Андрей Васильченко - МИСТИКА СС
Не удивительно, что подобные взгляды были наотрез отвергнуты руководством НСДАП и «нордическими пророками». За несоответствие его личных взглядов партийной доктрине Клаусс был исключен из НСДАП. Произошло это 28 марта 1941 года во время диспута с Розенбергом во Франкфурте. С этого времени жизнь Клаусса была в опасности, обычно Розенберг не прощал подобных вольностей в сфере идеологии. У Клаусса был только один видимый выход: раскаяться и перейти на сторону рейхсляйтера-догматика.
В этой ситуации Гиммлер пошел на рискованный шаг. Он написал письмо Мартину Борману, в котором встал на сторону Клаусса и обрушился с критикой на партийных плебеев. Его основной аргумент заключался в том, что, несмотря на некие расхождения воззрений Клаусса с доктриной НСДАП, его, как научно состоявшегося человека, никак нельзя зачислять в стан врагов партии. Оказавшемуся между молотом и наковальней Клауссу было лучше отправиться на фронт, где Бегер предлагал ему заняться изучением боевых качеств различных рас. В начале 1944 года оба — и учитель и ученик — поступили в распоряжение штандартенфюрера СС Курта Эггера. Но оказалось, что в условиях, когда Красная Армия развивала победоносное наступление на Запад, изучение русских солдат более чем проблематично и небезопасно. Поэтому было принято решение отправить исследователей на Юго-Восточный фронт, чтобы на Балканах изучать партизан Тито. Итогом этих разработок должны были стать «Правила эксплуатации чуждых народов». В них планировалось ответить на несколько принципиальных вопросов: как видят чужеземцы немцев и что они думают о них? Как видят сами немцы чужеземцев?
Можно смело сказать, что расовая психология не была какой-то новой отраслью науки. Скорее, это было повторение старых нацистских предрассудков. Об этом хотя бы говорили сделанные выводы. Жителей Балкан Бегер и Клаусс отнесли к типу людей, которые несли на себе восточный отпечаток. Поэтому, утверждали они, власть в этом регионе надо устанавливать твердо и даже жестко, как это раньше делали турки.
Вернувшись с Балкан, Бегер вновь занялся изучением советских военнопленных из Средней Азии. В данном случае антропологический замеры осуществлял уже не он сам — это было поручено антропологу Рудольфу Трояну. В июне 1944 года эта деятельность была продолжена в женском концлагере Хефтлинг и азиатских формированиях СС. Подводя итог расовым исследованиям Аненербе, необходимо сказать, что они не имели не только никакого научного значения, но и не дали никаких практических результатов.
Этнографы сегодня утверждают, что прикладные расовые исследования Бегера, Клаусса и Трояна никогда не могли дать ценных результатов, так как сами по себе являлись нацистской псевдонаукой. Постоянное использование заимствованных из идеологии понятий «раса», «еврейский», «арийский», «народный», «расовая душа» в известной мере приводили к ослеплению, жертвами которого пали антропологи и этнографы Аненербе. Их исследования были тесно связаны с деятельностью Эрнста Шефера. Вернувшись с Тибета, он начал получать в «Наследии предков» все больший и больший контроль над естественнонаучными исследованиями. До сих пор среди историков идут дискуссии по вопросу: находились ли «точные науки» в вакууме расовых заблуждений и предрассудков или же ученым Аненербе удалось достигнуть в этой сфере достаточно интересных результатов? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам надо повнимательнее посмотреть на деятельность Шефера.
В августе 1939 года Шефер был назначен ответственным за выполнение особых поручений Гиммлера. Он должен был вместе со своей командой проникнуть через СССР в Афганистан и сделать все возможное, чтобы вытеснить англичан из их традиционного «бастиона»! Затем место Афганистана занял Тибет. Но этому рискованному плану так и не было суждено сбыться. Чтобы как-то успокоить честолюбивого Шефера, Гиммлер выдвинул его на пост руководителя отдела Центральной Азии и экспедиций в «Наследии предков». Новая структура занимала весь третий этаж мюнхенской резиденции Аненербе на Видмемайер-штрассе. Шефер был доволен, так как несколько месяцев до этого он безуспешно пытался организовать в каком-нибудь музее или университете выставку, посвященную его экспедиции на Тибет. Со временем он привлек в свой отдел старых товарищей по экспедиции: Бегера, географа Карла Винерта, кинооператора Краузе и многих других. После войны они вспоминали, что в Аненербе их привлекали не только высокие оклады или бронь от призыва на фронт, но и атмосфера сердечного товарищества, которую смог создать в отделе экспедиций сорвиголова Шефер. Собственно научная работа Шефера началась только тогда, когда он смог установить тесные связи с профессором Тратцом, который ловко представил свой зальцбургский «Дом природы» как военно-значимую структуру.
С 1943 года честолюбивый Шефер безуспешно пытался расширить свои полномочия и сферу деятельности. Для этого он пытался привлечь на свою сторону именитых ученых: лейпцигского тибетолога Йоханнеса Шуберта и специалиста по лесной зоологии Германа Эйдманна. Настоящий успех его ждал, когда он смог благодаря сотрудничеству со всемирно известным исследователем Свеном Хедином выйти за узкие рамки отдела и создать собственный Имперский институт. Институт Центральной Азии и экспедиций был открыт с большой помпой в день 470-летия Мюнхенского университета, 16 января 1945 года. Свен Хедин[25] стал не только одним из учредителей новой структуры, но и получил в нем должность почетного доктора. Новый Имперский институт стоял как бы на трех основах: во-первых, Аненербе, из отдела которого он вырос, во-вторых, Мюнхенский университет, в-третьих, Имперское министерство воспитания, которое снабжало институт бюджетными средствами. Институт стал единственной за всюипсторию «Наследия предков организацией-аномалией, которая настолько запутала Шефера, что после войны он даже заявил, что она не имела никакого отношения к Аненербе!
Желая подчеркнуть свою значимость, в феврале 1943 года Шефер совместно с Тратцом открыл в «Доме природы» тибетскую экспозицию, часть которой он представил как результаты собственных экспедиции. В августе 1943 года Шефер получил под свой институт средневековый замок Миттерзиль в Пинцгау, который был восстановлен после пожара 1938 года. Хедин был принципиально против переезда в отдаленный замок, а потому решил формально не присоединяться к эсэсовский научной империи, хотя и остался в числе сотрудников Имперского института. Тем временем в нем появились талантливые новички: тибетолог Гельмут Хоффманн, зоолог Баманн, ботаник Фолькмер Вареши. Примечательно, что в институте работали «Свидетели Иеговы» (в Германии они назывались «Толкователи Библии»), которых Шефер набрал в каторжной тюрьме Бернау и в близлежащих концентрационных лагерях. Удивительно, но, несмотря на свои убеждения, представители этой религиозной группы без всяких колебаний согласились перейти на службу в СС. Благодаря бюджетной подпитке, поддержке множества академических организаций Имперский институт Центральной Азии стал воистину крупнейшей структурой Аненербе.
Когда Шефер пытался по-домашнему устроиться в Миттерзиле, его вновь побеспокоили. Инициатива вновь обратиться к молодому специалисту была продиктована на этот раз отнюдь не личными симпатиями Гиммлера, а военной обстановкой на фронтах. На вершине военного успеха нацистов, в начале 1942 года, Шеферу было поручено новое «специальное задание». Сразу же после того как немецкие войска захватили нефтяные месторождения под Майкопом, Гиммлер отдал «Наследию предков» приказ об «основательном исследовании Кавказа». Специальная эсэсовская экспедиция, созданная по образцу тибетской, должна была изучить Кавказский регион с самых различных точек зрения: антропологической, геофизической, зоологической, сельскохозяйственной. Поскольку в это время на знамя был поднят лозунг «военного использования гуманитарных наук», планировалось также, что в экспедиции примут участие этнографы и лингвисты.
Вся вторая половина августа 1942 года прошла в Аненербе под знаком подготовки военно-научной экспедиции на Кавказ. Проработка «Операции К» превосходила в то время по своим масштабам все планируемые мероприятия. 18 августа Шефер направил запрос Зиверсу относительно научного снаряжения экспедиции, количества фото и кинокамер, боеприпасов и многого другого. Список только одних транспортных средств, которые он запрашивал, был более чем внушительным для 150 человек (преимущественно сопровождающего персонала) он просил 17 грузовиков и 14 «Фольксвагенов» PKW.
Силы, привлеченные к этому титаническому проекту, были, несомненно, проявлением научного честолюбия Гиммлера; он хотел извлечь личную выгоду из военных успехов, а потому посылал в этот регион своего любимца. Сам Шефер, изучавший биологию Кавказа, хотел доказать, что она является мостом между европейской и азиатской флорой и фауной. Приказ рейхсфюрера отвечал его личным интересам — он рвался побыстрее начать экспедицию.
