Людмила Морозова - Великие и неизвестные женщины Древней Руси
Вполне вероятно, что княгиня оказала большое влияние и на дочерей, и на сноху, жену Константина, оказавшуюся во Владимире в совсем юном возрасте. Правда, в источниках сохранились сведения только о деятельности Верхуславы, жены Ростислава Рюриковича. Из переписки монаха Киево-Печерского монастыря Поликарпа с игуменом Симоном, духовником Марии Ясыни, становится известно, что Верхуслава являлась покровительницей киевских монахов. В частности она всячески поддерживала выходца из Ростова Поликарпа, который обладал писательским талантом и занимался сбором материала о наиболее известных киево-печерских иноках для составления сборника их житий – Патерика. К этой работе по инициативе княгини был привлечен и Симон, ставший потом владимиро-суздальским епископом. В итоге общими усилиями был создан сборник житий киево-печерских иноков, который потом оказал большое влияние на развитие жанра агиографии в древнерусской литературе.[822]
Верхуслава, овдовев в 1218 г., с еще большим рвением стала покровительствовать Киево-Печерскому монастырю и его постриженникам и жертвовала в обитель большие суммы. В это время князья уже не слишком интересовались духовной стороной жизни, поскольку были постоянно заняты междоусобными разборками, поэтому помощь княгини была особенно нужна для обители.
Еще одной воспитанницей Марии Ясыни можно по праву считать ее старшую сноху, жену сына Константина. В возрасте не более 10 лет она прибыла во Владимиро-Суздальскую землю и именно здесь получила основное воспитание и образование. В итоге она стала любящей и верной супругой, исключительно благочестивой и набожной женщиной. Во время длительной и тяжелой болезни Марии, видимо, именно она выполняла роль хозяйки обширного княжеского хозяйства, а также помогала свекрови строить ее монастырь. Своего первенца Василия жена Константина родила уже после смерти Марии, в 1209 г. После этого Всеволод выделил сына на самостоятельное княжение в Ростов, а сам вновь женился.
На новом месте супружеская чета активно занялась церковным строительством: была возведена церковь Константина и Елены, реконструирован обветшавший Успенский собор.[823] Когда через год в семье появился еще один сын, Всеволод, князь Константин занялся обустройством второго своего города – Ярославля, стоявшего на важном торговом пути – р. Волге. Он предназначался для Всеволода.
Успенский собор Владимира. Конец XII в.
Когда после смерти Всеволода Юрьевича в 1212 г. между Константином и его братом Юрием вспыхнула борьба за великое владимирское княжение, супруга первого, как могла, ему помогала, используя для этого своих родственников, в частности отца Мстислава Романовича, ставшего великим князем Киевским. В итоге в 1216 г. Константин наконец-то получил полагавшееся ему по праву старшинства великое владимирское княжение. Семья переехала во Владимир. Но при этом Ростов остался за старшим княжичем Василием, Ярославль – за Всеволодом. В условиях жесточайшей борьбы князей за самостоятельные княжения сыновья Константина, вероятно по просьбе супруги, были надежно обеспечены неплохим наследством.
Хотя правление Константина во Владимире продолжалась только 2 года, он вместе с женой оставил о себе след в городе. В память о тяжелых страданиях матери во время болезни он заложил на торгу в день св. Иова, с которым всегда себя сравнивала Мария, каменную церковь Воздвижения. По просьбе княжеской четы полоцкий епископ, совершивший паломничество в Константинополь, привез в город святыни, которые с почетом были установлены в придворном Дмитровском соборе.[824]
Длительная междоусобица с братьями, видимо, подточила здоровье Константина. В 1218 г. он скончался. Горе его супруги было столь велико, что прямо над его гробом она приняла постриг и стала монахиней Агафьей (ее мирское имя неизвестно).[825] После этого она отправилась с сыновьями в Ростовскую землю. Там главным смыслом ее жизни стало увековечивание памяти горячо любимого супруга. Несомненно, именно ей принадлежат строки о нем, попавшие потом в Лаврентьевскую летопись: «Се бе блаженый князь зело украшен всеми добрыми нравы, возлюби Бога всею душею и всем желаньем…. не омрачи ума своего пустошною славою прелестнаго света сего, но ум свой впери тамо, ямо же и преиде в ону нестареющюся бесконечную жизнь, юже и улучи своими милостынями и вельим безлобьем… Блаженый се князь правдив, щедр, кроток, смерен, всех милуя, всех набдя, паче же всего дивную любя и славную милостыню и церковное строение». В сочиненном Агафьей Похвальном слове Константину отмечено, что он построил много церквей, наполнил их книгами, иконами и всячески украсил, при этом сам любил книжное чтение, очень почитал духовный чин, постоянно раздавал свое имущество нищим и убогим. За это Бог даровал ему кротость Давыдову, мудрость Соломонову, правоверие апостолов.[826]
Тоскуя по мужу, Агафья пережила его всего на 4 года. В это время ей было лишь 30 с небольшим лет. Ее еще молодое тело изнурили постоянные посты, ночные бдения, слезы и печаль.[827] Подросшие сыновья с почетом похоронили мать в главном соборе Ростова – Успенском. Следует отметить, что запись о ее смерти есть только в Троицкой летописи.
Примеры Марии Ясыни и Агафьи Мстиславны говорят о том, что на рубеже XII и XIII вв., когда Русь раздиралась от бесконечных междоусобных битв, многие княгини были настоящими хранительницами семейного очага, верными, любящими и преданными женами, заботливыми матерями и при этом не забывали о духовной стороне жизни: покровительствовали церкви и ее представителям. К тому же они старались увековечить память своих мужей на страницах летописных сочинений.
Можно предположить, что после пострижения Агафья занялась изготовлением рукописных книг для вкладов в храмы. Для этого она нашла искусных писцов и опытных живописцев. Исследователи полагают, что именно в это время – в начале 20-х гг. ХIII в. в Ростове были изготовлены три иллюстрированные рукописи: Университетское Евангелие, Апостол 1220 г. и Кондакарь Троицкий.[828] Заказчицей их могла быть Агафья, занимавшаяся богоугодной деятельностью. В библиотеке княгини мог быть и Успенский сборник княгини Февронии, привезенный из Суздаля после ее смерти.
С именем Марии Ясыни и ее родственников можно связать такой шедевр древнерусского искусства, как фрески Новгородского храма Спаса-Нередица. Известно, что он был возведен мужем сестры Марии князем Ярославом Владимировичем в конце 90-х гг. XII в., предположительно, в память о безвременно скончавшихся двух сыновьях. Некоторые историки ошибочно считают, что Нередица была построена Ярославом Всеволодовичем и в трудах об Александре Невском помещают фреску из храма с изображением Ярослава Владимировича, утверждая, что это портрет отца знаменитого полководца.
На самом деле, на фресках Нередицы, как уже отмечалось, были изображены члены семьи Ярослава Владимировича и он сам с храмом в руке. Поскольку крестильные имена сыновей князя неизвестны, то трудно определить, в образах каких святых были запечатлены. Несколько проще с женскими изображениями, которых на фресках целая галерея: в полный рост, по пояс, в медальонах разной величины. Всего их 12. Исследовательница Н. В. Пивоварова разделила их на три группы: диакониссы, монахини и царственные жены. К первой группе она отнесла Устинию, Домнику и Татиану. Они как бы являлись служительницами храма. Сведений о том, что такие имена носили родственницы Марии нет. К царствующим женам отнесены: Ирина, Агафья, Христина, Екатерина и Анастасия. Эти имена встречались в роду Марии и ее супруга. Ириной, как известно, была жена Ярослава Мудрого Ингеборг, оставившая заметный след в Новгороде. Не меньше ее прославилась в этом городе и Христина, жена Мстислава Великого. Анастасией звали дочь Марии Верхуславу, которая активно покровительствовала монахам и книжникам, а также, возможно, Любаву Дмитриевну. Имена Агафья и Екатерина могли носить кто-либо из родственниц Ярослава Владимировича, к примеру жена или мать. Парное изображение Улиты и Кирика можно истолковать, как портрет старшей родственницы яских княжон Улиты, оставшейся вдовой с сыном Юрием после гибели Андрея Боголюбского.
Хотя Н. В. Пивоварова против выяснения аналогий между изображенными на фресках Нередицы святыми и родственницами строителя храма, наличие в росписях портрета самого князя и целой галереи портретов святых жен, не встречающихся в церквях, заставляет это делать. Думается, что в этом отношении поиски следует продолжить.
Две дочери Михаила Черниговского: Евфросиния Суздальская и княгиня Ростовская Марья
У Михаила Всеволодовича Черниговского, провозглашенного православной церковью святым за мученическую смерть в Золотой Орде, было две дочери, оставивших в русской истории не менее значимый след, чем сам князь. Более того, об его подвиге во имя веры современники узнали благодаря его дочерям. Именно они с помощью местных книжников составили в честь него Похвальное слово и написали Житие. При этом сами скромно остались в тени. Попробуем составить исторические портреты этих замечательных женщин.
