Николай Борисов - Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья
Стефанова часовня (разрушенная в 1932—1935 годах) была приметной вехой на пути к Троице. На праздник Воздвижения Животворящего Креста (14 сентября) троицкие монахи совершали крестный ход от часовни Крест до церкви села Воздвиженское (206, 56). Здесь, у Креста, власти Троице-Сергиевой лавры в октябре 1762 года встречали императрицу Екатерину II (170, 79). При часовне стояли два принадлежавших Лавре дома: каменный для иноков и деревянный — для имущества. Здесь же действовала церковно-приходская школа (190, 121).
Но пища духовная не заменит пищи телесной. И рядом со Стефановой часовней приветливо дымилась труба блинной. Эта вкусная и недорогая трапеза не только подкрепляла силы богомольцев, но также имела ритуальное значение. Блинами на Руси издавна поминали усопших родителей.
От Рязанцев дорога вела в подмонастырское село Клементьево, которое в XIX веке стало окраиной Сергиева Посада. Там путники готовились к последнему переходу до Лавры. Впереди их ожидала знаменитая Красная гора — последний торжественный подъем на холм Маковец, где красовалась долгожданная обитель преподобного Сергия.
Глава сорок первая.
Троице-Сергиева лавра
Вот мы и в Сергиевом Посаде. Душа этого города — Троице-Сергиев монастырь. Основанный около 1337 года преподобным Сергием Радонежским, монастырь с 1744 года носит титул лавры.
Для неторопливой прогулки по монастырю не нужно обращаться к услугам экскурсоводов. Гораздо приятнее и полезнее делать собственные открытия, спрашивать ответов у собственной памяти. Ведь святой Сергий живет в каждом из нас. А история Лавры — история России.
Загадка великого старца
Со всех концов России идут люди к преподобному Сергию. Он — живая душа этого, научно выражаясь «локуса», а попросту говоря — места.
О преподобном Сергии Радонежском написано немало и в агиографическом, и в историко-художественном, и в научно-исследовательском жанре.
Однако человек этот по-прежнему остается великой загадкой русской истории. Время сделало свое дело. Жизнь превратилась в житие, а портрет — в образ. Взгляните на современную икону святого Сергия Радонежского, сверкающую сусальным золотом софринского оклада, и сравните ее с тем ликом, который по великой милости Божьей сохранил древний покров на гробницу святого — и вы, как говорится, «почувствуете разницу».
Биография святого Сергия прозрачна, как рисунок японской тушью. Все даты его жизни определяются лишь предположительно. До нас не дошло ни единой буквы, написанной его рукой, ни строчки живых воспоминаний о нем современников. И все же он стал главным русским святым, именем которого русские люди клялись уже во времена Василия Темного…
Много лет занимаясь историей тех далеких веков, я постоянно возвращался к вопросу: почему именно он, Варфоломей из Радонежа, поднял Русь, вернул ей мужество и достоинство? Почему он далеко обошел по своей известности всех современных ему подвижников, своих соратников и собеседников — Стефана Махрищского, Иоанна Высокопетровского, Дионисия Суздальского, Дмитрия Прилуцкого?
В последнее время много говорится о выборочности и предопределенности исторических воспоминаний, об особом «искусстве памяти». В прежние годы не меньше было сказано о слабой исторической достоверности агиографических произведений, авторы которых строго придерживались «литературного этикета» и следовали определенным образцам.
Все это так. Но образ преподобного Сергия давно вырос из исторического контекста и стал самостоятельным явлением в духовном пространстве русского этноса. Каким был этот человек на самом деле — в сущности, мало кого интересует. Возможно — именно таким, каким рисует его золотая легенда. А может быть — совершенно иным.
Не имея безусловного ответа на этот вопрос, я могу высказать лишь некоторые предположения, основанные на размышлениях и документах той эпохи.
Во-первых, во все времена, и чем раньше, тем сильнее, на жизненный путь человека влияло его происхождение. Люди, имевшие власть и собственность, стремились передать и то и другое своим детям. По происхождению Варфоломей принадлежал к старой ростовской знати. Территориальная корпоративность была обычным явлением в те времена. Выходцы из Ростова составляли своего рода землячество при московском дворе. Они знали друг друга, помогали своим, собирались на общие торжества и трапезы. Не случайно старший брат Сергия Стефан был принят иноком в привилегированный Богоявленский монастырь.
Уход в монахи двух из трех сыновей Кирилла горячо обсуждался в этом кругу был предметом всеобщего внимания. Так обсуждали когда-то сородичи уход в монастырь Феодосия Печерского и черниговского князя Николая Святоши.
В этой среде действовал принцип «своих не бросаем». Даже если «свои» избирали необычный жизненный путь. Аристократическое происхождение облегчало Сергию не только первые шаги по дороге подвижничества, но и управление возникшей со временем монашеской общиной. Почтение к «голубой крови» со стороны простолюдинов, а с другой стороны, врожденная уверенность боярского сына в своем праве повелевать — факторы, которые сыграли немалую роль в биографии святого. Не случайно большинство выдающихся организаторов русского монашества происходили из более или менее знатных семей. Это и Кирилл Белозерский, и Пафнутий Боровский, и Иосиф Волоцкий, и Корнилий Комельский, и Нил Сорский, и Иннокентий Охлябинин.
Во-вторых, Сергий Радонежский был не только религиозным, но и политическим деятелем своего времени. Известно, что он был тесно связан с могущественным серпуховским княжеским домом и его главой Владимиром Храбрым. Сергиев монастырь не позднее 1374 года оказался в их владениях. В постоянной глухой борьбе великого князя с удельными братьями и племянниками — и прежде всего серпуховским домом — Сергий был авторитетным посредником. В этом качестве он нужен был тем и другим. В сложных конфликтных ситуациях он проявлял незаурядные дипломатические способности. Прочный союз с серпуховским домом был одним из устоев московской политики времен Дмитрия Донского и Василия Дмитриевича. Имя Сергия было символом этого союза.
В-третьих, огромную роль в жизни Сергия сыграла поддержка митрополита Алексея. Духовная близость этих людей простиралась настолько, что святитель, как известно, предполагал поставить Сергия у кормила великого корабля Русской православной церкви, то есть по существу доверить ему дело всей своей жизни. Истоки этой близости — тайна для историка.
Назовем и еще один момент, который способствовал возвышению Троицкого монастыря как главного московского богомолья. Монастырь был расположен на очень удачном — не слишком большом, но и не слишком малом — удалении от Москвы. Паломничество как процесс, духовную сущность которого составляет размышление и покаяние, требует значительного времени. Оно предполагает как бы выпадение из повседневности, труд преодоления значительного расстояния. Однако далекие многодневные паломничества в северные монастыри были уделом немногих. Троица, расположенная в 65 верстах от столицы, в этом отношении была идеальным «средним путем». Пешком, без особого напряжения, туда можно было добраться из Москвы за два дня, остановившись на ночлег где-то в районе Братовщины. День-два провести в монастыре и за те же два дня добраться обратно в Москву — таков был оптимальный для средней руки москвича график паломничества.
О том, какую большую роль в выборе места для совершения паломничества играло расстояние, говорят признания самих паломников, записанные этнографами (216, 306).
Следует обратить внимание и на само имя — Сергий Радонежский. В этом имени заложен воспринимаемый на уровне подсознания мощный заряд положительных эмоций. Название Радонеж — притяжательная форма от имени Радонег. Составляющие его два слова, два понятия — радость и нега — никого не могут оставить равнодушным. «Имя — тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность», — говорил Павел Флоренский (200, 26). Имя Сергий Радонежский удивительно хорошо легло на русский слух и русскую речь. Оно быстро вытеснило менее звучное имя — Сергий Маковецкий, «живущий на Маковце», которое видимо, было первоначальным, аутентичным.
Лавра
Это звучное слово — как гость из далеких веков. Смысл его непонятен современному человеку. А потому обратимся за справкой к старому церковному словарю.
«Лавра — (широкий, многолюдный) общежительная обитель. У нас в России лавр четыре: Троице-Сергиева, Киево-Печерская, Александро-Невская и Почаевская. Лавра — древнее ионическое слово, означающее собственно городскую улицу, квартал. Далее, по свидетельству Епифания, лаврою назывались в Александрии те улицы, где была построена какая-нибудь церковь. Впоследствии это же название стали прилагать и к тем местам, куда уединялись пустынники и где мало-помалу устроялись обширные монашеские обители. Таким образом, имя лавры как на востоке, так и у нас в России, усвоялось обыкновенно тем обителям, которые отличались множеством зданий и многолюдством» (143, 1505).
