Коллектив авторов - Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе
Тогда Кегель не знал, что беседовавший с ним представитель химической промышленности был не кто иной, как заместитель начальника разведки Главного управления имперской безопасности (РСХА) Вальтер Шелленберг. Что он делал в Советском Союзе? Занимался ли сбором информации, разведывал ли состояние железнодорожных коммуникаций в то время, когда посещал химические предприятия на Волге и Урале, или подбирал подходящее здание для своей будущей резиденции в Москве?
Разговоры Шелленберга не были пустой болтовней, они основывались на хорошем знании планов и замыслов Гитлера, а возможно, и подписанной фюрером 18 декабря 1941 года директивы № 21, вошедшей в историю как план «Барбаросса». «Германский вермахт должен быть готов к тому, чтобы в быстротечной кампании, еще до завершения войны против Англии нанести поражение Советской России… — говорилось в директиве. — Подготовку… следует… завершить к 15 мая 1941 года. Решающее значение при этом следует придавать тому, что намерение атаковать останется в тайне».
* * *
Фельфе нравилась вольная студенческая жизнь, он испытывал большую тягу к знаниям и, наконец, у него появилась возможность погрузиться в мир книг, лекций, встреч и бесед с интересными людьми. Кроме лекций по обязательным предметам, по которым предстояло сдавать экзамены, он посещал лекции по криминалистике, судебной медицине, старался читать самую разнообразную литературу, научную и художественную, открывая для себя новые знания и новые имена. Среди них были писатели, чьи книги сжигались нацистами на кострах: Стефан Цвейг, Бертольд Брехт, Ганс Гримм, Томас Манн, Эрих Мария Ремарк.
Продолжалась война, но столичная студенческая жизнь казалась мирной и очень от нее далекой.
В июне 1941 года в Берлине творилось что-то необычное. Город напоминал растревоженный улей. По ночам стоял гул танков, бронетранспортеров и других военных машин, двигающихся бесконечной вереницей в неизвестном направлении. Тяжелые «хорьхи», «майбахи» и «мерседесы», на которых обычно разъезжали крупные военные чины, сновали туда и сюда, словно челноки ткацкого станка. Во всех правительственных учреждениях свет горел далеко за полночь. По городу ползли самые противоречивые слухи. Одни говорили — готовится «ночь длинных ножей» — расправа с врагами рейха, другие — войска стягиваются для форсирования Ла-Манша и вторжения в Англию, третьи предполагали, что готовится удар на Восток.
«Было 22 июня 1941 года, — рассказывает Фельфе, — я еще лежал в постели в своей комнате. Вдруг слышу по радио незнакомые звуки фанфар и голос диктора, передающего сообщение о начале войны Германии против СССР. Я обомлел: ведь с Советским Союзом в 1939 году заключен договор о ненападении. На стене в комнате висела карта мира. Я подскочил к ней. Смотрю. Здесь небольшой вели-германский рейх, а там — необъятная территория, государство-колосс — Советский Союз. И это мы хотим завоевать? Превратить в рабство многомиллионный народ? Ганс фон Сект и многие другие офицеры германского генерального штаба все время предупреждали против войны с Россией. Что же случилось? Как могло руководство рейха так запросто растоптать заключенный с Советским Союзом договор о ненападении? Рухнула надежда на окончание длившейся уже два года войны. Неужели Гитлер сошел с ума? Понять это было невозможно, но я цеплялся за мысль, что все еще обойдется».
Война с Россией не сходила с языка студентов. Кто вспоминал предостережения Бисмарка, кто гибель в русских снегах наполеоновской армии, кто доказывал, что большевистская Россия представляла угрозу безопасности Германии. По радио Геббельс патетически зачитывал заявление Гитлера о причинах начавшейся войны. В нем говорилось, что русские готовились исподтишка нанести удар Германии и только прозорливость фюрера, который решил опередить врага и напасть на него, спасла Германию от гибели. «Нет никакого другого пути для устранения большевистской опасности, кроме войны, — говорилось в заявлении, — дальнейшее выжидание привело бы к катастрофе».
Война с Советским Союзом стремительно набирала обороты, и ее последствия скоро стали ощущаться и в самой Германии. Во всех учреждениях и предприятиях проводилось прочесывание кадров для пополнения армии новыми резервами. Не обошло оно и университет. Повестки с призывом в вермахт получили многие преподаватели и студенты. Срок обучения в университете сократили.
В декабре 1941 года поступило известие о поражении немецких войск под Москвой. Оно посеяло растерянность и большую тревогу среди населения, в том числе и молодежи. Все это не вязалось с самоуверенными заявлениями Гитлера, что 7 ноября 1941 года он будет принимать парад на Красной площади в Москве. В стране усилились репрессии и террор, пропаганда расового превосходства немецкой нации, непобедимости вермахта.
Однако немецкий народ в целом еще не ощущал тягот войны достаточно остро, а фашистской пропаганде удавалось убедить его в том, что поражение на Востоке — временное явление, вызванное ошибками отдельных генералов и суровой русской зимой. Продолжал укрепляться террористический аппарат. Лишь на территории Германии в это время существовало 15 крупных концентрационных лагерей, в которых находилось до 130 тысяч заключенных. Их труд широко использовали военно-промышленные концерны.
В связи с военным временем все студенты подлежали призыву в вермахт. Независимо от срока обучения вводился обязательный выпускной экзамен по нормам военного времени. В июне 1942 года сдал его и Фельфе.
Со дня на день ждал он призыва в армию, хотя перспектива вновь оказаться на фронте, чтобы участвовать в завоевании жизненного пространства и искоренении мирового большевизма, совсем не радовала. Все взвесив и обдумав, Фельфе решил попытаться избежать призыва в армию и поступить на курсы подготовки комиссаров уголовной полиции. После их окончания обычно предоставлялась должность с хорошим окладом. Для него это было немаловажным обстоятельством в связи с предстоящими планами завести семью. Фельфе зачисляют на курсы, где он оказался единственным из числа лиц свободной профессии в компании 30 полицейских, большинство из которых до этого работало в гестапо.
Подходил к концу четвертый год войны, сводки генерального штаба все еще внушали немцам оптимизм и уверенность в грядущих блистательных победах германской армии. Но уже стали привычными ночные бомбежки английской авиации, нехватка топлива и продовольствия. Все больше и больше на улицах Берлина появлялось инвалидов. Желтые похоронки тысячами стучались в двери домов.
В свободное время зимой Фельфе любил проехать по городской железной дороге до озера Ванзее, чтобы, вдыхая чистый воздух, побегать с удовольствием на коньках, получить заряд бодрости и энергии. Но живописное озеро и его покрытые лесом окрестности были пустынны — ни катающихся на коньках, ни лыжников. На Унтер ден Линден уже давно исчезли парочки влюбленных.
Война Германии против Советского Союза пробудила в Фельфе какой-то скрытый, подогреваемый любопытством интерес к далекой загадочной России. Еще студентом он посетил весной 1942 года открывшуюся в Берлине на территории «Люстгартена» выставку «Советский рай». Макет советского города Минска. Крестьянские хижины из земли и соломы, громадные фотографии, на которых были изображены советские солдаты, вооруженные топорами и секирами, нищие и оборванные жители. Все это должно было внушать немцам презрение, ненависть и страх к Советской России. Но тогда после осмотра этой выставки у молодого студента родилась крамольная мысль: «…если Россия такая слабая и нищая страна, то почему наши доблестные войска потерпели поражение под Москвой, почему провалился блицкриг. Почему?..» Соблюдая осторожность, прочитал он тогда романы Толстого и Достоевского «Война и мир» и «Преступление и наказание» в надежде найти ответ на мучавшие его вопросы. Впервые мелькнул пугающий вопрос: «А не идет ли фюрер по пути Наполеона?»
Чем дальше шла война, тем чаще Фельфе думал о том, что ему не по душе становятся усердно вдалбливаемые нацистами постулаты о превосходстве германской расы, нарастающий террор и репрессии. Он не только сомневался в государственной целесообразности уничтожения антифашистов и евреев, но был против этого. Ему, как человеку, их было просто жаль.
Но когда такие мысли одолевали Фельфе, он усилием воли прогонял их. «Народ верит в фюрера, молодежь верит в фюрера, а он частица и того и другого, надо быть мужчиной и шагать со всеми за своим испытанным вождем, надо решительно прогонять всякие колебания и сомнения, если ты хочешь добиться положения и благополучия, а для этого надо идти в едином строю, несмотря ни на какие трудности», — так настраивал себя в минуты сомнения будущий комиссар уголовной полиции. Но все время жить, как страус, спрятав голову под крыло, чтобы не видеть надвигающуюся опасность, было невозможно.
