее, нельзя сделать объективные выводы.
Говоря о пропаганде, вы имеете в виду российские каналы?
Есть каналы украинские, где ведется информационная политика, есть каналы российские, где ведется информационная политика, и на основании каналов или каких-то интернет-изданий никогда нельзя было составить правдивое мнение.
Я поставлю вопрос по-другому: безусловно, в Донецке и Донецкой области есть люди из числа местного населения, которые искренне настроены против нынешней украинской власти и готовы доказывать свою позицию с оружием в руках. Но есть ли там, на ваш взгляд, специально подготовленные, обученные боевики, которые пришли на территорию Украины с территории России с целью разжигания конфликта и убийства украинцев?
Я повторяю: для того чтобы сделать какой-то вывод либо о присутствии, либо об отсутствии каких-то иностранных формирований, нужно иметь объективную информацию. Если судить о ситуации только из открытых источников, которые мне доступны, такой вывод сделать невозможно, он будет ошибочным.
Например, известно, что господин Гиркин является гражданином Российской Федерации…
Да, об этом пишут.
Он сам это признает!
Я об этом не знаю. Я не слышал.
Вы сейчас живете на территории Российской Федерации, и вам не с руки признавать, что в Украине воюют русские.
Вы понимаете, я в жизни привык отвечать за свои слова, и если сделаешь какое-либо заявление, оно должно быть на чем-то основано. Если у меня нет доказательств факта их присутствия или отсутствия, то это вообще не факт, а фантазия.
Для того чтобы иметь такие факты, вам нужно присутствовать на месте событий?
Если бы я своими глазами видел каких-то русских наемников, я бы сказал, что я их видел.
Хорошо, вы видели, что происходило в Крыму, когда находились там в марте. Вы сказали, что Крым — это украинская территория. Что тогда сделала Россия? Это была аннексия, или что это было со стороны России? Вооруженная оккупация?
Мне такие оценки давать неправильно.
Потому что вы живете в России!
Потому что я привык считать Крым украинским, и то, что он сейчас не в полной мере принадлежит Украине или вовсе не принадлежит Украине, — я считаю, что радикальные действия новых властей, грубые и направленные на расшатывание ситуации, привели к этому.
Еще раз: что сделала Россия по отношению к украинскому Крыму? Как это назвать?
Когда мы говорим о какой-то административной единице, нужно понимать, что Крым — это не горы и море, а люди, там проживающие. Не думаю, что референдум, который там прошел, был направлен против Украины или за Россию. Я думаю, что люди просто хотели защититься от радикальных действий, от войны. Вот моя оценка ситуации.
Я понимаю. Но вы осознаете, что референдум был, мягко говоря, незаконным?
А как это объяснить людям, которые хотят защитить себя и своих детей от войны, от агрессии, от смертей? Как объяснить людям, что этот референдум незаконный?!»
«От президента никто не слышал слов о том, что мы не идем в Европу»— Майдан начался двадцать первого ноября, с фееричного объявления Николая Азарова о том, что в Европу мы больше не идем. Вы заранее знали о смене курса?
Нет, узнал, как и все, из телеэфира. Но не о том, что мы не идем в Европу, а о том, что дата подписания Соглашения об ассоциации откладывается, что еще продолжаются консультации. Где и когда прозвучало «мы не идем в Европу»?
Все понимали, о чем речь и какой именно смысл вкладывался в то заявление Азарова.
Я не сильно следил за тем, что говорит Азаров. За политический курс отвечает президент, правильно? А от президента слов о том, что мы не идем в Европу, никто не слышал. Просто было приостановлено подписание Соглашения — до уточнения некоторых пунктов.
Соглашение об ассоциации — судьбоносный для нас документ, и подходить к нему необходимо ответственно.
Было достаточно времени, чтобы все взвесить. Более того, еероинтеграционный курс был приоритетом государственной политики последние годы, и тут ни с того ни с сего за неделю до Вильнюса…
Знаете, если говорить о бизнесе — бывает так, что договор уже на столе лежит, уже ручки в руках, а все равно не подписывают. Президент должен был соблюдать интересы украинского народа, и если он видел, что интересы эти могут быть в чем-то ущемлены, — прежде всего экономически, я имею в виду, — он имел право даже в Вильнюсе от этого отказаться. Поскольку ответственность перед своим народом — выше всего.
После начала событий на Майдане, особенно после разгона студентов, многие советовали ему отправить в отставку Азарова и министров силового блока. Какого мнения придерживались на сей счет вы? Думаете, отставки смогли бы тогда разрешить проблему?
Мне кажется, революционные технологии не позволили бы прекратиться Майдану, даже если бы президент снял Азарова, Захарченко, да кого угодно. Нашли бы новый повод.
Но если вы спрашиваете о президенте, то, конечно, он бы снял кого угодно, если бы понимал, что это предотвратит разворачивание кризиса в стране.
Еще в первых числах декабря у вас в Донецке произошла встреча с одним из высокопоставленных представителей тогдашней оппозиции, нынешней власти.
Я встречался и общался со многими. У меня широкий круг общения.
Важна даже не фамилия, а сама канва беседы. Так вот, уже в первых числах декабря вам сказали, что уже сейчас нужно договариваться о гарантиях безопасности для Виктора Федоровича. Гарантиях спокойной передачи власти, дальнейшей безопасности. Тогда вы всерьез это не восприняли.
Президент постоянно находился в переговорном процессе. Он сам делал все для того, чтобы посадить за стол переговоров оппозицию, привлечь международных посредников. Все это происходило публично.
Многие тогда считали эти переговоры неискренними, просто маневром для затягивания времени.
