От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

У США были свои виды на Корею. Рузвельт на специальном совещании по вопросам тихоокеанской войны 14 января 1944 года заявлял:

– Корейцы пока не в состоянии поддерживать порядок и управлять независимым правительством, поэтому мы их возьмем под опеку сроком до сорока лет.

Необходимость опеки обосновывалась и в специальном докладе исследовательской комиссии под руководством знаменитого историка цивилизаций Арнольда Тойнби, представленном в британский МИД и американский Госдепартамент в январе 1945 года. Там утверждалось, что корейцы не обладают политическим опытом в управлении современным государством и не способны выполнять административные функции. Поэтому для перехода к самоуправлению корейцам потребуется переходная фаза, коей и станет система международной опеки.

Похожий план Рузвельт озвучил Сталину на Ялтинской конференции:

– После разгрома Японии Корейский полуостров следует передать в систему международной опеки, созданной из представителей СССР, США и Китая. Существует почти 50-летний опыт подготовки к самоуправлению Филиппин. Корейцам этот переходный период может быть сокращен до 20–30 лет.

Сталин, не возражая в принципе, заметил:

– Чем короче, тем лучше. А предусматривается ли размещение иностранных войск на Корейском полуострове?

Рузвельт ответил отрицательно, что вполне удовлетворило Сталина, добавившего, что к опеке над Кореей следовало также подключить и англичан.

Союзники и Япония

Советский Союз и Япония – очевидные враги – поддерживали тем не менее дипломатические отношения почти до самого конца Второй мировой войны.

Японское руководство, уже предвидя поражение немцев, предпринимало неуклюжие попытки «спасти» своих союзников, а заодно посеять недоверие между союзниками, предлагая свои посреднические услуги по прекращению войны между СССР и Германией. Министр иностранных дел Сигэмицу и военный министр Сугияма неоднократно – в последний раз в сентябре 1944 года – ставили перед Москвой вопрос о приеме японской «специальной миротворческой миссии». Но неизменно получали из Москвы отказ.

В Токио сознавали, что проводившаяся Японией на протяжении войны враждебная по отношению к СССР политика и союзнические отношения с Гитлером не позволяли ей использовать Москву для достижения мира. Тем не менее, японская дипломатия стала прилагать усилия, чтобы создать видимость якобы искреннего стремления «открыть новую страницу» в советско-японских отношениях. С этой целью еще в сентябре 1944 году Сигэмицу разработал «проект предварительного плана для японо-советских переговоров». Главная цель – добиться подтверждения Советским Союзом обязательств, предусмотренных актом о нейтралитете. Вступление СССР в войну против Японии, как там прекрасно понимали, не оставляло Токио ни малейшего шанса.

В Советском Союзе, напротив, началась практическая подготовка к войне с Японией. Впрочем, она никогда и не прекращалась. Штеменко подтверждал: «Уделяя главное внимание действующим фронтам, мы никогда не забывали про Дальний Восток. Скажу больше, в кризисные моменты борьбы с немецко-фашистскими захватчиками заботы о нем удваивались… В трудные дни 1942 года у нас была учреждена должность заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку, а в Оперативном управлении существовало специальное Дальневосточное направление, возглавлявшееся опытным оператором генерал-майором Ф. И. Шевченко».

Еще в 1938 году Дальневосточный военный округ был преобразован во фронт с тем же названием, в 1941 году то же произошло и с Забайкальским военным округом. Их командный состав, не получивший боевого опыта на германском фронте, в ходе войны постепенно заменялся генералами и офицерами, повоевавшими против гитлеровцев. Так, на пост командующего войсками Дальневосточного фронта в апреле 1943 года был назначен генерал-полковник Максим Алексеевич Пуркаев, возглавлявший до этого Калининский фронт. Боеготовность на восточных границах поддерживалась на таком уровне, который позволял дать гарантированный отпор японской агрессии, но не предоставлять оснований для того, чтобы самим спровоцировать там большую войну.

Важным фактором в дальневосточных раскладах Москвы была Монголия. «После разгрома советско-монгольскими войсками японских захватчиков в районе реки Халхин-Гол по просьбе правительства республики советские части и соединения были оставлены на территории МНР, – писал маршал Василевский. – На базе их в начале Великой Отечественной войны была сформирована 17-я армия, вошедшая в состав Забайкальского фронта… Много и плодотворно трудился по укреплению боевого содружества между воинами двух братских армий Генеральный секретарь ЦК МНРП Юмжагийн Цеденбал, который одновременно был начальником Политического управления МНРА».

Василевский, которому предстояло возглавить советские войска в войне с Японией, впервые узнал, что ему придется ехать на Дальний Восток, летом 1944 года. В мемуарах он свидетельствовал: «После окончания Белорусской операции И. В. Сталин в беседе со мной сказал, что мне будет поручено командование войсками Дальнего Востока в войне с милитаристской Японией. А о возможности такой войны я уже был осведомлен в конце 1943 года, когда возвратилась советская делегация во главе с И. В. Сталиным с Тегеранской конференции. Мне было тогда сообщено, что наша делегация дала союзникам принципиальное согласие помочь в войне против Японии».

В конце сентября 1944 года, после очередного доклада в Ставке, Генштаб получил от Сталина задание готовить расчеты по сосредоточению и обеспечению войск на Дальнем Востоке.

– Скоро, видимо, потребуются, – заключил Сталин короткий и как бы мимолетный разговор с Антоновым и Штеменко.

Такие расчеты в начале октября были сделаны, а в середине того же месяца Сталин впервые воспользовался ими при переговорах с Черчиллем и Иденом в Москве. Черчилль вспоминал: «После театра у нас состоялась в Кремле исключительно интересная и успешная беседа на военные темы. Со Сталиным были Молотов и генерал Антонов. Гарриман привез с собой генерала Дина…

Дин сделал заявление о кампании на Тихом океане и в общих чертах рассказал о том, какая помощь была бы особенно ценной после того, как они вступят в войну с Японией… Не было никаких сомнений в том, что Советы намеревались вступить в войну против Японии после разгрома Германии».

15 октября у Черчилля поднялась температура, на втором военном совещании, которое состоялось в тот вечер в Кремле, его заменил Иден. «Обсуждался исключительно вопрос об участии Советов в войне против Японии… Сталин прежде всего согласился с тем, что мы должны согласовать наши военные планы. Он просил у американцев помощи в деле создания двух-трехмесячных запасов горючего, продовольствия и транспортных средств на Дальнем Востоке».

С этого времени вопросы подготовки к войне с Японией поднялись высоко в системе приоритетов советского руководства. «И. В. Сталин повседневно интересовался всеми сведениями о действиях нашего восточного соседа и требовал от Генерального штаба самых подробных докладов на сей счет, – подтверждал Василевский. – … Первоначальные расчеты сосредоточения наших войск в Приамурье, Приморье и Забайкалье были вчерне сделаны еще осенью 1944 года… Но до Ялтинской конференции никакой детализации плана войны против империалистической Японии не производилось… Еще готовясь к поездке в Крым, И. В. Сталин предложил мне и А. И. Антонову подумать о возможности максимального сокращения времени, необходимого для подготовки военной кампании против Японии. Обсудив этот вопрос вместе с начальником тыла Красной армии генералом Хрулевым, мы пришли к выводу, что срок может быть сокращен до двух-трех месяцев после окончания войны на западе, если отказаться от перевозок по железной дороге войскового автотранспорта. Разрешение проблемы было найдено на самой конференции. Руководители США охотно согласились поставить нам в дальневосточные порты не только потребное для нас количество автотранспорта, но и паровозы».