Наталья Пронина - Иван Грозный: «мучитель» или мученик?
Показательна дальнейшая судьба и другого цареубийцы — Богдана Вельского. В прошлом активный деятель опричнины, Богдан и после убийства царя попытался ввести в столице чрезвычайное положение. Не забудем, он ведь являлся «дядькой» последнего сына Грозного и рассчитывал, что благодаря сему высокому чину сможет не только удержаться в Кремле, но и расширить, укрепить свое влияние, в полной мере разделив власть с Годуновым. Но… это ему не удалось. По городу молниеносно пронесся слух, что «Богдан Вельский (со) своими советники извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побити и хочет подыскать под царем Федором Ивановичем царства Московского своему советнику» (Б. Годунову).[628]
Восставшие жители московского посада вместе с присоединившимися к ним отрядами служилых людей из Рязани немедленно разгромили арсенал, подкатили к Флоровским воротам Кремля пушки и начали их обстрел, требуя выдачи Вельского, который, как кричали они, «хочет извести царский корень и боярские роды».[629] Так уже с самого начала народ не принял временщика-убийцу, так стремился защитить власть законного государя… События разворачивались столь стремительно и столь грозно, что Борис понял: ежели он и впрямь не выдаст своего сообщника, Кремль будет взят, а тогда пощады не ждать уж никому… Быть может, припомнился ему леденящий душу ужас января 1564 г., когда еще отроком увидел он, как точно такая же бесчисленная толпа посадских, неодолимо и мощно заполнив собою дворцовую площадь, потребовала от боярской Думы идти к царю Ивану в Александровскую слободу. Идти просить его вернуться на царство… И Борис сдал Вельского! Сдал трусливо, подло, как положено хитрому придворному интригану. От имени царя Федора он послал бояр Мстиславского и Юрьева выяснить, чего хотят восставшие, а затем объявил об опале Богдана и высылке его в Нижний Новгород.[630] Только узнав об этом «и видяще всех бояр», посадские люди «розыдошася койждо восвояси».
Однако пути двух главных цареубийц еще пересекутся — 16 лет спустя… В трудах знаменитого русского историка В. Н. Татищева есть ссылка на древнюю, не дошедшую до нашего времени летопись, которая сообщала, что, тяготясь ли страшным грехом или же по какой другой причине, но «Вельский отцу духовному в смерти царя Иоанна каялся, что зделал по научению Годунова, которое поп тот сказал патриарху, а патриарх царю Борису, (после чего Годунов) немедленно велел Вельского взяв, сослать. И долго о том, куда и за что сослан, никто не знал».[631] Именно это опасное признание, как доказывает исследователь, спасло Богдану жизнь. Спасло в 1600 году, когда, уже будучи царем всея Руси, Годунов (не с намерением ли вновь приблизить давнего сообщника? Приблизить по прошествии многих лет, многое стерших в памяти современников…) вернул Вельского из нижегородской ссылки и послал строить на южной границе России новый город-крепость Царев-Борисов, и где, по свидетельству К Буссова, Богдан допустил неосторожность сказать, что «он теперь царь в Борисограде, а Борис Федорович — царь на Москве».[632] Об этом немедленно полетел донос в столицу. Самозваного борисоградского царя, арестовав, доставили в Москву и предъявили тяжкое политическое обвинение — желание занять царский престол. Но казнить Вельского Годунов все же не стал. И не потому, что «дал обет в течение 15 лет не проливать крови». Исследователь В. И. Корецкий полагает, что от казни Богдана царя Бориса удержало другое. Казнить бывшего сообщника он не осмелился именно после того его «покаяния» в страшном грехе цареубийства, рассказ о котором нашел в старинной хронике В. Н. Татищев. «Покаяния, ставшего достоянием гласности, пусть и в узком придворном кругу». Если бы Годунов действительно подверг тогда Богдана казни, то тем самым как бы подтвердил сказанное Вельским «на духу». Поэтому он прибег только к жестокому унижению Вельского. По приказу царя Бориса ему публично вырвали бороду и снова сослали.[633]
Но пройдет еще пять лет, и это унижение обернется не менее зверской расплатой. Вельский все-таки поквитался с предавшим его правителем — уже с мертвым… После смерти Годунова 13 марта 1605 г. (смерти, наступившей то ли от яда, выпитого в бессилии и страхе перед близящимся возмездием, то ли вследствие апоплексического удара — современники сообщают по-разному) боярская Дума издала указ о всеобщей амнистии. Свободу получило много опальных, которых Борис держал по тюрьмам, в ссылке. И «самым опасным из них, — как считает историк, — был Богдан Вельский». В то время к Москве уже двигался с войском самозванец Лжедмитрий. Вернувшись в столицу, бывший «дядька» «чудесно спасшегося царевича», удачно использовал этот момент. Он всенародно поклялся, что сам, своими собственными руками спас сына Грозного от убийц, подосланных царем Борисом, «и его слова положили конец колебаниям толпы. Народ ворвался в
Кремль и принялся громить дворы Годуновых…».[634] Едва воцарившийся 16-летний наследник Бориса — Федор вместе с матерью, царицей Марией Григорьевной, были задушены. Труп же самого правителя извлекли из могилы в Архангельском соборе и закопали вместе с останками жены и сына на заброшенном кладбище вне городских стен…
Таковы важнейшие «подробности», опять оставленные «за кадром» телерассказчиком Радзинским. «Подробности», относящиеся к двум историческим деятелям, кои лично находились рядом с Грозным царем в момент его смерти и были, по утверждению многих источников, и непосредственно заинтересованы в этой смерти, и виновны в ней. Зная, учитывая вышеизложенные обстоятельства, вряд ли допустимо обвинять Ивана IV в «излишней подозрительности» по отношению к своему окружению. Произошло именно то, что он всю жизнь стремился предотвратить: измену и захват власти своекорыстными временщиками. Захват в ущерб законному государю, как защитнику общенациональных интересов страны. А значит, попрание и предательство этих интересов. Предательство, ставшее одной из основных причин всех трагедий великой русской Смуты начала XVII века. И о том, что Борис Годунов (и все его «преемники», поочередно захватывавшие тогда русский престол) действовали именно как предатели, как, (если воспользоваться определением Грозного) «изменники и воры», снова свидетельствуют простые и общедоступные исторические факты.
Глава 17. Правитель-убийца Борис Годунов
Итак, Годунов. Со свойственной схематичностью изложения, весьма условно и неточно передавая основные этапы борьбы придворных группировок после смерти царя Ивана IV, этапы последовательного отстранения от власти, физического уничтожения Борисом всех членов мешавшего ему опекунского совета при Федоре Ивановиче, г-н Радзинский умолчал, что Годунов все же смертельно боялся. Боялся, ибо знал, что действует как преступник. И как раз этот-то животный страх иуды за собственную шкуру вместе с неистребимым желанием власти — власти любой ценой! — толкал правителя на все новые и новые предательства. Так как случилось это уже в первый год царствования наследника Грозного, когда Федор Иванович, тяжело заболев, едва не умер. Прекрасно понимая, что смерть шурина одновременно станет и его собственной политической смертью, крушением его карьеры, Борис попытался подстраховаться…
В начале 1585 г. правитель отправил в Вену, ко двору Габсбургов, свое тайное посольство. Не надеясь, что после кончины Федора Ирина сможет удержаться на троне, Борис заранее решил сосватать сестру за одного из немецких принцев, а потом… возвести этого принца и на русский престол в качестве супруга законной царицы… Но подробный донос поляка-переводчика Якова Заборовского расстроил сии далеко идущие планы. О начавшихся переговорах между германским императором и доверенными лицами Годунова стало известно при королевском дворе в Речи Посполитой, который, конечно, не преминул заявить свой гневно-благородный протест действиям «московитов». Разразился грандиозный скандал, о коем судачили чуть ли не по всей Европе. Проштрафившийся Борис только и смог сделать, что приказал своим дипломатам выступить с беспомощным оправданием, гласившим: «И мы то ставим в великое удивление, што такие слова злодейские (о сватовстве к „цесареву брату“) нехто затеял злодеи и изменники».[635] Но эти жалкие заявления помочь уже не могли.
Вот когда партия «старых бояр» во главе с Шуйскими действительно пошла в наступление, намереваясь использовать промах ненавистного ей выскочки для собственного реванша! Однако, по привычке довольно туманно и путано, опуская многие детали, рассказывая читателю о попытке Шуйских избавиться от Годунова путем организации развода царя Федора с «неплодной» Ириной и вторичной его женитьбы, г-н Радзинский предпочел не заострять внимания на том, сколь по-настоящему опасный характер приобрело это выступление, поддержанное церковью и народом. А между тем профессиональный историк прямо пишет: обстоятельства складывались для Бориса столь безнадежно, что он стал готовиться к бегству за границу. Причем, как некогда первый российский «демократ» Андрей Курбский, Годунов стремился все обустроить самым тщательным образом и явиться за рубеж не с пустыми карманами… В Англию предварительно был послан доверенный человек правителя — «англичанин Джером Горсей. В Лондоне не поверили своим ушам, когда Горсей изложил королевскому совету просьбу Годунова. Борис просил в случае беды предоставить ему и его семье убежище в Англии. Разъяснения эмиссара рассеяли все сомнения в серьезности его намерений. Горсей уведомил королеву, что сокровища[636] Годунова уже в Соловецком монастыре, откуда при первом удобном случае их легко переправить в Лондон. Королева Елизавета не скрывала своего удивления и долго расспрашивала Горсея о причинах, по которым Годунов намеревался вывезти из России свои богатства».[637]
