Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
С января 1719 года царь начал выезжать на недавно открытые Марциальные Воды[75]. 7 (19) января 1719 года английский посланник Джеймс Джеффрис сообщил в Лондон: «Вчера вечером его царское величество выехал отсюда в Олонец, где он, говорят, пробудет месяца два. Его сопровождает Ягужинский… Царь желает, чтобы во время пользования водами его не тревожили никакими делами»(52). 8(20) февраля 1719 года французский консул Анри Лави доносил министру иностранных дел Гийому Дюбуа: «Из Олонца сообщают, что царь начал пить воды и что его здоровье лучше, чем предполагали, но что у него всё еще немного болит рука, боль, которую приписывают давнишнему кровопусканию, сделанному неискусным хирургом, повредившим нерв»(53).
25 мая (6 июня) 1719 года Лави впервые сообщил, что у Петра появились проблемы с мочеиспусканием, причем связал это с нервным расстройством: «Отправления природы задерживаются не дающей ему покоя бессонницей; окружающие же его, желая скрыть слишком очевидную действительную причину этого беспокойства, распускают слух, будто бессонница причиняется призраками»(54).
В марте 1720 года государь приехал на Марциальные Воды вторично и пробыл там шестнадцать дней. Лечение оказало благотворное влияние на его организм, но проблемы со здоровьем остались. Летом 1722 года в Астрахани во время Персидского похода у Петра опять появились приступы задержки мочеиспускания, а зимой 1723 года они усилились. Придворным медикам выпадала трудная работа с державным больным, поскольку он не мог подолгу соблюдать предписываемую ему строгую диету — любое воздержание противоречило его порывистой и страстной натуре. Особенно трудно ему было выносить врачебный запрет выходить на свежий воздух. Как только Петру становилось немного лучше, пушка Санкт-Петербургской крепости возвещала, что государь намерен кататься по Неве. Однако эти водные прогулки, сопряженные с приемом сытной пищи и алкогольных напитков, вскоре приводили к возобновлению недуга.
В июне 1724 года царь отправился в Подмосковье, на угодские железные заводы В. В. и П. В. Меллеров, где были открыты новые целебные минеральные источники. В августе того же года была предпринята новая поездка на курорт Марциальные Воды. Регулярное потребление минеральных вод улучшило самочувствие и аппетит государя, исчезло жжение во рту, несколько нормализовались функции почек. Однако вскоре его страдания начали обостряться всё чаще. Летом 1724 года болезнь почек приняла воспалительный характер. Доктора Лаврентий Блюментрост и Николай Бидлоо на врачебном консилиуме пришли к выводу о необходимости вставить катетер. Возможно, это решение было ошибочным. Лейб-медик Александра I Вильгельм Рихтер, автор «Истории медицины в России», писал позже: «…может быть, катетер, с великой болью и почти без всякой пользы поставляемый, произвел сие воспаление».
В сентябре 1724 года камер-юнкер Берхгольц отметил плохое состояние здоровья Петра I. Врачи говорили, что «болезнь его величества давно бы уж прошла, если б он захотел поберечься как следует… щадил себя и соблюдал надлежащую диету в пище»; но, отмечал придворный голштинского герцога, «для него это дело почти невозможное, потому что он решительно не может обойтись без холодного кушанья в особенности и некоторых других вещей». В период обострения болезни медики рекомендовали Петру не выходить из теплого помещения, поэтому, как пишет Берхгольц, «его величество после болезни и от постоянного сидения в очень теплой комнате сделался, говорят, очень зябок, так что теперь не может выносить много холода»(55).
Тем не менее именно в это время императору казалось, что он чувствует себя значительно лучше. Сочтя себя совершенно здоровым, он в ноябре совершил путешествие морем в Шлиссельбург и Лахту. В середине месяца он принял деятельное участие в спасении солдат и матросов с бота, севшего на мель неподалеку от Лахты. Пребывание в холодной воде оказалось для Петра пагубным: он сильно простудился. Блюментрост лечил его втиранием горячего гусиного сала с тертым чесноком в грудную клетку, ставил ему пиявки. Болезнь на время отступила, и Петр поспешил этим воспользоваться. В сильный мороз 6 января 1725 года он присутствовал на церемонии Крещения и вновь простудился, что на сей раз привело уже к безнадежным результатам. 16-го числа появился сильный озноб, и император слег в постель. Наступила острая задержка мочи, приступ следовал за приступом. Однако врачи не теряли надежды на спасение больного. Действительно, ночь с 20 на 21 января прошла спокойно, лихорадка отступила и «очищения стали более правильными». Через день была предпринята операция, в результате которой было извлечено около двух фунтов гнойной мочи. Тем не менее острые болевые приступы начали возникать всё чаще. Боль была настолько сильна, что крики императора были слышны даже за пределами дворца. Блюментрост и Бидлоо не отходили от его постели.
При катетеризации мочевого пузыря 25 января вышло еще около литра гнойной мочи. На следующий день начался приступ лихорадки, сопровождавшейся судорогами, во время которых император терял сознание. К вечеру, казалось, ему стало лучше, и он попросил есть. Но во время приема пищи у него вновь возник судорожный приступ с потерей сознания на два с лишним часа. Когда государь очнулся, выяснилось, что он утратил способность говорить и владеть правыми конечностями. В шесть часов утра 28 января Петр I скончался на руках Екатерины в возрасте неполных пятидесяти трех лет.
Физические недомогания царя и его соратников отнимали у них немало сил и времени, мешали им работать и отдыхать. Но страдания от телесных болезней иногда было легче переносить, чем душевные недуги.
Болезни нервные и душевные
Нервные и психические расстройства Петра I и лиц из его окружения возникали как из-за врожденной предрасположенности к заболеваниям, так и вследствие физического и нервного перенапряжения, а в случае петровских сподвижников — еще и из-за постоянного опасения за свою судьбу, находившуюся под скипетром скорого на расправу монарха.
Поведение Петра I отличалось заметными проявлениями аномалии, что зачастую поражало современников. На двадцатом году жизни у него стала трястись голова, и на красивом круглом лице в минуты напряженного раздумья или душевного волнения появлялись судороги. Его большие глаза приобретали тогда резкое, даже дикое выражение.
Юст Юль приводит довольно устрашающую зарисовку с натуры, сделанную на торжествах по случаю полтавской победы: «Мы вышли из кареты и увидали, как царь, подъехав к одному простому солдату, несшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его обнаженным мечом и осыпать ударами, быть может, за то, что тот шел не так, как хотел царь. Затем царь остановил свою лошадь, но всё продолжал делать… страшные гримасы, вертел головою, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами и дрыгал взад и вперед ногами. Все окружавшие его в ту минуту важнейшие сановники были испуганы этим, и никто не смел к нему подойти, так как все видели, что царь сердит и чем-то раздосадован». Датский посланник отметил, что «описанные выше страшные движения и жесты царя доктора зовут конвульсиями. Они случаются с ним часто, преимущественно когда он сердит, когда получил дурные вести, вообще когда чем-нибудь недоволен или погружен в глубокую задумчивость. Нередко подобные подергивания в мускулах рук находят на него за столом, когда он ест, и если при этом он держит в руках вилку и ножик, то тычет ими по направлению к своему лицу, вселяя в присутствующих страх, как бы он не порезал или не поколол себе лицо». Юль предположил, что причиной нервно-психического расстройства Петра I является «острота крови» и что «эти ужасные на вид движения — топание, дрыгание и кивание — вызываются известным припадком сродни апоплексическому удару»(56).
Парижская газета «Ведомости иностранных дел» при описании внешности российского монарха, прибывшего во французскую столицу в 1717 году, отметила: «Он очень часто гримасничает. Привычное его движение — смотреть на свою шпагу, стараясь склонить голову через плечо, при этом отставляя назад ногу. Иногда он ворочает головой, словно желая втянуть ее в плечи. Приближенные уверяют, будто бы такое судорожное подергивание появляется у него при усиленной сосредоточенности мыслей»(57).
Только Екатерина могла совладать с царем во время его припадков гнева — он начинал успокаиваться от одного звука ее голоса. Жена умела снимать его судорожные головные боли: «…сажала его и брала, лаская, за голову, которую слегка почесывала. Это производило на него магическое действие, он засыпал в несколько минут. Чтоб не нарушать его сна, она держала его голову на своей груди, сидя неподвижно в продолжение двух или трех часов. После того он просыпался совершенно свежим и бодрым»(58).
