Михаил Ильинский - Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.)
Были и русские. Я попал в плен к Вьетнамской Народной армии. После 1954-го остался в Ханое. Значит, предал Францию. Возвращаться было некуда. В тюрьму что-то не хотелось… Вернусь в Испанию, – решил я. (Это было, напомню, в 60-х, до смерти генералиссимуса Франко в ноябре 1975 года.) Но как? Денег на дорогу не было. Женюсь (фиктивно) на вьетнамке – одной из шести тысяч уроженок Новой Каледонии, пользовавшихся в ДРВ особым положением. Они, каледонийки, – женщины богатые…
Пьер так и сделал. Я помню, как провожал его с подругой-каледонийкой (он бы женился и на Жанне Д’Арк, если бы та прописалась в военном Вьетнаме, в июле 1968-го). Так выехала из бурного военного Вьетнама вся группа военнопленных из бывшего Иностранного легиона.
У меня остались в записной книжке их имена. Знаю, что все они вымышленные. И никого теперь не найти. Живы ли они?
…Особым положением пользовались бывшие легионеры в королевском Лаосе в 60–70 годах. Каждый вечер они собирались в отеле «Констелласьон», в холле и баре, играли в кости. Хозяин гостиницы, француз с большой примесью китайской и вьетнамской крови Морис Кавалери, с которым я был в дружбе более десяти лет, рассказывал мне о каждом из присутствовавших, чтобы не дать мне сделать ложный и опасный шаг. В бар, например, приходила каждый день пожилая дама в черных очках, с черной собакой – огромным пуделем. В руках дамы – черная трость с металлическим наконечником. Она улыбалась, пыталась заговорить со мной по-русски. Морис успел предупредить: «Поступай, как знаешь. Но это – бывшая гестаповка, начальник женского концлагеря в Чехии. С ней не общаются даже легионеры… Береги честь… Легионеры, конечно, тоже убивали. Но в бою. Эта же… в концлагерях».
И я сберег честь. Экс-легионеры – большие демократы на «алкогольной почве» – приняли меня довольно легко в свой костяно-покерный состав, не расспрашивали о моем прошлом – настоящем, не заглядывали в мою русскую душу, не «допрашивали» журналиста с «особой лицензией свободы действий в Индокитае». (По крайней мере, я так себя чувствовал и ни разу не оступился в «ямах свободы».)
Мои «лаосские» легионеры были люди широкие, авантюризм из их крови и мозга не выветривался даже с годами. Число игроков в кости в баре Мориса постоянно сокращалось. Одни уходили куда-то в джунгли, по чьему-то заданию, и на пятый-шестой раз, а иногда и сразу, больше не возвращались во Вьентьян. Другие продолжали играть в кости и больше не вспоминали «пропавшего без вести». В их глазах я читал лишь вопрос: «Кто следующий? Прости, раз и навсегда!» Как звали ушедшего? Не знал, по-моему, никто. Да и я, журналист, был для них просто «Мишель».
Тогда я специально не собирал материал об «Иностранном легионе» – французы (колонизаторы) свою игру в Индокитае безвозвратно проиграли и были неинтересны; а бывшие легионеры использовались американцами и старались, чтобы о них знали как можно меньше и информация не попала бы в руки Вьетконга. Война шла не на жизнь, а на смерть. И получить пулю за «любопытство» можно было в два счета.
К разведывательно-диверсионной деятельности, бомбежкам, взаимным дерзким налетам примешивались наркотики.
Шефы военной (ГРУ) и политической (КГБ) советских разведок в Лаосе, два товарища-однофамильца на букву Д. (разглашать подлинные фамилии не станем, так как товарищ с Лубянки носил вымышленную фамилию, а его коллега от Арбатского метро, в то время подполковник, считал соблюдение конспирации, сохранение тайны – главными качествами разведчика) Иностранным легионом и разными «бывшими» не интересовались. Советских журналистов, живших и постоянно аккредитованных в королевском Лаосе в середине 60-х, кроме уже знакомого нам представителя АПН, не было. Мы – из «Известий» и «Правды» работали наездами, а ТАССовец появился позже, и его функции были совсем иными. Для резидентов советской разведки Вьентьян был «гнилым местом». «Горели» здесь разведчики один за другам.
– История Иностранного легиона как специализированного воинского подразделения считается одной из самых «долгих и последовательных в мире». Это – и части специального назначения, и карательные колониальные войска, и регулярные части и подразделения, доказавшие способность координировать свои действия с силами ООН, – рассказывал мне У. Бэрчетт. – В общем, Иностранный легион, созданный при Луи Филиппе 10 марта 1830 года, прошел с тех пор через огни и воды. Первоначально и до настоящего времени это – добровольческий корпус, допускающий в свои ряды лиц с «запятнанной совестью», «не нашедших общий язык с правосудием и несогласных с рядом постановлений или всем кодексом государственных законов», сумел создать такой костяк, который не надломился почти за полтора века. А за спиной – первая победа в 1832 году в Северной Африке (Оран, Алжир), участие в Крымской войне, затем в битве при Мадженте (австро-итальянский конфликт), войны в Индокитае, Дагомее, на Мадагаскаре, в Сирии, Северной Африке, я добавил бы также участие в боях в Ливане, Югославии, Сомали, Руанде, Сьерре-Леоне…
– Большинство солдат легиона – не французы. Это – не разглашение секретов легиона, – говорил мне «Петров», – иначе бы я молчал как рыба. В наших частях сегодня 6550 рядовых легионеров, примерно 1560 унтер-офицеров, 350 офицеров. В составе корпуса представители 130 государств, говорят более чем на 70 языках, но единый язык, понятно, французский. В настоящее время в составе солдат легиона – 23 процента русские…
Каждый легионер – своеобразная «собственность» легиона. Он – часть легиона, и легион для него – единое целое. Легион защищает его. В течение первых пяти лет легионер не может располагать отдельными «документами личности», вести так называемую личную жизнь, в частности жениться, обзавестись самостоятельным хозяйством, ему нельзя даже управлять собственным автомобилем. Легионер не может отлучаться из части и страны, где он проходит службу, и тем более не может думать о доме. Никакой ностальгии. В Иностранном легионе это слово вычеркнуто из обихода и словаря.
– Так это же воины-рабы! Люди, лишенные прав. И это в наше-то время! – воскликнул я.
– Считайте как угодно, – отвечал «Петров». – Но это – добровольцы… Таков юридический статус легионеров.
– А сколько, уточните, таких бойцов из России?
– Не знаю. Точной цифры нет. Но говорят, что среди рядового состава выходцев из стран СНГ не менее 23–25 процентов. А это – около 1500 человек.
– Вы как-то общаетесь между собой?
– Конечно. Но в корпусе не может быть «национальных ячеек» или объединений по какому-либо другому принципу. Мы – солдаты. Нам не до «партийных, комсомольских или профсобраний…» И в голову не приходит.
– А как вы решаете «женский вопрос»?
– С трудом. Особенно боимся заболеваний и главным образом СПИДа. В Африке, как нам объясняли, СПИД у каждой третьей свободной женщины. «Хочешь – рискуй. Но тогда твое место – вне легиона».
– Вы постоянно находитесь в одном месте или меняете расположения? Так сказать, передислоцируетесь?
– Это – не секрет, за разглашение которого меня бы осудили легионеры, – замечает «Петров». – Мы находимся в постоянном движении и меняем резиденции. У нас четыре главных опорных центра: в Джибути, на острове АО в Полинезии; на севере Мадагаскара; в Куру (во Французской Гвиане).
– Как оплачиваются услуги солдат легиона?
– Базовая ставка 1700–5300 французских франков в месяц. Со всеми надбавками и т.д. (в основном «так далее») до 30 тысяч франков. Старшие офицеры (315 – французы и 35 – иностранцы) получают в два-три раза больше.
– Находясь в финансовом нормальном положении и прибывая в почти «сексуальном вакууме», не обращаются ли легионеры в сторону «альтернативной любви» – педерастии?
– Для легионера это – позор. Так было всегда И в 1945-м, и сейчас. Если подобные факты выявляются, виновный подлежит немедленному изгнанию из числа легионеров. У нас еще сильны «мужские традиции». Как нигде в мире… И это с вьетнамских времен…
– Кто может стать легионером и как это делается?
– Любой мужчина в возрасте от 17 до 40 лет. Он подает заявление, проходит тщательное медицинское освидетельствование, а затем подвергается различным психологическим и другим тестам на французском языке. Из восьми кандидатов, как правило, проходит всего один. Если у кандидата, выдержавшего все экзамены и зачисленного в легионеры, существуют «трудности с правоохранительными органами» (а таковых более 30 процентов от общего числа легионеров), то «новобранец» просит изменить ему имя, фамилию, другие анаграфические данные. Если у самого кандидата для создания «легенды» не хватает фантазии, то это делает за него один из офицеров, а легионер должен приложить «усердие» и выучить свою новую «биографию».
– Как поступил бы легионер, если ему, волею судеб, пришлось бы воевать против своей Родины? Например, англичанину против… россиянину против…
