Дмитрий Лысков - ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: 1905-1922
9. Стратегия раскола: сжечь Россию в костре Мировой революции!
Широкое оппозиционное течение в партии большевиков, члены которого впоследствии были названы левыми коммунистами, в советской историографии характеризовалось как «левооппортунистическая группа, выступившая внутри РСДРП (б) с позиций мелкобуржуазной революционности». В действительности в лозунгах и призывах этой группы «мелкобуржуазной революционности» было не больше, чем в работах самого Ленина. Напротив, во внешней политике левые коммунисты четко, во многом догматично следовали марксизму и ленинизму. Другой вопрос — их внутриполитические требования. Но и здесь левые проявляли всякое отрицание любой буржуазности. Окрыленные сравнительно легкой сменой власти в октябре, чередой побед над контрреволюцией периода «Триумфального шествия Советской власти», левые коммунисты выступали за форсированное и немедленное осуществление социалистических преобразований в стране. Они призывали полностью уничтожить банки, отменить деньги, децентрализовать государственное и хозяйственное управление [1]. В период, когда рабочий контроль уже объективно захлебывался, а Ленин стремился наладить производственные отношения и не допустить краха промышленности, Левые коммунисты выступали против привлечения к работе буржуазных специалистов, называя это возвращением к старым порядкам и предательством интересов рабочего класса и революции [2].
В отношении Брестского мира левая оппозиция в РСДРП(б) требовала на уступки германскому империализму не идти, аннексионистский мир не подписывать. Любую сделку с империалистами, тем более уступки империалистам левые коммунисты называли предательством, требуя начать революционную войну с Германией. Революционная война, с их точки зрения, преследовала двоякую цель: во‑первых, ее следовало вести для защиты Советской республики, во‑вторых — в интересах Мировой революции. Без немедленной поддержки европейского пролетариата социалистическая революция в России погибнет, говорили левые коммунисты. Революционная война же «подтолкнет» развитие революционного процесса в буржуазных странах.
Наиболее радикальные левые призывали «делать» революции в Европе [3], по большей части, правда, изматывающей войной и агитацией. Хотя не исключали они и прямой военной помощи, отрицая все и всяческие границы, и уверяя, что Россия находится в состоянии «гражданской войны с германским империализмом».
По мере разрастания внутрипартийного конфликта, позиции левых коммунистов все больше скатывались к радикализму. Лучше погибнуть в революционной войне «с честью и с высоко поднятым знаменем», чем идти на подписание грабительского мира с Германией, утверждали они. Московское областное бюро РСДРП(б) в своей резолюции от 24 февраля 1918 года заявило: «В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Советской власти <в России в результате войны>… Мы по–прежнему видим нашу основную задачу в распространении идей социалистической революции на все иные страны…» [4]
Несколько слов нужно сказать о масштабах этого оппозиционного движения. К левым коммунистам принадлежали такие известные большевики, как Н. И. Бухарин, К. Б. Радек, И. Арманд, А. М. Коллонтай, С. В. Косиор, В. В. Куйбышев, Н. И. Муралов, М. С. Урицкий, Г. А. Усиевич, М. В. Фрунзе и др. [5]
Уже в сталинский период в ряды левых коммунистов совершенно неоправданно записали Л. Троцкого. Встречаются даже утверждения, что он был лидером левой оппозиции. Перед нами, однако, яркий пример исторического мифа, свидетельство значительно более позднего партийного раскола и попытки очернить оппонента. В 1918 году Троцкий к левым не примыкал, и уж тем более не являлся их лидером. Как мы увидим позже, в вопросе Брестского мира он придерживался собственной позиции, никакого отношения к революционной войне не имевшей, однако войну спровоцировавшей.
Левые оппозиционеры занимали руководящие посты в крупнейших партийных организациях, в том числе в Московской, Петроградской, Уральской. Центром оппозиции было Московское областное бюро партии. Левые издавали газету «Коммунист», выходившую как орган Петербургского комитета и Петроградского окружного комитета РСДРП(б), затем журнал «Коммунист» [6].
Среди левых коммунистов было много так называемых «новых большевиков». Как и эсеры с меньшевиками после Февраля, большевики, став правящей партией, испытали серьезный приток «записавшихся» — вступивших в партию уже после Октябрьской революции. Их называли «октябрьскими большевиками». Среди них было немало радикалов.
Большое число новых членов создавало партийному руководству определенные трудности. Сохранилась стенографическая запись выступления Ленина на заседании ЦК РСДРП(б) от 24 января (6 февраля) 1918 года: «Тов. Ленин считает необходимым, чтобы при приеме членов делалась обязательная надпись о том, когда вступил в партию: до 25.Х или после него, что для вновь вступивших необходимо признание обязательности той тактики, которую признала правильной партия по отношению к Октябрьской революции» [7]. Отсюда, кстати, берет свое начало сохранившаяся по сей день в компартии традиция (смысл ее за давностью лет полностью утрачен) сообщать партийный стаж: «член партии с такого‑то года».
Но в случае с левыми коммунистами проблема крылась не только, или даже не столько в плохом знании теоретических доктрин или отрицании тактики партии. Напротив, в рядах «левых» было много подкованных марксистов и даже ленинистов. Сам Ленин вспоминал, как в ходе партийной дискуссий один из молодых «москвичей» («москвичами» называли левых в силу их главенства в московском аппарате) в пылу спора воскликнул: «Я стою на старой позиции Ленина!» [8]
Надо заметить, что молодой оратор был несомненно прав — он действительно стоял на старой позиции Ленина. Но сама позиция Ленина претерпела к тому моменту определенную трансформацию. Лидер большевиков выступал против революционной войны, за переговоры с Германией, за заключение мира — пусть и аннексионного и сепаратного.
* * *Вторая точка зрения на брестский вопрос в партии большевиков — точка зрения Ленина и его сторонников, — заключалась в необходимости скорейшего выхода из войны. «В том‑то и беда, что москвичи хотят стоять на старой тактической позиции, упорно не желая видеть, как изменилась, как создалась новая объективная позиция», — писал лидер большевиков [9]. «В данный момент лозунг революционной войны со стороны России означал бы либо фразу и голую демонстрацию, либо равнялся бы объективно падению в ловушку…»
Ленин доказывал, что призыв к революционной войне сейчас — авантюра и абсурд. России нечем воевать: «Армия чрезмерно утомлена войной; ...положение германцев на островах Балтийского моря настолько хорошо, что при наступлении они смогут взять Ревель и Петроград голыми руками. Продолжая в таких условиях войну, мы необыкновенно усилим германский империализм, мир придется все равно заключать, но тогда мир будет худший, так как его будем заключать не мы», — говорил Ленин [10].
В «Тезисах по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионного мира» глава РСДРП(б) отвечал на обвинения в оппортунизме: «Говорят, что мы прямо «обещали» в ряде партийных заявлений революционную войну, и что заключение сепаратного мира будет изменой нашему слову. Это неверно. Мы говорили о необходимости «подготовлять и вести» революционную войну для социалистического правительства в эпоху империализма; мы говорили это, чтобы бороться с абстрактным пацифизмом, с теорией полного отрицания «защиты отечества» в эпоху империализма… но мы не брали на себя обязательства начинать революционной войны без учета того, насколько возможно вести ее в тот или иной момент.
Мы и сейчас безусловно должны готовить революционную войну. Мы выполняем это свое обещание… Но вопрос о том, можно ли сейчас, немедленно вести революционную войну, следует решить, учитывая исключительно материальные условия осуществимости этого. <…> Нет сомнения, что наша армия в данный момент и в ближайшие недели (а вероятно, и в ближайшие месяцы) абсолютно не в состоянии успешно отразить немецкое наступление, во‑1‑х, вследствие крайней усталости и истомления большинства солдат, при неслыханной разрухе в деле продовольствия, смены переутомленных и пр.; во‑2‑х, вследствие полной негодности конского состава, обрекающей на неминуемую гибель нашу артиллерию; в‑3‑х, вследствие полной невозможности защитить побережье от Риги до Ревеля, дающей неприятелю вернейший шанс на… обход большой части наших войск с тыла, наконец на взятие Петрограда. <…> Дело социалистической реорганизации армии… только–только начато… На создание действительно прочной и идейно–крепкой социалистической рабоче–крестьянской армии нужны, по меньшей мере, месяцы и месяцы [11].
