Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Современные ученые оценивают ситуацию примерно так же. А.Н. Кашпур сделал вывод, что системы просвещения, здравоохранения, жилищного хозяйства в начале 1980-х гг. в СССР соответствовали уровню США в 1947–1948 гг. [1335] Ю.Л. Дьяков отмечает, что средняя продолжительность жизни в СССР была меньше на 5 лет, сильно хуже была ситуация с материнской и младенческой смертностью, заболеваемостью многими наиболее распространенными инфекционными болезнями, численностью врачей, больничных коек на душу населения и пр. [1336]
Во-вторых, из-за дефицита промтоваров и продовольствия значительная часть наличных денег, которые выплачивались людям в виде заработной платы, оставалась неизрасходованной. Люди, даже получая хорошую зарплату, часто не могли потратить ее на приобретение необходимых товаров и услуг. Рост личного потребления затормозился — если во второй половине 1960-х гг. он составил 5,1 %, то во второй половине следующего десятилетия — только 2,2 % [1337]. Хотя советские идеологи утверждали, что «возможности трудящихся употребить растущий достаток на удовлетворение потребностей, в том числе материальных, продолжают увеличиваться» [1338], это было не так. В дальнейшем потребление постоянно сокращалось [1339].
Все это вело к снижению эффективности системы материального стимулирования. Отсутствие возможности купить на заработанные трудом деньги необходимые товары снижало заинтересованность работать лучше. В декабре 1972 г. Л.И. Брежнев отмечал, что «трудности с реализацией растущих доходов населения ослабляют материальные стимулы к труду, порождают спекуляцию, создают плохое настроение у людей» [1340]. Известно, что в сельском хозяйстве рост зарплат часто не приводил к росту производительности труда [1341], в чем явно была связь с проблемой дефицита — часто в сельской местности купить нужные товары было еще сложнее, чем в городе. Уже в 1964 г. в некоторых сельских магазинах отмечалось отсутствие обыкновенной одежды и обуви [1342].
Кроме того, из-за низкой производительности труда, а также политики «нулевой безработицы» работники многих производств получали от государства фактически не заработанную (не по их вине. — Ф.С.) зарплату [1343], которая, соответственно, не была обеспечена товарами и услугами.
Разница между реальной (обеспеченной товарами и услугами) и фактической заработной платой граждан СССР отразилась в солидной сумме их денежных сбережений [1344]. Резкое увеличение поступления денег на вклады в сберегательных кассах стало отмечаться со второй половины 1960-х гг. (как раз когда началось повышение доходов населения вследствие введения системы материального стимулирования). Если в 1961–1965 гг. прирост остатка вкладов составил 7,8 млрд руб., то в 1966–1970 гг. — уже 27,9 млрд руб. К 1981 г. этот остаток достиг 156,5 млрд руб. [1345] Статистические данные показывают, что в 1964–1982 гг. практически постоянно возрастал и остаток наличных денег на руках у населения, повысившись за этот период с 1,03 до 3,81 млрд руб. [1346]
В итоге массе денег, находившихся в руках населения и по идее предназначенных для приобретения потребительских товаров, противостояла недостаточная масса таких товаров. В 1971–1986 гг. производство предметов потребления в СССР выросло в 2,1 раза, а количество денег в обращении — в 3,1 раза [1347].
Получился своеобразный «заколдованный круг» — людям дали деньги, но не дали товары, на которые эти деньги можно было бы потратить. Однако именно такой подход фактически был признан руководством страны оптимальным. В 1971 г. Л.И. Брежнев на совещании в ЦК КПСС задал риторический вопрос относительно реализованного в стране повышения уровня зарплаты населения: «Что же лучше — то, что мы сделали, или дать товар, а он (гражданин СССР. — Ф.С.) купить не мог?» — на что прозвучала реплика одного из участников совещания: «Да это как раз польский вариант» [1348] (в Польше была противоположная ситуация, что привело к массовым протестам населения).
В чем состояла причина неспособности руководства СССР решить проблемы роста уровня жизни, ликвидировать товарный дефицит в стране? Очевидно, не только в особенностях самой экономической системы, но и в том, что власти, хотя и ощущали проблемы, не до конца понимали их причины и суть. Например, в марте 1973 г. на совещании в ЦК КПСС Л.И. Брежнев удивлялся тому, почему вдруг в стране «завалилась легкая промышленность» [1349].
Как писал Г.А. Арбатов, «подлинной картины экономики не видели, не знали до конца не только общественность, но и руководство», так как «сама статистика, схема собираемых ею данных, отбор показателей, не говоря уже об анализе, были подстроены под тогдашнюю систему, всю тогдашнюю модель хозяйствования…В руководстве многие об этом знали или, во всяком случае, догадывались. Но настойчивости, чтобы докопаться до правды, не проявляли… И потому ощущения драматизма, нараставшей остроты ситуации у руководства не было» [1350].
Проявилась здесь и ставшая в СССР традиционной практика самообмана, «лакировки» ситуации. Западные эксперты сделали верный вывод, что, «как в любой системе экономики, есть мотивы, которые в Советском Союзе заставляют людей и учреждения неверно давать экономические данные» [1351]. По воспоминаниям директора ЦЭМИ академика Н.П. Федоренко, в 1966 г. в этом институте был сделан прогноз развития советского народного хозяйства. Вместо «светлого будущего», которое должно было наступить в 1981 г., ученые прогнозировали дальнейшее замедление темпов развития и зарождение к началу 1980-х гг. экономического кризиса. Ознакомившись с запиской, председатель Госплана Н.К. Байбаков заявил, что она находится в противоречии с программой партии и если будет представлена в ЦК КПСС, санкции ждут не только ее составителей, но и весь ЦЭМИ. Посоветовавшись с президентом АН СССР М.В. Келдышем, Н.П. Федоренко забрал записку из Госплана и уничтожил ее [1352].
Примером непонимания сути проблем экономики было такое заявление Л.И. Брежнева, сделанное на совещании по вопросу подготовки отчетного доклада ЦК КПСС XXIV съезду в феврале 1971 г.: «Хозяйственных провалов… нет. В таком большом хозяйстве всегда будет где-то недовыполнено на 10 миллионов, зато на 20 миллионов в другой отрасли перевыполнено. А по валу хорошо» [1353]. Однако это же и есть недопустимый перекос в экономике — перепроизводство одного товара и дефицит другого.
На совещании в декабре 1975 г. помощник Л.И. Брежнева К.В. Русаков оправдывал снижение темпов роста экономики тем, что на Западе такое снижение «воспринимается как здоровый реализм». Брежнев поддержал его, отметив неправоту тех, кто рассуждал, что «снижение темпов — значит снижение жизненного уровня народа, значит политика не туда идет». Советские идеологи пытались оправдать и низкий уровень производительности труда — тем, что «диалектика развития материально-технической базы развитого социализма в СССР сейчас такова, что развитой социализм уже есть, а высшего по отношению к самым развитым капиталистическим странам уровня производительности труда еще нет» [1354] (хотя и непонятно, почему это так). Как писал в своих воспоминаниях Г.Х. Шахназаров, даже видный хозяйственник, председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин в ответ на информацию о признаках инфляции в советском денежном обращении дал гневную отповедь: «Глупости, в плановом хозяйстве нет и не может быть никакой инфляции!» [1355].
