Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим
Момент, когда «Феба» покинула «Фугё» и направилась в сторону близлежащего «Эгля», стал моментом, когда профос Пьер Серво решил, что пришло время подумать о себе. Он выпрыгнул из орудийного порта нижней палубы и пробился сквозь бурное море к шлюпкам «Ориона». Перед полуднем вместе с семнадцатью другими сильными пловцами он был в безопасности в руках хирургов на орлопдеке корабля Эдварда Кодрингтона.
Теперь Коллингвуд мог насчитать четырнадцать призов на буксире, все они направлялись на юго-запад к «Нептуну». В этот момент, к его облегчению, к флоту присоединился новый фрегат «Мельпомена» под командованием кэптена Роберта Оливера; тот немедленно получил приказ брать на буксир любой поврежденный корабль или приз. Оливер попытался подхватить «Сан-Хуан-Непомусено», но это было нелегким делом: уже дул очень крепкий ветер силой около восьми баллов, перемежаемый штормовыми порывами со скоростью ветра пятьдесят узлов.
Когда ветер усилился, желание сохранить призы вступило в противоречие с главным приоритетом всех моряков: необходимостью сохранить свои собственные корабли. Большинство моряков чувствовали сильную эмоциональную привязанность к своему кораблю, и это формировало объединяющую связь между капитаном, офицерами и командой. Трудно было судить о том, Насколько сильно можно подвергнуть опасности собственный корабль, чтобы сохранить захваченный приз — всегда было трудным решением.
Для командиров и членов призовых команд проблема была иной. Спасение приза и спасение их собственных жизней — это одно и то же, но захваченные суда обычно были сильнее повреждены, а ткже завалены убитыми и ранеными. В большинстве случаев британские призовые команды зависели от оставшихся в живых французских и испанских моряков в выполнении задач, требующих большого количества людей, таких как откачка воды, подъем якоря или лавирование корабля. Побежденных врагов нельзя было просто поместить под замок.
Небольшие призовые команды были уязвимы для нападения. Лейтенант Эдвард Томас, мичман Генри Уокер и восемь матросов с «Беллерофона», которые находились на «Монарке», и двенадцать человек с «Беллерофона» на «Багаме», должно быть, чувствовали себя особенно уязвимыми. Однако, в крайнем случае, у призовых команд был один выход: они могли вернуть корабль и дать своим бывшим пленникам возможность бежать в относительную безопасность Кадиса; если их не линчует разъяренная толпа, они смогли бы рассчитывать на обмен на кого-нибудь из многочисленных пленных испанцев.
Для побежденных и измученных испанских и французских экипажей перспективы были еще более мрачными. Устоявшийся принцип британского ведения войны на море гласил, что в долгосрочной перспективе лишение противника опытных моряков могло принести победу. Французы, по крайней мере, могли быть уверены, что им предстоит длительный период плена в Англии. Офицеры могли бы пережить это с относительным комфортом, но многие из солдат уже попробовали жизнь в британской тюрьме. Служа в революционном флоте, Огюст Жикель провел морозную зиму 1795 года на древнем, гниющем корабле, больше не пригодном для морской службы, пришвартованном у берега в качестве тюрьмы, охраняемом отбросами флота и отставными солдатами. Жикель был обязан своей жизнью французскому моряку, который сшил ему брюки; в противном случае он мог бы погибнуть от холода. Перед возвращением во Францию он потерял передний зуб и у него был сломан нос. Но даже британская тюрьма была предпочтительнее водной могилы.
Третий вариант — захват корабля с последующим бегством в Кадис — должен был выглядеть особенно привлекательным. Поскольку британские корабли начали терять связь со своими призами из-за ухудшающейся погоды, французские и испанские моряки вскоре стали бросать мятежные взгляды на призовые команды.
Под проливным дождем капитан «Дефайенса» Филип Дарем поднялся на борт «Эгля». Осмотрев его, он решил, что ему не удастся отбуксировать его от берега. Самым правильным решением было вернуть судно его первоначальным офицерам и позволить им воспользоваться шансами на спасение. «Дефайенс» выслал шлюпки для эвакуации своей призовой команды.
Решение Дарема, по-видимому, было доведено до сведения Асмуса Классена (пятидесятилетнего голландского лейтенанта, старшего из остававшихся на борту французских офицеров) командиром призовой партии лейтенантом Джеймсом Пёрчесом. Классен позднее сообщал, что ему передали решение "оставить корабль французам после того, как его якорные канаты по приказу адмирала будут порезаны на куски". Повреждение корабельных канатов гарантировало невозможность постановки на якорь, что в ситуации с «Эглем» означало почти верную гибель на близлежащих скалах.
Если Коллингвуд и отдал такой приказ, то об этом нет никаких записей. Возможно, имело место недоразумение: или Классен солгал, или Дарем мог потребовать столь безжалостных действий от себя лично. Так или иначе, Асмус Классен "убедил командующего офицера не выполнять столь варварский приказ". Возможно, двадцатидвухлетний Пёрчес передумал, когда понял, что его вот-вот оставят на обреченном корабле. Шканечный журнал «Дефайенса» лаконично сообщает: "На борту были все, кроме лейтенанта Пёрчеса и двенадцати матросов, которых невозможно было снять с борта приза, не рискуя потерять «Дефайенс», поскольку они находились слишком близко к подветренному берегу. Подняли шлюпки и поставили паруса". За свою десятилетнюю флотскую карьеру Пёрчес уже однажды потерпел крушение — шесть лет назад, на Гудвиновских песчаных отмелях. По словам Асмуса Классена, на борту «Эгля» оставалось пятьдесят англичан, так что Дарем, должно быть, бросил также и людей с «Фебы» и «Британии».
Мористее, на «Альхесирасе», лейтенант Чарльз Беннетт с «Тоннанта» провел ночь, очищая палубу французского корабля от упавшего такелажа и рангоута. Пленных французов отправили вниз, и закрыли решетками сходные люки. Он несколько раз окликал проходившие неподалеку британские корабли с просьбой взять его на буксир, но ни один из них не захотел даже попытаться. Утром Беннетт начал каждые четверть часа стрелять из пушек, взывая о помощи, а пополудни проходящие мимо корабль и фрегат не откликнулись на его просьбу, вместо этого направившись, как отметил лейтенант Пьер Филибер, "к основной части их флота, который двигался на вест-норд-вест".
В два часа пополудни Коллингвуд отметил, что его кораблям не удается взять призы на буксир из-за "сильного волнения моря и свежего ветра", который теперь стал штормовым силой девять баллов и повернул на зюйд-вест, что является крайне опасным направлением для кораблей, находящихся так близко к берегу. Видимость значительно ухудшилась, так что он не мог осуществлять управление визуальными сигналами, и Коллингвуд развернул «Эвриал» и снова направил его на запад. К шестнадцати часам он догнал «Минотавра», у которого оборвался буксирный трос. Адмирал приказал ему держаться поближе к «Нептуно» и другим дрейфующим призам, а не присоединяться к основной части флота. Уильям Торп и другие моряки призовой команды на «Нептуно» начали очищать от обломков палубы с первыми лучами солнца. Они выбросили за борт бизань-мачту, фока-рей и грот-брам-стеньгу и срезали несколько болтающихся частей рангоута и снастей. «Минотавр» взял их на буксир в пятнадцать тридцать, но, по словам Торпа, "ветер продолжал усиливаться и достиг силы сильного шторма" и "вскоре после этого буксир лопнул". Вследствие этого они были "оставлены на милость волн, шторм продолжал угрожать кораблю крушением на подветренном берегу, принадлежащем врагу".
