Руслан Скрынников - Начало опричнины
Выслушав «истинных правителей», митрополит будто бы обещал им свое покровительство, сказав, что «бог не попустит до конца пребыти прелести сей»[1604].
Нет сомнения, что Федоров, подвергшись преследованиям опричнины, должен был искать защиты прежде всего у Колычева, известного противника опричнины. Благодаря вмешательству митрополита развязка по делу Федорова затянулась на целый год. Но ни Грозный, ни его опричная дума вовсе не желали следовать советам Филиппа. К весне 1568 г. опричные репрессии приобрели угрожающие масштабы. Опричники без суда рубили головы знатным дворянам, и митрополит вскоре убедился в том, что его увещевания не действуют на царя. Тогда он решил открыто протестовать против опричнины и ее репрессий, невзирая на присягу.
Как рассказывает новгородская летопись, 22 марта 1568 г. «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины»[1605]. По «Житию», Филипп будто бы дважды принимался обличать опричнину во время торжественных богослужений в кремлевском Успенском соборе. Впервые, когда царь только прибыл в Москву со всей опричной армией[1606]. И еще раз, спустя некоторое время («времени же неколику минувше»), когда в соборе шла служба по чину св. Захария, т. е. 24 марта 1568 г.[1607] Трудно сказать, к какому периоду относят авторы «Жития» первое выступление Филиппа. Что же касается указаний на мартовское выступление, то они совпадают и в «Житие» и в летописи.
Речи митрополита в соборе передаются примерно в одних и тех же выражениях столь различными авторами, как опричники Таубе и Крузе и монахи — составители «Жития»:
Житие Филиппа
«...за олтарем неповинно кровь льется христианская, и напрасно умрают». «Не имаши бо на земли вышши себе, подобает бо ти яко смертну — не возноситься, но аки богу не гневатися».
«Ниже при твоих праотец сие бывало, еже твориши, ни во иноязыцех тако обреташеся»[1608].
Послание Таубе и Крузе
«...до каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан? Долго ли будет продолжаться в Русском государстве эта несправедливость?». «Подумай о том, что хотя бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками».
«Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть закон и право, только в России их нет»[1609].
По свидетельству «Жития», Филипп просил царя упразднить опричнину («престани от такового начинания»), соединить ее с земщиной («но не разделяти, твоя бо есть едина держава», «люди своя в соединение оустрой») и прекратить опричные репрессии[1610].
Судя по возражениям царя, речь шла о преследованиях участников только что раскрытого в земщине «заговора» конюшего И. П. Федорова. Оправдывая репрессии, Иван прямо указал Филиппу на измену своих подданных. «Что тебе чернцу до наших царьских советов дело, — будто бы сказал он, — того ли не веси, мене мои же хотят поглотити»[1611]. Царь жаловался, что против него ополчились даже близкие ему бояре: «и ближние мои отдалече мене сташа и нуждахуся ищущеи душу мою и ищущей злая мне»[1612].
В конце концов, обличения Филиппа привели царя в ярость. Передают, что он хватил посохом оземь и сказал: «Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете»[1613].
Диспут в соборе кончился не в пользу царя. Чувствуя за собой поддержку земщины, митрополит трижды отклонил просьбу царя о благословлении и заявил напоследок, что впредь не намерен молчать, поскольку молчание его «всеродную наносит смерть»[1614].
Выступление главы церкви против опричнины оказало сильное воздействие на земщину: митрополит имел значительное влияние в Боярской думе, среди московских дворян и богатейших купцов. Церковь пользовалась исключительным авторитетом не только среди власть имущих, но и в «беспокойных» низах, среди простонародья. Через фанатичных попов, монахов и юродивых церковь ловко влияла на настроения народа, не остававшегося безучастным свидетелем происходившего.
Свою проповедь в соборе Филипп произнес при большом стечении народа. На другой день о столкновении между царем и митрополитом заговорила вся столица.
Глава опричной думы А. Д. Басманов настоятельно убеждал царя вновь пустить в ход машину террора, поскольку в обстановке острого внутреннего кризиса всякое проявление слабости со стороны правительства могло иметь для него катастрофические последствия. Вновь, как и при учреждении опричнины, царь и его приспешники попытались укрепить свое положение с помощью насилия и террора.
На другой день после диспута в соборе Грозный решил наказать «клятвопреступника» Филиппа, нарушившего обязательство, не вступаться в опричнину. Были водворены в тюрьму главные советники и приближенные митрополита.. Через некоторое время митрополичьих старцев вывели из тюрьмы и забили насмерть железными батогами, водя па улицам столицы[1615]. В те же дни, свидетельствуют очевидцы Таубе и Крузе, опричники схватили многих слуг бояр, придворных, кравчих, стольников. Одни были повешены, другие избиты палками и брошены в тюрьму[1616].
Источник сугубо документального происхождения, государев синодик опальных дает наиболее точное представление о начавшихся избиениях в земщине и доказывает, что репрессии против митрополита были тесно связаны с репрессиями против Федорова и его «сообщников»[1617]. Согласно синодику, на улицах Москвы погибло четверо митрополичьих советников, среди них Федор Рясин, служивший «митрополичьим меховщиком» (сборщиком пошлин), представитель семьи Мануйловых, издавна служивших в боярах у митрополита и т. д.[1618].
Ко времени выступления митрополита против опричнины конюший Федоров был сослан в опале в Коломну[1619]. Царь не решился казнить его, но зато приказал перебить его ближайших советников и разорить его родовые вотчины в Коломенском уезде. Отряд опричника Г. Ловчикова перебил в «коломенских селех» Федорова 20 его людей[1620]. На основании писцовых книг можно установить, что под Коломной располагались родовые вотчины Челядниных села Кишкино и Мартыновское, в которых было до 1000 четвертей пашни и много десятков крестьянских дворов[1621]. Двадцать человек, погибших во время погрома, были в основном боярские слуги и дворня.
После разгрома Коломенских сел царь послал опричного голову М. Л. Скуратова с отрядом громить федоровские вотчины в Губине Углу[1622]. Малюта чинил расправу с еще большей свирепостью, чем Ловчиков. Кровавые подвиги в вотчинах Федорова положили начало быстрому возвышению Скуратова в опричнине.
Главные владения Федорова располагались на границе с Новгородской землей в Бежецком Верху. Там ему принадлежали село Борисоглебское с 1158 четвертями пашни, село Семенцово и т. д.[1623] Грозный лично возглавил карательный поход в бежецкие вотчины конюшего. В походе, продолжавшемся до 5 недель, участвовали многочисленные опричные отряды[1624].
Лиц, подозреваемых в измене, пытали и под пытками заставляли называть имена «сообщников». Оговоренных людей казнили без суда, а иногда и без предъявления обвинения. Следствие производилось в строгой тайне. Осужденных били батогами, добиваясь выдачи всего имущества, а затем казнили. Тех, у кого ничего нельзя было заполучить, убивали прямо на улице. К одежде убитого обычно прикрепляли краткую записку, в которой указывались причины казни. Таким образом преступления «заговорщиков» доводились до всеобщего сведения[1625].
За время карательных экспедиций опричники перебили 135 боярских людей, из которых большинство (128 человек) названы в синодике людьми конюшего. Федоров был одним из богатейших людей своего времени, на его землях жило много тысяч крестьян. Очевидно, опричный террор не затронул крестьянского населения боярских вотчин и обрушился главным образом на голову его слуг, вассалов и дворни[1626]. Жестокая расправа с вооруженной свитой конюшего объяснялась очень просто. Согласно официальной версии, Федоров готовился арестовать Ивана и произвести переворот с помощью своих слуг и подданных, будто бы посвященных в планы заговора[1627].
На основании записей синодика можно заключить, что всего по делу о заговоре конюшего Федорова опричники казнили примерно 130—150 дворян и приказных и более 290 боярских холопов[1628].
