Фрэнк Маклинн - 1759. Год завоевания Британией мирового господства
31 июля стоял ясный и жаркий день с легким ветерком. Это идеальная погода для амфибийных (десантных) операций. И Вульф начал атаку. После артиллерийской дуэли между британскими военными кораблями и французскими батареями, расположенными к востоку, он поднялся на борт корабля «Рассел» и вновь потряс всех своим легендарным хладнокровием под огнем противника. Трижды около него пролетали падающие обломки оснастки корабля, даже трость у него из рук выбил снаряд.
Но когда Вульф увидел редут крупным планом, то это ему категорически не понравилось. Редут оказался значительно ближе к французским полевым оборонительным сооружениям, чем считали британцы, когда видели его на расстоянии. Теперь французские фортификации казались настоящей смертельной ловушкой.
Совершенно непостижимо, как британцы, даже если они смогут взять редут под носом у французов, выдержат контратаку или интенсивный безжалостный обстрел снарядами сверху.
Пока Вульф размышлял о том, не следует ли отменить атаку, уронив достоинство и подорвав боевой дух, он заметил, что среди французских защитников возникли «замешательство и беспорядок» (так он позднее это и назвал). Хаос у противника придал британскому командующему уверенности.
Вульф приказал Монктону в Пуэнт-Леви привести своих солдат, переправляясь через реку, а Таунсхенду, командующему в районе Монморанси, выполнить диверсионное нападение во фланг. Батареи в ущелье реки Монморанси должны накрыть огнем французские позиции, пока солдаты Таунсхенда будут переправляться вброд через реку в нижнем ее течении.
Вульф совершенно ясно делал двойной ход. Вероятно, он хотел немедленно воспользоваться моментом, чтобы пойти в полную фронтальную атаку на самые мощные французские позиции, используя 5 000 солдат против противника, численность которого была в два раза больше. Морские пехотинцы и гренадеры в лодках были готовы высадиться приблизительно к 11 часам утра, но многие суда сели на скрытые отмели. К тому времени, когда десантные войска нашли место, подходящее для выгрузки, было уже около 5 часов дня. В этот момент уже начался отлив, небо потемнело и нависло над ними.
Предполагалось, что тринадцать рот Гренадерского полка, высадившиеся на берег, должны построиться в соответствии с установленным порядком, пока все войска выгружаются из лодок. Но в тот день среди гренадеров на борту царил дух энтузиазма (легенда говорит, что солдат взбудоражили скверные вирши, сложенные сержантом Ботвудом из 47-го подразделения). Поэтому, как только они оказались на берегу, гренадеры уже не могли более сдерживаться и бросились на редут.
Французы сразу же ушли оттуда, но гренадеры не успели еще овладеть им, как на них обрушился град пуль противника, засевшего на высотах над ними. Свист и вой пуль не остановили британцев, они шли вперед, пытаясь подняться по крутому склону. Вторая очередь мушкетных пуль и картечи сверху остановила десятки солдат на их пути. Но осталось много выживших. Поэтому они мрачно примкнули штыки, вдохновляемые мыслью, что к этому времени у французов должны закончиться боеприпасы.
И в этот момент разразилась летняя гроза. Дождь лил как из ведра такими плотными струями, что французские защитники не могли различить солдат, поднимающихся по холму. Между тем гренадеры беспомощно скользили по грязи и мокрой траве. Наконец, придя в отчаяние, они отступили к редуту. А затем Вульф дал сигнал общего отступления.
Во время отступления гренадеров индейцы, союзные французам, воспользовались возможностью: они поспешно спустились к редуту и сняли скальпы с убитых гренадеров.
Тем временем бригада Таунсхенда, действуя из района из Монморанси, перешла вброд реку ниже по течению и направлялась в предполагаемую фланговую атаку. Внезапно поступил приказ об отступлении. Это создавала новую опасность: можно сказать, что у солдат Таунсхенда имелся билет только в одну сторону. Они прошли по броду во время отлива. Теперь возникла опасность, что бригада окажется отрезанной на другом берегу реки быстро поднимающимися водами.
Перейти по броду обратно в таких условиях оказалось крайне сложным делом. Вульф направил солдат 78-го Хайлендерского полка прикрывать отступление по броду. Это и было выполнено с характерным шотландским героизмом.
Некоторые из их сотоварищей находились вместе с десантным подразделением на берегу. Возникли громкие споры, когда Вульф приказал шотландским горцам вернуться по броду. Они ответили, что не намерены отступать в ущелье реки Монморанси, пока не убедятся в том, что никто из их клана не остался на берегу.
Невысокое мнение Вульфа относительно шотландцев нисколько не улучшилось в результате такой недисциплинированности. Однако горцев убедили, что все их соотечественники благополучно погрузились на борт лодок. Только после этого они переправились по броду. Но к тому времени уровень воды настолько поднялся, что это удалось с большим трудом. Пришлось больше плыть, а не идти.
В результате британцы потерпели самое крупное поражение после Тикондерога в 1758 г. (Важно, что это случилось при фронтальном штурме). В списке потерь Вульфа насчитывалось 443 солдата, включая 210 убитых. Потери французов составляли около шестидесяти убитых и раненых, все они вызваны начальным артиллерийским обстрелом из района Монморанси.
Вокруг этого поражения разгорелись жаркие споры. Гренадеры остались с убеждением, что были на волоске от победы, когда разразилась летняя гроза. А французы были точно в такой же степени уверены в том, что всех гренадеров они сумели бы перебить, если бы те приблизились к полевым оборонительным укреплениям. А шквал в этом случае рассматривался как еще один пример «протестантского ветра».
Глубокую горечь вызвали инциденты со снятием скальпов, когда гренадеры отступали от редута. Но это до некоторой степени смягчалось волнующим проявлением французского благородства. Со смертельно раненого капитана Остерлони индейцы готовились снять скальп, но в этот момент вмешался солдат Гайен и оттеснил дикарей, после чего подоспели французские офицеры. Они унесли умирающего Остерлони в безопасное место, где тот мог мирно скончаться. Последняя предсмертная просьба капитана заключалась в том, чтобы неизвестного спасителя наградили горсткой гиней из его кошелька, но французы отказались от награды.
Когда об инциденте узнал Вульф, он написал Водрейлю, предложив за героический поступок двадцать фунтов стерлингов. Однако губернатор отклонил это предложение, заявив: французский солдат просто действовал в соответствие со стандартным приказом предотвращать зверства.
Водрейль и в самом деле пребывал в хорошем на редкость настроении. Теперь он совершенно уверился в том, что единственная опасность, которая угрожает французам, может быть только на озере Онтарио. Но Монкальм в силу пессимизма или реализма знал больше. Он писал Бурламаку: «Понимаете, месье, наше дело, безусловно, стало всего лишь прелюдией к чему-то более важному. И это важное уже сейчас ожидает нас».
Действительно, имелось нечто отчаянное в действиях Вульфа 31 июля.
Первоначальный план вытеснения Монкальма с оборонительной позиции страдал рядом недостатков. Вероятно, он вообще не мог быть успешным. Но решение, принятое экспромтом в тот самый момент, когда он увидел, что все более ранние предположения и расчеты оказались неверными, ставит сложные вопросы перед любым, кто хотел бы изобразить Вульфа военным гением. Разве Монкальм при Тикондерога не продемонстрировал, что может произойти с фронтальной атакой на хорошо обороняемые позиции? А на самую слабую точку французской позиции не выполнили даже рискованного лобового удара. Даже в том случае, если Вульф каким-то чудом смог бы взять высоты, то основная масса французских войск просто отступила бы за реку Сен-Шарль и переформировалась на дальнем берегу. И тогда, в некотором смысле, Вульф вернулся бы туда, откуда и начинал атаку.
Вульф не был мастером-стратегом. Он оказался оратором, уклоняющимся от прямого ответа, и нерешительным человеком. Но Монкальму едва ли удалось выйти с честью из боев 31 июля, так как он категорически заявил Леви за несколько дней до сражения, что подобный удар не может произойти вообще.
Борьбу Монкальма с Вульфом возводят до мифического предания, сравнивая их с Гектором и Ахиллесом, Арджуной и Карной. В 1759 г. на кону в Северной Америке стояли крупные ставки, но обоим командирам-соперникам, хотя они и были талантливы, оказалось очень далеко до военных гениев.
Глава 7
Португалия, залив Лагуш
Вокруг «красавчика-принца» Чарли сложено много мифов. До последнего времени существовало мнение, что у него была подавлена сексуальность; в настоящее время от этой выдумки отказались. Более устойчивым оказалось представление, что он был болваном, страдающим нервозной несостоятельностью приспособиться к реальности. Подразумевается здесь вот что: стоицизм всегда связан с интеллектом, а волюнтаризм — с глупостью.
