Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
Только Екатерина могла совладать с царем во время его припадков гнева — он начинал успокаиваться от одного звука ее голоса. Жена умела снимать его судорожные головные боли: «…сажала его и брала, лаская, за голову, которую слегка почесывала. Это производило на него магическое действие, он засыпал в несколько минут. Чтоб не нарушать его сна, она держала его голову на своей груди, сидя неподвижно в продолжение двух или трех часов. После того он просыпался совершенно свежим и бодрым»(58).
Современники и историки называют две причины неуравновешенности Петра: детский испуг во время кровавых кремлевских событий 1682 года и частые кутежи в юности в Немецкой слободе, подточившие здоровье еще не окрепшего организма. Однако не исключено, что царь страдал врожденным психическим недугом, получившим дальнейшее развитие из-за названных неблагоприятных факторов.
Приступы ярости у государя происходили довольно часто. Они возникали внезапно под воздействием неприятных известий или каких-то иных внешних раздражителей, но иногда и без видимой причины. Вероятно, в ряде случаев монарх при желании мог бы себя сдерживать, но его твердое убеждение во вседозволенности, присущей самодержавной власти, обычно исключало всякое стремление к самоконтролю. Во время новогоднего праздника 1 сентября 1698 года повод для недовольства Петра был вполне определенным: стало известно, что первый русский генералиссимус А. С. Шеин раздавал высшие офицерские чины за взятки. Дальнейший, весьма драматичный, эпизод описан в дневнике Иоганна Георга Корба. После оживленного спора с провинившимся вельможей царь выскочил из-за праздничного стола в соседнюю комнату и через несколько минут появился с обнаженной шпагой; ударив ею по столу перед Шейным, он закричал: «Так истреблю я твой полк!» В порыве ярости Петр начал размахивать оружием, приводя в ужас всех пирующих. Князь-кесарь Ф. Ю. Ромодановский был легко ранен в палец; Н. М. Зотов, отводя от себя «удар царского меча, поранил себе руку». Царь уже занес шпагу над Шейным, но Ф. Я. Лефорт успел схватить сзади разбушевавшегося державного друга и сжать его в своих крепких объятиях. Петр, рассказывает Корб, «напрягал все усилия вырваться из рук Лефорта и, освободившись, крепко хватил его по спине. Наконец, один только человек, пользовавшийся наибольшей любовью царя перед всеми московитянами, сумел поправить это дело. Говорят, что этот человек достиг настоящего завидного своего положения, происходя из самого низшего сословия (несомненно, речь идет об А. Д. Меншикове, которого австрийский дипломат в данном случае почему-то не называет по имени. — В.Н.). Он так успел смягчить сердце царя, что тот воздержался от убийства, а ограничился одними только угрозами»(59).
25 мая (6 июня) 1719 года французский консул Лави писал министру иностранных дел Дюбуа: «Беспокойные движения царя и порывы гнева, которым он предается, показывают силу волнующих его страстей; колеблясь между гневом и опасением, он часто переходит с места на место»(60). Очевидно, с годами болезнь Петра I проявлялась всё сильнее.
Внезапные приступы ярости, судорожные припадки, непроизвольные телодвижения Петра являются несомненными признаками эпилепсии, однако нет никаких оснований говорить о случаях помрачения его сознания. Н. Н. Пуховский предполагает несколько диагнозов нервно-психических расстройств царя, в числе которых — такие малоправдоподобные, как вторичная паранойя, бисексуализм, сифилофобия, перешедшая в сифиломанию, и т. д. Возможно, он прав в том, что Петр страдал симптоматической фокальной (локализованной) эпилепсией (синдромом Кожевникова)(61). Эту форму болезни можно отнести к разряду нервных, а не душевных(62). В данном случае речь идет о внезапных избыточных возбуждениях нейронов коры головного мозга в результате органического или функционального повреждения, вызванного недостаточным кровообращением, травмами головы, инфекционными заболеваниями, опухолями, нарушением обмена веществ и другими факторами: на месте структурного повреждения образуется рубец, а периодически возникающие острый отек и раздражение нервных клеток двигательной зоны ведут к судорожным сокращениям мышц.
Признаки нездоровой психики проявлял царевич Алексей Петрович. Иностранные современники утверждали, что он страдал галлюцинациями и был склонен к религиозной экзальтированности. Современный исследователь, доктор медицинских наук В. Л. Минутко считает, что задумчивость царевича, его неразговорчивость в незнакомом обществе, скрытность, боязливость и подозрительность свидетельствуют о развивавшейся у него депрессии(63).
В конце 1719 года иностранные дипломаты стали замечать распространение депрессии среди сподвижников Петра 1.10(22) декабря 1719 года Лави сообщил Дюбуа, что «Шафиров и день и ночь испытывает душевные мучения; у него бывают припадки апоплексии или меланхолии, после которых он, придя в себя, плачет и поверяет своим лучшим друзьям, что… постоянно о чем-то беспокоится, чего-то боится, ему представляется близкая опасность чего-то»(64). 20 декабря 1719 года (1 января 1720-го) Лави вернулся к этой теме: «Бар<он> Шафиров выказывает полное равнодушие к делам… Кажется, что его болезнь, представляющая смесь ипохондрии с меланхолией, начинает распространяться здесь. Ею страдают ген<ерал> Вейде, Остерман и многие другие; первый уехал на Олонецкие воды»(65). Несомненно, давали знать нервное перенапряжение и обеспокоенность своей судьбой. Шафирова недобрые предчувствия не обманули: три года спустя он оказался в ссылке.
Маленький внук царя Петр Алексеевич, в отличие от своего апатичного отца, был очень активным, непоседливым. Несомненно, он пошел в деда, который в детстве тоже фонтанировал энергией. Трудно сказать, унаследовал ли мальчик его недуги. Известно только, что гиперактивность ребенка приводила к нервным перегрузкам. 20 декабря 1719 года (1 января 1720-го) Лави сообщил Дюбуа: «Недавно великий князь захворал, что приписывают чрезмерной живости, заставляющей его делать больше движения, чем следовало бы принцу его лет. Теперь он поправляется»(66).
В конце 1711 года тяжелая психическая болезнь настигла генерал-майора Михаила Борисовича Шереметева, сына фельдмаршала. 8 (20) декабря секретарь английского посольства в Москве Людвиг Христофор Вейсброд известил статс-секретаря виконта Генриха Сен-Джона: «Рассказывают… будто молодой Шереметев помешался. Он, впрочем, еще и до отъезда из дому (в Прутский поход. — В.Н.) имел склонность к помешательству: с ним случались припадки бешенства»(67). Несомненно, его болезнь развилась под влиянием неблагоприятных внешних факторов, когда летом 1711 года он был отправлен в Турцию в качестве заложника (подробнее об этом речь пойдет ниже). Ностальгия, вынужденное безделье, тяжелые условия содержания в турецкой тюрьме, опасение за свою жизнь — всего этого было достаточно, чтобы сломать и более устойчивую психику. Михаил Борисович так и не оправился от недуга и 23 сентября 1714 года скончался по дороге из Турции на родину.
Глава четырнадцатая
«От трудов отдохнуть едва нам мочно»
Баталии с русским Бахусом
Ежедневная напряженная работа Петра I и его соратников требовала хорошего отдыха и восстановления сил для новых «трудовых подвигов». Наиболее распространенный вид досуга на Руси допетровского времени хорошо известен, поскольку он сохранился до наших дней: до сих пор «отдохнуть» для большинства наших соотечественников означает «напиться». Это не значит, что до Петра у представителей правящей элиты не существовало других форм досуга: чтение, игра в шахматы и другие интеллектуальные виды отдыха известны по крайней мере со времен Ивана Грозного. Любимым развлечением первых Романовых, как и большинства представителей верхушки русского общества, была охота. Но Петр I ее терпеть не мог, считая пустой тратой времени, что, конечно, способствовало снижению интереса этому занятию и у лиц из его окружения, старавшихся во всём ориентироваться на вкусы и жизненные установки монарха. Петр не любил также карточные игры, но в этом отношении его соратники не следовали его примеру: карты являлись, пожалуй, самой любимой формой их досуга после выпивки. А зачастую «застольное питие», курение и карточная игра происходили одновременно. Правда, это случалось по большей части в отсутствие государя, поскольку при нем пьянка обычно принимала такие чудовищные размеры — до одури, до драк, а иногда и до смерти тех, кто не был достаточно крепок здоровьем, — что было уже не до игры.
