Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Лаваль рассказал о подготовке проекта договора, намечаемой его поездке в Москву, но у него есть сомнения и колебания относительно военной мощи Красной Армии. Она может поддержать порядок внутри страны, но не способна вести серьезные операции в случае войны за рубежом. У русских достойна внимания только авиация — таково мнение военных советников, заметил Лаваль. Вступление пакта в действие возможно лишь после согласования с Лигой наций. После заключения пакта о взаимопомощи последуют, вероятно, оформления подобных договоров со странами Малой Антанты, Балканской Лиги и не исключено — с Польшей. После этой беседы Буллит встретился с полпредом Потемкиным и также проявил повышенный интерес к советско-французским переговорам и заключению договора о взаимопомощи. Полпред подтвердил возможность в ближайшем времени его подписания. Более того, он сказал, что Чехословакия последует примеру Франции. Докладывая об этом президенту Рузвельту, Буллит признавал, что такой договор создаст самые благоприятные позиции для Советского Союза. В этом случае ни Германия, ни Япония не осмелятся его атаковать. Литвинов через шесть месяцев может вступить в переговоры с Германией и Польшей. В Европе не думают о мире, все стремятся приобрести "как можно больше союзников для следующей войны". На приеме в советском полпредстве Буллит заявил, что "США не намерены втянуть себя в события, которые приближаются". В эти дни, с 11 по 14 апреля в г. Стреза (Италия) проходила конференция представителей Великобритании, Франции и Италии. В ней приняли участие главы правительств Б. Муссолини, Р. Макдональд, Фланден, их министры иностранных дел, как обычно, множество экспертов, советников и помощников, триста журналистов. В центре внимания было политическое положение в Европе. Глава британского правительства Р. Макдональд изложил основные направления внешней политики Великобритании, министр Д. Саймон сообщил о поездке в Берлин, переговорах с Гитлером, о германской точке зрения на Восточный и Дунайский пакты, воздушный пакт и Лигу наций. Фланден и Муссолини задали несколько вопросов. Давая информацию о первом дне работы конференции, газета "Правда" 13 апреля отмечала, что он прошел в тяжелой атмосфере, в условиях "взаимного недовольства участников", а по телефону корреспондент газеты образно телеграфировал: "Туман из Лондона и туман из Стрезы". На второй день работы конференции Саймон огласил заявление германского министра иностранных дел Нейрата о желательности установления отношений между государствами Восточной Европы на основе идей пакта Келлога. Французы и итальянцы не поддержали предложения Нейрата. Лаваль уведомил участников конференции о намерении его правительства заключить договор о взаимопомощи с СССР на базе Устава Лиги наций. Саймон принял лишь к сведению информацию, не одобрив ее и не отвергнув. Муссолини высказал сомнение в полезности такого пакта для Запада, сославшись на географическую отдаленность СССР и неподготовленность Красной Армии. Литвинов был возмущен тем, что без согласия и уведомления советского правительства вопрос о Восточном пакте был по инициативе Лаваля поставлен на обсуждение участников конференции, которые не осудили факт вооружения Германии. Более того, по предложению Муссолини, они высказались за довооружение Венгрии, Болгарии, Австрии25. Участники встречи, выразив сожаление по поводу нарушения Германией Версальского договора, отказались от принятия каких-либо санкций против нее, продемонстрировав этим готовность к ее умиротворению. В тот же день на открытии чрезвычайной сессии Совета Лиги наций М.М. Литвинов предупредил об опасности нарушения международных договоров и использовании вооружения для завоевания чужих территорий и целых государств. Он призвал объединить все миролюбивые силы против агрессии. Его предложение о принятии мер и резолюции для сохранения мира было отклонено и рекомендовано создать комиссию для уточнения экономических и финансовых мер в случае нарушения какой-либо державой международных обязательств. Это вызвало в Берлине негодование. Лига наций не имеет права быть "судьей Германии", — говорилось в ноте германского правительства, адресованной Лондону26. Буквально на следующий день после конференции в Стрезе посол Додд направил в государственный департамент письмо о внешней политике Германии, Италии и Японии. Беседа с Нейратом, Риббентропом и дипломатами, французским послом Франсуа Понсэ, отмечал Додд, показали, что Германия стремится окружить Россию, установить контроль над Балтийским морем. К тому же Гитлер прямо заявил при встрече с министром Д. Саймоном о намерении Германии продвинуться в Литву, Латвию и Эстонию. "Другим средством окружения России является союз с Японией, который дает этой стране почти полную свободу рук в Азии". В Берлине ходят слухи, что Япония готовится захватить Владивосток и русский Дальний Восток, писал Додд27. Через два дня американский посол Роберт Бингхэм сообщал в госдепартамент, что участники Стрезы обсудили положение в Европе, подтвердили верность Локарнским соглашениям, Великобритания никаких новых обязательств на себя не взяла28. 5 апреля 1935 г. Додд доносил госсекретарю Хэллу о политическом положении в Германии. Обстановка в Германии, отмечал посол, напоминает 1912 г. Рейхсвер все еще не готов к войне. Однако газеты, географическиекарты и учебники свидетельствуют о готовности Германии к борьбе за возврат немецких земель. Ее экономическое положение тяжелое. 2 апреля официальный представитель канцлера заявил: "Всеобщая воинская обязанность и современные вооружения обеспечивают процветание". "По всей территории Германии разбросаны огромные казармы, окруженные большими учебными плацами, и множество аэродромов, в которых тяжелые бомбардировщики днем и ночью совершают учебные полеты". Все происходящее в стране позволяет сделать "вывод, что непосредственной и главной целью является война". Германия намерена вернуть все потерянное ею в 1918 г. Генералы одобряют всеобщую воинскую обязанность, говорят о войне. Английский посол считает, что она возникнет через два года. Додд, склонен был полагать, что она может быть развязана в любое время. Заканчивал посол свою телеграмму словами: "Европа являет печальную и варварскую картину"29. 5 апреля посол в Польше Кудахи информировал Хэлла, что, по словам первого секретаря британского посла, Гитлер в беседах с Саймоном настаивал на формировании 36 дивизий, ибо Европе угрожает большевизм, ее надо спасать. Для этого нужно перевооружать армию, предназначенную для неминуемого нападения. Против Польши у Гитлера нет агрессивных замыслов. Никаких комментариев со стороны Идена сделано не было30. 6 апреля посол Дж. Штраус телеграфировал из Парижа в госдепартамент, что Германия нарушила Версальский договор, бросила вызов Европе. Большинство ее стран против перевооружения Германии, за исключением Италии. Они за сохранение баланса сил в Европе с целью обеспечения мира и предотвращения войны. Но Франция не желает помогать Польше и государствам Малой Антанты. Ее усилия, особенно со стороны радикал-социалистов во главе с Эдуардом Эррио, направлены на сближение с Россией. По мнению Лаваля, война абсолютно неизбежна, и она начнется, когда Германия будет к этому готова. Великобритания стремится сохранить баланс сил в Европе и выступать в роли посредника. Италия опасается германской экспансии в направлении Австрии. Саймон сказал французскому послу в Лондоне Корбину, что Франция может рассчитывать на Англию31. Небезынтересны суждения поверенного в делах США в СССР Дж. Уайли, который 7 апреля 1935 г. телеграфировал госсекретарю, что позиция Германии становится более агрессивной, положение в Европе оказывает влияние на внешнюю политику Советского Союза. Восточный пакт встречен негативно в Польше и неопределенно в Балтийских государствах. Политика Франции в отношении России осторожна, в Париже мало верят в ее помощь. Советская авиация не сможет играть важную роль в случае войны в Восточной Европе. Советское правительство опасается, что Великобритания преднамеренно направляет Германию на востоке к войне против России32. 9 апреля 1935 г. американский посол Б. Лонг, говоря о предстоящей конференции европейских держав в Стрезе, писал Рузвельту, что, по его мнению, она может дать новый толчок милитаристскому звону Германии, которая не отступит от своих намерений, пока этот звон "не прозвучит на востоке и на юге". В конце концов европейские державы окажутся под главенством Германии. Это не так уж плохо, отмечал посол, поскольку только две державы способны доминировать в Европе — Германия или Советский Союз. "Я содрогаюсь, когда думаю о русском господстве. Германия должна быть первой; ее господство должно быть твердым и жестким... оно должно способствовать укреплению культуры, которая более близка нам"33. Таковы были внешнеполитические взгляды посла Лонга, по существу совпадавшие с намерениями и взглядами Гитлера об установлении господства Германии над Европой. В этих напряженных условиях советская дипломатия целенаправленно стремилась изменить ситуацию в пользу Советского Союза. С большими трудностями Литвинову удалось в Женеве согласовать с Лавалем текст пакта о взаимопомощи. По этому поводу в телеграмме в НКИД он сообщал: "Лаваль был крайне туг на уступки. Всем своим поведением и разговором он подчеркивал свое полное равнодушие к пакту, которое стало у него еще заметнее после Стрезы, укрепившей солидарность Франции с Англией и Италией. Он говорил друзьям, что считает себя в отношении нашего пакта в положении подгоняемой собаки"34. В ходе обсуждения отдельных статей пакта, по словам Литвинова, "приходилось драться и ставить требования ультимативно"35. Лаваль отказался от гарантии безопасности Прибалтики, а взаимную помощь ограничил только случаями нападения Германии на Францию или Советский Союз. Следовательно, помощь по пакту проблематична со стороны Франции вследствие ее известных соглашений в Локарно и подчинения решений Лиге наций. И все же политическое значение пакта, по мнению Литвинова, большое, так как уменьшался бы в определенной степени соблазн нападения на СССР Германии, Польши и Японии, он являлся сдерживающим фактором сближения Франции с Германией36. США, внимательно следившие за политическими событиями в Европе, воздержались от публичного осуждения нарушения Гитлером Версальского договора. Президент Рузвельт посоветовал комиссии сенатора Джеральда Ная приступить к разработке законопроекта о нейтралитете США, их невмешательстве в европейские дела. Комиссия под руководством госсекретаря Хэлла с осени 1934 г. была занята разработкой различных вариантов законопроекта о нейтралитете для представления в конгресс. Этот вопрос находился в центре внимания печати и общественности. 23 марта 1935 г. на приеме представителей печати Хэлл выразил беспокойство тенденциями к несоблюдению некоторыми государствами взятых на себя обязательств. "Всем известно, что Соединенные Штаты всегда считали, что договоры должны составлять основу, на которой должно покоиться какое-либо прочное мирное урегулирование"37. Через пять дней он в беседе с германским послом Лютером ограничился вопросом: каково отношение германского правительства к разоружению, к тому, чтобы привести Западную Европу к мирным политическим и социальным отношениям. Хэлл остался верен себе: выражаться абстрактно, ни к чему не обязывающими фразами38. Известный журналист Артур Крок опубликовал в газете "Нью-Йорк Тайме" 25 апреля статью, в которой обратил внимание на то, что США не заявили формального протеста против нарушения Германией Версальского мирного договора. Подобное молчание свидетельствовало о желании госдепартамента избегать по возможности участия в европейских делах. Осторожность Вашингтона создавала впечатление в Берлине и Токио, что "можно безнаказанно нарушать договоры с Соединенными Штатами". Иначе оценивал ситуацию в Германии посол Уильям Додд, который придерживался либеральных взглядов и ненавидел нацистский режим. Когда 4 апреля Хэлл запросил посла Додда, существует ли непосредственная угроза войны в Европе39, он встретился с английским послом Эриком Фиппсом, который выразил сомнение в сохранении мира в Европе. До м встретился также с министром иностранных дел Нейратом, сообщившим, что немцы только и думают о войне, по стране распространяются карты об аннексии Нидерландов, Австрии, некоторых районов Швейцарии и Польского коридора, нацисты маршируют повсюду в военной форме40. Французский посол Ф. Понсэ сказал Додду, что пока Гитлер не будет форсировать войну, так как он еще не готов к ней. Если Англия не присоединится к Франции, война неминуема. Премьер-министр Чехословакии Э. Бенеш заявил в конце марта Ф. Понсэ о решимости его страны защищать свою независимость при поддержке союзников, в противном случае ей придется капитулировать41. Беседы дали основание послу Додду записать в свой дневник: "В одном не приходится сомневаться: Гитлер стремится к войне. Когда именно нанесет он первый удар — это зависит от степени подготовленности и от удобного повода"42. 5 апреля Додд телеграфировал Хэллу в ответ на его запрос, что нацистское правительство ведет себя агрессивно. Гитлер, Геринг и Геббельс способны на любое безрассудство43. Спустя несколько дней, 16 апреля, Додд сказал статс-секретарю МИД Германии Бернарду фон Бюлову: американцы считают, что Германия идет к войне, Гитлер намерен аннексировать Чехословакию и Австрию44. Какова же была реакция на события главы Белого дома? Объясняя позицию США в отношении Европы, Рузвельт писал в тот же день Додду в Берлин: "Как я уже говорил Вам, я чувствую себя в настоящее время абсолютно неспособным оказать какие-либо услуги делу укрепления мира ни сейчас, ни в будущем"45. Эти слова не допускали неопределенности. Ответ был однозначным. Надо набраться терпения и выжидать. Через несколько дней У. Мур информировал Додда о настроении в официальных кругах США: ничего не делать, что могло бы втянуть Вашингтон в вооруженный конфликт46. Разумеется, дипломаты в Вашингтоне обсуждали политическую ситуацию в Европе, и в частности заявление Гитлера. 19 марта в полпредстве состоялся обед, на котором присутствовали помощник госсекретаря Карр, лидер большинства в сенате Робине, глава дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбек. Участники находились под впечатлением брошенного Гитлером вызова всей Европе, задавались вопросами, возможна ли война в Европе и какова вероятность участия в ней Соединенных Штатов. По мнению Карра, Америка может быть втянута в нее. Сенатор Робине придерживался иного мнения. США постараются остаться в стороне, но не исключено их участие в войне. Дипломат С. Хорнбек как более информированный и опытный во внешнеполитических делах заявил: слухи о войне преувеличены, и он "не ожидает военного столкновения где бы то ни было в ближайшее время"47. В этом дипломат заблуждался. Вскоре, как известно, разразилась итало-эфиопская война, а Гитлер ввел войска в Рейнскую зону. Германия ускоренно готовилась к переделу европейской политической карты. 17 марта вашингтонский корреспондент "Нью-Йорк Тайме" писал: "Декрет о введении всеобщей воинской обязанности следует рассматривать как открытую практику того, что ранее делалось втихомолку". Через десять дней, 28 марта, журналист Фрейзер Хэнт в беседе с советником полпредства Б.Е. Сквирским много и озабочено говорил о положении в Европе, возможности в ней войны. По его мнению, Германия пока к ней не готова, для этого ей нужно время. Многое зависит от Великобритании и ее политики. Она не против столкновения Германии и СССР, но при условии остаться в стороне от вооруженного конфликта. Оценка международной ситуации и намерений Японии и Германии отражала реальность: "Если бы СССР не был вооружен в достаточной мере, то сейчас война, несомненно, имела бы место"48, — закончил беседу Фрейзер Хэнт. Американский посол в Риме Б. Лонг систематически информировал госдепартамент об изменении политической обстановки в Европе под влиянием дипломатии Берлина. 31 марта он сообщил госсекретарю Хэллу, что после переговоров с Д. Саймоном Гитлер конфиденциально встретился с послами Франции, Бельгии и поверенным в делах Италии и информировал их о том, что Германия издала декрет о создании армии, будет строить флот по мощи в одну треть британского, готова вступить в воздушный пакт на условиях, что ее авиация будет самой сильной в Европе; он не гарантирует независимость Австрии, не настаивает на ратификации границ Чехословакии, возврате Польского коридора и колоний49. На следующий день Лонг писал Хэллу о том, что возбужденная Европа очень обеспокоена программой вооружения, провозглашенной Германией. Ее боятся все страны. Западные государства поставлены перед дилеммой: либо принимать ее вызов, либо отклонять, что в будущем означает войну50. Возникает вопрос: чт<5 в этих условиях делать Англии и Франции, какова должна быть их стратегия? Трудно поверить, что они пойдут на сближение и союз с Россией. Это приведет к войне, последствием чего в конечном счете явится распространение коммунизма в Европе, установление контроля СССР над Центральной и Восточной Европой, разрушение цивилизации. Развитие событий поставило вопрос ультимативно — либо Германия устанавливает контроль над Центральной и Восточной Европой, либо коммунизм навязывается всей Европе51. Весь ход мыслей посла сводился к тому, что наиболее целесообразно предоставить возможность Германии продвигаться в юго-восточном направлении Европы, а Великобритании и Франции не идти на сближение с Советским Союзом, ибо это опасно. Лонг заранее предсказывал, что конференция в Стрезе никаких решений не примет. Он негативно относился к идее сближения Франции с Советским Союзом и переговорам о заключении договора. 18 апреля он телеграфировал в госдепартамент: "Россия добивается автоматического действия пакта о взаимопомощи в случае войны, но Франция возражает, она старается связать его с Лигой наций"52. Посол Кудахи из Варшавы телеграфировал 4 апреля в госдепартамент о негативном отношении Польши к пакту о взаимопомощи, который предлагал Советский Союз. "Латвия и Эстония тоже против"53, — сообщала миссия из Латвии. 17 апреля посол Бингхэм телеграфировал. Хэллу из Лондона, что участники конференции в Стрезе подтвердили верность Локарнским соглашениям; Великобритания никаких новых обязательств не взяла54. Для британской дипломатии это было главное, и премьер-министр Р. Макдональд гордился этим. Буллит следил за каждым шагом советской дипломатии как в Европе, так и на Дальнем Востоке в связи с введением Германией всеобщей воинской обязанности. В Америке продолжали обсуждать состояние советскоамериканских отношений, прекращение переговоров о долгах, отзыв сотрудников из посольства США в Москве. В официальных кругах Вашингтона возникла идея оказать давление на советское правительство, дать понять, что отношения между двумя государствами вступили в критическую фазу и находятся накануне разрыва. Утром 18 марта (через три дня после введения Гитлером закона о всеобщей воинской обязанности) в кабинете военного атташе посольства СССР в США комбрига Бурзина раздался телефонный звонок. Заведующий отделом восточноевропейских стран госдепартамента Р. Келли попросил Бурзина встретиться с послом Буллитом. Военный атташе согласился. Беседа продолжалась около часа55. Буллита интересовал вопрос: "Как военный атташе оценивает обстановку в Европе?" Не выслушав собеседника, он сам поспешил высказаться в том плане, что Европа — пороховой погреб, атмосфера наполнена ожиданием войны. США не заинтересованы в европейских делах. Не лучше ситуация на востоке, продолжал посол. Продажа японцам КВЖД не спасет положения. Они будут и далее устраивать провокации против России. Что касается США, то их интересы в Китае ограничены. Филиппины доставляют им только неприятности. В этот критический момент Советская Россия проводит не совсем правильную политику. Переговоры в Вашингтоне о долгах и взаимных претензиях прерваны. Бурзин спокойно заметил, что в сложившейся ситуации надо укреплять советско-американскую дружбу, а не разрушать. В срыве переговоров виноваты США, ибо небольшой экономический вопрос американцы превратили в политическую проблему, ведь речь идет о 100 млн долл., в то время как США ассигновали 5 млрд долл. только на восстановительные работы. Далее военный атташе напомнил послу о том, что европейские страны не требуют от СССР немедленной выплаты долгов, а США настаивают на этом. "Но ведь мы другая страна, мы — США! — воскликнул посол, — У нас большую роль играет общественное мнение". Далее Буллит перешел к личным вопросам. Он с предубеждением относился к Литвинову. Ему казалось, что нарком не считался с ним, безразличен к его предложениям и просьбам. Если Сталин, Молотов и Ворошилов внимательны и адекватно реагируют на мои просьбы, сказал посол, то Литвинов выступает против и иногда даже разговаривает нехотя. Сталин и Межлаук готовы оказать помощь в строительстве посольства, а Литвинов возражает. В Наркоминделе зачастую с послом разговаривают рядовые сотрудники, а не сам Литвинов. "Мне не разрешили летать на личном самолете по стране", — заявил Буллит. Затем он отметил, что в Вашингтоне, по его мнению, во время переговоров Рузвельта с Литвиновым была допущена колоссальная ошибка: вопрос о долгах остался открытым56. И, наконец, с досадой и огорчением Буллит заметил: "...Пока Литвинов не изменится к нам (США. — Г.С.), ничего не будет". Клейн-Бурзин старался объяснить послу, что его впечатления основаны на предубеждении. Ведь не один Литвинов решает вопросы советско-американских отношений. Они в компетенции всего советского правительства. Высказав свои обиды и подчеркнув факт недостаточного внимания к нему главным образом со стороны Литвинова, а также и других официальных лиц в Москве, Буллит назвал политику советского правительства в отношении США "глупой", после чего удалился. Содержание и форма беседы произвели на Бурзина тяжелое впечатление. Он рассказал о ней полпреду Трояновскому, проинформировал Москву. Ознакомившись с письмом военного атташе, Ворошилов направил его Сталину с комментарием: «Посылаю запись беседы нашего военного атташе в США т. Бурзина с Буллитом. Буллит достаточно откровенно излагает свою "тактику нажима" на нас по требованию будто бы американского общественного мнения. Характерно, что он почти открыто приписывает себе инициативу отозвания из Москвы американских военных атташе»58. Это было именно так. Беседа свидетельствовала о напряженности американо-советских отношений, недовольстве Буллита политикой СССР в отношении Европы.