Михаил Ильинский - Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.)
Приняв на себя основную силу удара воздушного десанта и бронеколонн агрессоров, подразделения Народно-освободительной армии Лаоса нанесли ряд контрударов в районе дороги № 9. По приказу ставки верховного командования НОАЛ части Патет Лао перешли в контрнаступление и в других районах Лаоса. Наибольших успехов они добились в юго-западной части Долины кувшинов и в районе дороги № 13. Обойдя город Вангвьенг, бойцы фронта подошли к Луангпрабангу, заняли пять из шести опорных пунктов вокруг этого древнего города – королевской столицы Лаоса. В городе отчетливо была слышна орудийная канонада. С священного холма Пуси, на котором находится пагода с высоким позолоченным шпилем, увенчанным многоэтажным зонтиком (по преданию, на этом месте был оставлен след Будды. – М. И.), по ночам были видны огненные стрелы трассирующих пуль. Шла перестрелка. В центральной городской гостинице, где я остановился с летчиками «АН-26», на железные запоры закрыли двери…
Части НОАЛ вышли на позиции в ста километрах от столицы страны – Вьентьяна. Город был забит переодетыми в штатское американскими военными. Они разъезжали в джипах по улицам Вьентьяна, расхаживали по территории святилища Тат Луанг. Бонзы обнаруживали, что после захода в пагоды некоторых американцев пропадали ценные предметы религиозно-культового обряда. Историки, видимо, будут сравнивать мрачные февральские дни Вьентьяна 1972 года с далекими временами XIX века, когда таиландские захватчики разрушили Тат Луанг и вывезли из него изумрудную скульптуру Будды – Фра Кео. Давая решительный отпор американо-сайгонским интервентам, патриоты отстаивали не только свою свободу и независимость, но и защищали свою древнюю национальную культуру. Советский консул, в то время Виктор Малышев, фиксировал все эти события и информировал Москву. Но на его пути было много трудностей, о которых даже теперь, тридцать лет спустя, полковник Малышев не желает вспоминать…
Наиболее успешные атаки вели патриоты на юго-западе Долины Кувшинов, в районе Лонгченг – Самтхонг. Подразделения Народно-освободительной армии находились в непосредственной близости от Лонгченга. Положение приняло для Ванг Пао столь критический оборот, что генерал был вынужден запросить срочную воздушную поддержку американских ВВС. Непосредственная близость позиций НОАЛ к Лонгченгу, а также низкая облачность, видимо, стали причиной тому, что американские «фантомы» обрушили свой ракетно-бомбовый удар… на базу ЦРУ. В результате были сожжены казармы, в которых размещались американские агенты. Сильно повреждены взлетно-посадочные площадки аэродрома, предназначенные для -приема американских транспортных самолетов.
Таков был конец операции «Ламшон-719». Сайгонцы были вынуждены покинуть Лаос, потеряв свыше десяти тысяч солдат убитыми и ранеными, оставив в различных районах этой страны несколько сот разбитых самолетов и вертолетов.
С политической точки зрения провал интервенции в Лаосе был чреват тяжелыми последствиями для всей американской стратегии в Индокитае. Во-первых, он продемонстрировал, что сайгонская военщина, несмотря на поддержку США, не в состоянии выполнять задачи, поставленные перед ней американской программой «вьетнамизации» войны. Во-вторых, поражение в Лаосе сказалось деморализующим образом на боевом духе американского солдата.
Солдаты удачи из Иностранного легиона
Позволю сделать «бросок» через 30 лет и посмотрю на события с «высоты времени».
…В Кортина Д’Ампеццо – фешенебельном североитальянском зимнем курорте, в одном из баров у меня состоялись две странные встречи. Подвыпивший тиролец, узнав, что я – русский, возгорел ко мне самыми добрыми чувствами и стал настоятельно требовать, чтобы я завтра же продал ему для коллекции боевой советский вертолет, на худой конец транспортник, участвовавший в войне в Афганистане и в Индокитае.
– Нет у меня даже куска от фюзеляжа, – отбивался я от собеседника, а тот наступал:
– Почему же нет. Должен быть! «Ан-24» (конечно, обломки) я покупаю вон у того синьора. Он – из Африки, приехал в Европу кататься на лыжах. А вообще-то он из России, бывший военный, прошедший Афганистан, служил в Африке в Иностранном легионе…
– Чепуха какая-то. Странный набор. Но впрочем… Мало ли что бывает?
. – Не веришь? Тогда познакомлю с русским – поверишь. И познакомил.
– Игорь Петров, – представился мужчина с короткой прической. Лет тридцати – тридцати пяти с виду.
Мы быстро нашли общий язык. Ведь и у меня за спиной был Вьетнам и тоже Афганистан.
– Ты знаешь, – доверился парень, – Петров – не моя настоящая фамилия. Один из псевдонимов, которые я получил на базе в Джибути, на Африканском Роге. О том, как выбрался из Афгана, остался жив, оказался в Западной Европе, а затем в Иностранном легионе – сюжет для романа, фильма, стечение тяжелейших, самых невероятных обстоятельств. Но рассказывать пока обо всем этом не имею права: тайна Иностранного легиона и требование присяги легионера.
…Об Иностранном легионе я кое-что знал и, пытаясь «разговорить» собеседника, рассказал ему о судьбе моего давнишнего друга – Платона Скр. (ныне живущего в Москве у Речного вокзала. Фамилию тоже не называю из разных соображений, хотя скрывать-то нечего.) Хотя история очень сложная. Платон в первые дни Отечественной войны попал в плен. Несколько побегов из концлагерей. Каждый раз его настигали, снова плен, колючая проволока, овчарки… Окончание войны застало С. в Париже. Надеялся вернуться в СССР, но стало известно, что на Родине ему грозили трибунал, каторга, Сибирь, а может быть и… Ведь последние месяцы, спасая товарищей, он был «капо». Испугался Платон. Бежал. Отправился на юг Франции, записался в Иностранный легион.
В 1946-м началась война в Индокитае, и двадцатидвухлетний парень отправился воевать во Вьетнам, воевать за колониальные интересы Парижа. Прибыв в Сайгон, он при первой же возможности ушел к партизанам.
– Но если хочешь быть с нами, то оставайся в рядах Иностранного легиона. Ты – офицер, будешь нашим разведчиком в тылу противника, – предложил партизанский командир.
И русский солдат, бывший узник фашистских лагерей, которому грозила несправедливая расправа на Родине, снова оказался в «ловушке». Платон принял предложение Вьетминя, пробыл «двойняком» в течение долгих семи лет войны Сопротивления, дослужился до звания майора Иностранного легиона, а за свою деятельность в тылу противника был удостоен Золотой звезды Героя Вьетнамской Народной армии.
– А как же в Россию? Тогда в СССР? Как добрался он до Родины? – с болью в голосе спросил «Игорь Петров» и осушил рюмку с русской водкой. (Пью только нашу. Хлебную, – словно оправдываясь, заметил он.)
– Трудно добирался П.С. Родина неласково открывала двери. Потребовалось вмешательство самого Хо Ши Мина, других руководителей Демократического Вьетнама, согласие высших лидеров Кремля – Ворошилова, Хрущева, – чтобы П.С. оказался в Москве, снял угол в «коммуналке», обил не один порог, пока получил достойную работу, где прослужил затем верой и правдой более тридцати лет (на Пятницкой улице), воспитал дочь Ж., родившуюся во Вьетнаме, затем стал дедом. Мать Ж. мне довелось увидеть в Сайгоне после освобождения в 1975-м (но это другая сложнейшая и трагическая история). Хоа – пожилая вьетнамка – поняла Платона и свою жизнь увидела в новом «чтении»…
– А кто поможет нам? – спросил Игорь. – Хотя аэропорт Москвы открыт, и «нам туда бы надо», но возвращаться пока ни я, ни такие как я, не собираемся. Мы – это те, кто в легионе или ушел из легиона, – свободные птицы, но хорошо было бы постоянно и свободно приезжать в Россию.
– Вы пробовали? Может быть, вам не запрещено возвращение, а визы если и требуются, то будут легко выданы?
– Не знаю. Но время рисковать не пришло. Надо быть на 100 процентов уверенным, что не окажешься за решеткой.
…Я уже слышал примерно такие же слова во Вьетнаме, в 60-х годах. Шла война. Под Хонгаем, на угольных шахтах работала группа европейцев. Все говорили по-французски. Одни с сильным акцентом, другие – без, но ясно, что были выходцами из метрополии. Мы были в добрых отношениях, и я часами слушал их рассказы о старых военных временах. О том, как после второй мировой войны вступили они в Иностранный легион, приехали во Вьетнам.
– Французов были единицы, – рассказывал баск Пьер. – Немцы, бельгийцы, португальцы, североафриканцы, испанцы…
Были и русские. Я попал в плен к Вьетнамской Народной армии. После 1954-го остался в Ханое. Значит, предал Францию. Возвращаться было некуда. В тюрьму что-то не хотелось… Вернусь в Испанию, – решил я. (Это было, напомню, в 60-х, до смерти генералиссимуса Франко в ноябре 1975 года.) Но как? Денег на дорогу не было. Женюсь (фиктивно) на вьетнамке – одной из шести тысяч уроженок Новой Каледонии, пользовавшихся в ДРВ особым положением. Они, каледонийки, – женщины богатые…
