Маремьяна Голубкова - Мать Печора (Трилогия)
- Пришлось встать, так надо и взять, - отвечает поговоркой Анна Егоровна.
Оленька жалуется:
- Он мне так и не дал тянуть. У меня руки дела просят, а он прочь гонит.
- Тянуть - тоже время надо знать, - хмурится Николай. Вот сейчас сколько силы есть тяни, да не морщись...
- Старший бережник дело понимает, его и слушать надо, - учит Оленьку Анна Егоровна.
Налегла Оленька на лямку, Николай уступить не хочет.
- Ого, девушка, - смеется Николай, - сила есть! Любого из неволи вывезешь.
Пошло у бережников дело, а там они и невод на руки берут.
Завило водой береговые сетки. Николай с Оленькой потихоньку разбирают их да поджидают пору, когда и к речникам невод подойдет, чтобы вместе тянуть. Довольны они оба: все, что от бережников требуется, они сделали. Не приметили они только одного: на берегу, рядом с неводом, набило водой мусору.
Подбегает Анна Егоровна, показывает:
- Вы что ж, не видите - грязь? С первой тони залепим невод - похвалит нас бригадир?
И везде Анна Егоровна доглядит да досмотрит, к любому пустяку подойдет с толком да смыслом, - глядишь, а это вовсе и не пустяк.
"Ну, - думаю, - баба! Будто она не первый день, а весь свой век в звеньевых ходит. Умел Матвей подметить, умел и выдвинуть".
А самой Анне Егоровне говорю:
- У вашего бригадира глаз - что алмаз; один зорок, не надо сорок.
- Ты к чему это? - недопоняла Анна Егоровна.
- А к тому, что хоть руки у тебя и не горячие, а все от них кипит.
Не знаю, дошли мои слова до Анниных ушей или не дошли. Добрались речники до невода - некогда звеньевой разговоры говорить.
- Ты, Параня, поди к бережникам, нижнюю тетиву потянешь. Трифон Окулович, ты здесь тем же делом займешься. Юра, лодку поближе подводи, невод брать будешь, - командует Анна.
Туго идет невод к берегу, будто кто-то его не пускает.
- Ишь, как рыба-то носами уперлась: не своротишь, - шутит Трифон Окулович.
Мало-помалу невод полегче в руки пошел.
- Николай, нам с тобой подальше в воду идти надо, невод оттягивать, говорит Анна и сама заходит со своей стороны.
Ловчий берег всегда отмелый, чуть-чуть покатый. В иных местах можно забрести до середины невода, а в рыбацкие сапоги-бродни и вода не зальется. Забрели Николай с Анной с двух сторон - и к берегу помогают тащить, и друг от друга невод приудерживают.
Сетка за сеткой на берег выходят, а рыбы не видно. Хоть бы одна на смех попала!
Тянет Трифон нижнюю тетиву из-под ноги да вздыхает:
- Эх, рыбка не веселит!..
- Погоди, Окулыч, все еще впереди, - утешает его напарница Паня.
В Аннином звене две молодые женки, и обе Прасковьи. Чтобы их не путать, одну зовут Паня, другую Параня.
- Да чего уж тут доброго ждать! - крутит головой Трифон. - Скоро матица подойдет, а у нас...
Не успел он закончить свою стариковскую воркотню, да как заорет:
- Есть!
И кряду же:
- Другая!
А дальше и кричать ему нечего: в неводе рыба ключом кипит. Анна и Николай оба воюют с рыбой: хлопают тетивой с поплавками о воду, ногами норовят взбурлить воду, чтобы рыба их пугалась да из невода не выходила. А сами идут все ближе к матице. Надо им оттянуть матицу, расправить ее, чтобы плыла она в воде, как надутый парус, и забирала всю рыбу.
А на берегу в это время все ниже к воде пригибаются рыбаки, все круче перебирают тетиву руки.
- Окулыч! - радуется Паня. - Где твои вздохи?
Рыба мечется в рыбацкой ловушке, плещется поверх воды, тычется в сети, суется в берег - и все без толку.
Вот одна матерая нельма изловчилась, выскочила кверху, перевалилась через тетиву и упала на отмель. Не сплошала Параня, захватила она свободной рукой сколько могла сетки с берега и метнула на рыбину. Нельма снова подпрыгнула, перевернулась в воздухе и запуталась.
- Мне суждена, так из рук не уйдешь, - говорит Параня.
Подошла она, спокойненько взяла нельму вместе с сеткой и вместе с сеткой метнула на берег.
Присмирела рыба и в матице: негде ей больше разгуляться. Сжалась она, как в бочке, и чуют рыбацкие руки - набита эта бочка до отказа. Пощелкивает рыба друг о дружку, пошевеливает хвостами - только ей и простора.
За пять метров от берега матица остановилась.
- Грузна, матушка, - удивляется Трифон Окулович.
Не вытерпел Юра, выскочил из лодки - и к рыбе. Вместе с Анной да Николаем выметывает он добычу из неводных крыльев да подкрылков, чтобы рыбакам можно было до большой рыбы добраться.
- Ящики нужно тащить? - спрашивает он звеньевую.
Анна усмехается:
- Какие тут ящики! В лодку-то вошло бы...
А Юра уже и лодку ведет.
- Про такие тони раньше говорили: рыболова одна тоня кормит, хвастал, сидя на ворохе рыбы, Трифон Окулович.
6
Мы едем на рыбацкий стан в простой ловецкой лодке. Едут люди в будничной одежде, к своему будничному делу. А глянешь на них - все в тебе ликует, и рядовой день кажется праздничным.
На корме Анна Егоровна задумалась, будто корабль на воду спускает. Что у нее в мыслях в беспечальную эту минуту? Я оглядываю всех других рыбаков и примечаю, что Николай Богданов, которому довелось сегодня быть бережником, хочет разгадать то же, что и я. Он гребет и, сам того не замечая, любуется Анной и не знает, что на него самого тоже стоит полюбоваться. Всегда немного хмурый, он сейчас весь просветлел, загорелся.
Вдруг Анна Егоровна вздрогнула, будто от сна проснулась.
- Что ты мне давеча про бригадира-то говорила? - спрашивает она меня.
- А то, - говорю, - что глаз у старика востер, сумел он подсмотреть в тебе большую хозяйку.
- Хозяйку?..
Задумалась Анна Егоровна и долго молчала.
- Я не в первый раз слышу, как меня хозяйкой зовут, - говорит она после и на меня поглядывает. - Пятнадцать лет когда-то я на кулаков спину гнула, и для меня это было самое проклятое слово - "хозяйка". Хозяйка значит и жадная она, и скупая, и к рабочему человеку без всякой жалости да милости. А меня вот хозяйкой называют.
За последним поворотом перед самым станом Паня и Параня заспорили: выйдет бригадир навстречу или не выйдет?
- Как не выйдет! - говорит Параня. - Ему небось уж давно на месте не сидится. Чуть лодку завидит - выскочит.
- И не подумает, - спорит Паня. - Ему и некогда. Небось сейчас вовсю колья тешет - щепа выше дома летит.
- Не выйдет, - рассудила их Анна Егоровна. - Мы должны бы завтра приехать. Он сейчас на реку и не заглянет.
Ошиблась Анна Егоровна: и смотрел, и увидел, и не утерпел Матвей, вышел на берег. Издалека нам кричит:
- Чем вас встречать? С чем поздравлять?
- С большим промыслом! С богатой добычей! - в голос отвечают Паня и Параня.
Лодка в берег ткнулась. Паня выскочила с якорьком, Параня - с давешней нельмой в руках.
- Принимай, Матвей Лукьянович, на ужин!
- Откуда такую богатырицу добыли?
- Это Параня своей сметкой поймала.
Рассказала Анна Егоровна про давешний случай. Матвей берет нельму и головой качает:
- Такой ужин крепче всякого обеда будет.
Видит Матвей, как лодка загрузла, и не спрашивает, какой улов. Только и сказал:
- Неводом достали или лодкой зачерпнули?
Рыбаки так и не пошли на берег: надо лодку разгружать. Анна Егоровна сама рыбу отбирает и за другими смотрит. В один ящик кладут они сигов высшесортных, в другой - сигов первосортных, и так всю рыбу по сортам. Весь улов - сиговые да нельмовые породы, только три старухи щуки промеж них замешкались да один толстопузый налим.
И налим и щуки пошли в особый ящик.
- Это для бригады оставим, - говорит звеньевая. - Перед чаями закусить пригодится.
Оглядывает Анна Егоровна веселыми глазами готовые ящики в лодке и говорит:
- Тонны полторы взяли! Хорошо, что у нас невод новый...
- Мимо дельных рук ничего не пройдет, - говорит Матвей по дороге к складу. - И прошло бы, да руки не пропустят.
7
У склада идет работа. Матвей и с ним молодой парень тешут колья. Готовые составлены в чумы, у колодок груды свежей щепы, - видно, что бригадир со своим напарником здесь даром время не теряли. Другие тащат из склада стенки ставных неводов и развешивают их по вешалам. Повариха Марья осматривает сети.
- Однако вы заработались, - говорит бригадиру Анна. - И время забыли: на часы не смотрите и солнца не замечаете.
Взглянули на часы - без немногого двенадцать.
- Гриша, кончай! - командует Матвей своему помощнику. - Прохор Иванович, у тебя тоже не по два дня в сутки. Пошли радио слушать. Василий Сергеевич нам радио наладил.
- А что его самого не видно?
- Василия-то Сергеевича? Послал его на катере под тундру камней набрать.
Зашли мы в дом под звон кремлевских часов.
- Вот она, матушка наша, голос подает, - говорит Матвей.
- Видел Москву, Матвей Лукьянович? - спрашиваю.
- Как не видел! В гражданскую с фронта домой ехал - видел. Перед этой войной два года кряду на выставку меня посылали - по неделе гостил. Да что неделя! Москву за год не высмотришь.
- А что ж ты все-таки видел?