Александр Мясников - Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР
Но не будем повторять туристские проспекты. Нельзя обойти, впрочем, музеи: National Gallery, выходящая на Трафальгарскую площадь (с ее колонной Нельсону), конечно, превосходна по составу своих сокровищ. Интересны англичане, которых мы меньше знаем: удивительные марины Тэрнера – туманы, моря, бури, скалы в каком-то золотом тоне, с пестрыми переливами – разложением солнечного света наподобие радуги. Вот он, импрессионизм – еще за полстолетия до французов! Констебл кажется менее интересным, но он хорошо отразил английский пейзаж. Веласкес представлен едва ли не лучшим его творением «Венера с зеркалом». Много старых шедевров! Чудная девушка с гибким телом, лежащая на ковре, изображенная со спины. Поразительна Сюзанна Фурман Рубенса – в шляпе (Le chapean de Paele). Прекрасны портрет женщины в косынке Вейдена (Reyer von der Weyden, 1399–1464 г.), Боттичелли – мадонна с младенцем и двумя ангелами (все три женских лица, их волосы, изящные ручки, просто диво). «The shrimp girl» Хоггарта, тогда как его жанровые вещи неприятны, фарс какой-то. В Tate Gallery пришлось идти далеко вдоль по берегу Темзы, там выставлена знаменитая «Ложа» Ренуара, – немало и более левых вещей, в том числе и мало нам известных современных англичан. Наконец, необходимо отметить громадное впечатление от Британского музея с его грандиозными коридорами (галереями), в которых собраны величайшие ценности по различным вопросам исторической, естественно-исторической, историко-архитектурной наук. Мне особенно понравились собрания книжных художественных миниатюр – в частности, иранские рисунки с тонкими фигурами, изящной раскраской, экспрессией, фантазией. Мне кажется, что плоскостная, условная манера их очень близка нашей иконе – как равно и стремление в одной картине дать эпизоды, относящиеся к разному времени и описываемой истории.
...Сочетание дворца и лицея, как известно, мы имели в Царском Селе
Поездка в Виндзор познакомила нас с великолепным замком, построенным в XV–XVII веках, он и до сих пор служит периодическим местом пребывания королевской четы. Отдельные части его еще восходят к XII веку – например, круглая башня (из красного кирпича) и некоторые стены, возвышающиеся на берегу Темзы. Я не умею описывать прелести дворцов; прогуливаясь по анфиладам зал, публика не устает замирать от восхищения при виде роскоши, красоты вещей и т. п. Меня же автоматически тянет рассматривать картины, портреты Эдуардов и Генрихов и других и их жен и придворных господ. Но имеется и специальная галерея, где висят автопортреты Рубенса, портрет матери художника – Рембрандта, его же «Еврей», портреты Гольбейна и Дюрера и ряд импозантных ван Дейков (ведь ван Дейк жил в начале XVII века в Англии). Кстати, нам показали и бюст Черчилля.
К замку примыкает и Итон-колледж, учебное заведение, в котором получают по традиции образование юноши знатных английских семейств (он основан еще в середине XV века). Сочетание дворца и лицея, как известно, мы имели в Царском Селе.
Конгресс по аллергии в сентябре 1959 года, на который я в первый раз прибыл в Англию, прошел как-то мимо (я тогда с трудом понимал английскую речь). Возили нас еще куда-то на станцию, где велись исследования по десенсибилизации против сенной лихорадки – болезни, частой в Англии. Наконец, в большом зале гильдий, что за собором Св. Павла, членов конгресса принял мэр города; тот, кто имел право носить мантии (это были английские ученые), – оделись в них; члены нашей делегации разрядились в черные костюмы и шли пешком по улице, точно на похороны. Был еще прием в Лондонском университете, высоком новом здании города, но уступающем московскому.
На этом приеме были две привлекательные женщины – и внимание мое раздвоилось. Одна – очень молодая и стройная немочка, жена немецкого профессора Дерра, а он старше, лет 65 или больше, вот молодец, ну да бог с ним. Другая – жена одного из организаторов конгресса, доктора; ей оказалось 28 лет, она вышла замуж всего год назад (в Англии интересные молодые девушки поздно выходят замуж); с этой молодой дамой мы подружились и переговорили об английской и русской литературе, о нашем балете (в Англии сейчас много внимания уделяют балету и считают своих балерин ученицами Карсавиной и Павловой). Вообще, кто сказал, что англичанки некрасивы? Напротив, я согласен с Герценом, который где-то писал, что среди англичанок много некрасивых, но если поставить себе цель найти истинно красивую, то она наверняка будет англичанкой. Очень хорошо сочетание каштановых волос с розоватым длинным лицом да еще серыми или синими глазами. Может быть, они в большинстве своем длинны? Но это скорее относится к мужчинам, те действительно долговязы. Англичане мне вообще понравились: это люди простые, разумные, образованные (по сравнению с американцами). Чопорность и замедленность реакции – это скорее проявление сдержанности, привитой воспитанием, традициями. Они здорово хохочут (вспоминается при этом, что когда-то говорилось о «веселой старой Англии»). А. П. Чехов (его, кстати, здесь очень любят и хорошо знают) не прав в своей «Дочери Альбиона», он просто оказался жертвой предвзятых взглядов, а сам не бывал в Англии и, следовательно, не мог знать и характера дочерей этой страны.
Еще одно впечатление, идущее вразрез с обычным: погода в Англии даже осенью (мы были в сентябре) может давить вас солнцем не хуже, чем в Сочи (за все 10 дней пребывания не было ни одного дождя), стояла теплынь. А вернулись мы домой через Ленинград и от Ленинграда поездом, так как над Москвой стояли свинцовые тучи, лил холодный дождь, и «Внуково» не принимало.
Второй раз я был в Англии в 1963 году на международном конгрессе по питанию в Эдинбурге, ездил я вдвоем с З. А. Бондарь. На небольшом пустынном аэродроме никто не встречал, нас довезли до центра японцы (тоже прибывшие на съезд). В городе мы нашли оргкомитет, меня направили в общежитие. З. А. устроили в частном доме (пансион). В общежитии для студентов никого не было (были еще вакации – хотя конец сентября), в маленькой комнате помещалась лишь койка, столик, шкаф. Уборная общая. Утром давали обычный английский брекфест, вечером чай с печеньем. Было просто. Обедали в столовой университета. Конгресс был сложным: не только для медиков, но и для химиков, специалистов по питанию и т. п. Все же было много весьма интересных докладов. Мой доклад «Витамины и атеросклероз» прошел удачно; он был программным, поэтому я даже получил гонорар, 20 фунтов, что позволило участвовать в платном банкете и разных поездках (я платил и за З. А.).
Эдинбург красивый город – он основан еще в VII веке Эдвином (в честь кого и назван сам город); с горы прекрасный вид на центр города, на Princess Street с памятником Вальтеру Скотту. Эдинбургская национальная галерея весьма богата произведениями лучших мастеров мировой живописи. Особенно привлек мое внимание Гойя – El Medico (врач в красной тоге приготовляет лекарства – книги, таз с каким-то снадобьем – великолепно лицо и особенно руки врача), хороши и другие испанцы – Веласкес, Эль Греко, а также Рубенс. Очаровательнейший Ван Гог, весенний пейзаж Арля, удивительный по ощущению радости, нежности (как многообразна натура художника!). Был дома у одного из организаторов конгресса – профессора Оливера (я его встречал раньше на других конференциях и его милую жену – у них четверо детей, старший сын собирает марки и был рад получить русские). Там были и другие специалисты по атеросклерозу – Кисе, Кинзер, Кричевский, Броун-Стюарт.
...Конгресс был сложным: не только для медиков, но и для химиков, специалистов по питанию
Съездили мы и в соседний Глазго; блеск магазинов, отличные улицы и все такое. Особенно понравились парки около Университета, там же памятник Гарвею, открывшему кровообращение. Когда бродишь по незнакомому городу – а именно надо ходить пешком, – испытываешь особое чувство нового. Одно из несомненных удовольствий жизни. Но как много на свете людей! Как много обширных городов, в каждом из которых своя, сложившаяся веками жизнь да и столько живет индивидуальных жизней с их любовью, заботами, радостями, успехами, несчастьем; наконец, все-все умирают и живут другие, а потом эти умирают и живут другие и т. д. Это, конечно, философия дурацкая, но приходит в голову. В Эдинбурге два года тому назад была с туристами-медиками моя жена Инна. Мне было приятно проходить мимо той большой гостиницы у вокзала на главной улице, в которой она останавливалась. Мне даже по временам казалось, что в ней, этой гостинице, что-то осталось мне родное. Вот когда – издалека – иногда находит на вас нежность к своим. Вообще за границей я могу быть обычно с хорошим настроением только две недели – позже начинает брать скука по дому. В гостях хорошо – дома лучше. И это относится как к стране, так и к семье. Летишь домой со смешанным чувством: а) не случилось ли там чего? б) какие там новости, события; в) сколько буду рассказывать! Наконец; г) везу подарки. Для этого последнего надо, конечно, суметь потратить свои маленькие деньги, оставшиеся от еды, на что-то, которое должно вызвать радость, возможно, что женщины ждут то, что можно красиво надеть. На этот раз я, впрочем, истратил 9 фунтов на себя, а именно купил очень интересную книгу о новом русском искусстве (о нашем «авангарде», то есть левых художниках), блестяще написанную молодой и умной англичанкой.
