Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы
Рачковский несомненно подтолкнул Азефа допустить убийство Плеве, знал о времени совершения этого убийства и, наконец, впоследствии покровительствовал Азефу, зная, что он участник дела Плеве. В 1904 г. Рачковский жил в Варшаве, почти ежедневно приходил в Охранное отделение и мимоходом наводил справки о розыске, которые для него были совершенно излишними» [555].
В. К. Агафонов, разбиравший в Париже архив русской полицейской агентуры в Европе, писал на основании прочитанных им документов:
«Чрезвычайно интересно отметить следующий факт. Вскоре после вступления Лопухина в должность директора] Д[епартамен]та полиции, в мае 1902 г., Рачковский, заведывавший тогда Заграничной агентурой, обращается к директору] Д[епартамен]та Пол [иции] с просьбой выдать ему 500 рублей для передачи их, через своего секретного агента, Гершуни для изготовления бомб. Этим агентом Рачковского был Азеф. Как Ратаев, тогда начальник Оcoбoro отдела Д}епартамент]а полиции, так и сам Азеф уверяли Лопухина, что Азеф не состоит членом партии социа-листов-революционеров, а получает все сведения исключительно благодаря личной дружбе с Гер-шуни» [556].
Аналогичные сведения содержатся в «Обвинительном заключении об отставном действительном статском советнике Алексее Александровиче Лопухине, обвиняемом в государственном преступлении» [557].
Можно выдвинуть несколько версий убийства Плеве. Однако не следует исключать и сам-ой простой: видя, что его полицейские начальники — Рачковский и Зубатов — не у дел, а Ратаев слаб и с ним можно сладить, Азеф решил порвать с полицией. Он уже достиг высот в партии и мог обойтись без охранки. Тогда участие Азефа в убийстве Плеве следует рассматривать как выполнение им решения ЦК партии социалистов-рево-люционеров и только, а доносы есть отражение колебаний провокатора. Удачное покушение позволяло надеяться на укрепление положения в партии и открывало доступ к безотчетной трате денег из кассы Боевой организации, доход провокатора -мог даже возрасти в сравнении с тем, что платила охранка. Не исключено, что это убийство имело какие-то иные мотивы, например его личная неприязнь к Плеве.
Документов, касающихся Азефа, в архивах Департамента полиции почти не сохранилось. Важнейшие из них по просьбе Азефа уничтожил начальник Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов[558]. Да и они вряд ли объяснили бы поведение Азефа.
После убийства Плеве административный мир обуяла паника, Департамент полиции и службы политического сыска погрузились в растерянность...[559]Установилось мнение, будто полицейские власти не подозревали Азефа в случившемся. Можно выстраивать разные догадки, но при углубленном анализе следственных материалов становится очевидным, что все участники убийства Плеве постоянно встречались с Азефом. Его роль в Боевой организации и Центральном комитете партии социалистов-революционеров руководству политического сыска была безусловно известна.
Эсеры ликовали — казнен второй подряд министр внутренних дел, число сторонников террора резко увеличилось. В Боевую организацию шли лучшие силы, на ее деятельность по первому требованию Азефа отпускались любые суммы. Подталкиваемый всеобщим воодушевлением, Центральный комитет строил грандиозные планы, партия ставила политические убийства главным пунктом своих действий, все остальное — «фон».
4 февраля 1905 года эсер И. П. Каляев бросил бомбу в карету великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы. Подготовкой убийства руководил Савинков, но все лавры достались руководителю Боевой организации,— Азефа носили на руках. На этот раз, действуя в своих интересах, он никого не выдал.
Товарищ министра внутренних дел, командир Отдельного корпуса жандармов-П. Г. Курлов, занимавшийся по заданию Столыпина изучением документов, относящихся к службе Азефа в полиции, писал: «Ведь лица, имевшие с ним дело, знали, какое положение он занимал в партии, и потому, после таких крупных террористических актов, как убийства Плеве и великого князя Сергея Александровича, о подготовке которых Азеф не донес своевременно в Департамент полиции, они должны были сказать себе: одно из двух — или они преувеличили положение Азефа в партии, где он является не членом Центрального комитета, а простым рядовым работником, не знавшим о замыслах и планах Центрального комитета и потому не могшим донести о них, или же они должны были ни одной минуты не сомневаться, что он принимал участие в этих террористических актах, и тем не менее продолжали пользоваться его услугами» [560]. Курлов абсолютно правдиво изложил факты, но закончил эту длиннющую фразу так, будто не знал, что чиновники политического сыска хладнокровно взвесили выгоду сотрудничества с Азефом и вред, приносимый им, и пришли к заключению — чаша весов в пользу сотрудничества явно перевесила. Департамент полиции, закрывая глаза на неприкрытую уголовщину и произвол, творимые под его руководством, не только оставил Азефа своим секретным агентом, но поощрял его постоянно ростом денежных вознаграждений.
В 1904—1908 годах Азеф руководил подготовкой убийств царя, членов его семьи и крупных администраторов. Часть покушений провокатор доводил до кровавого конца, часть в сговоре с охранкой предотвращал. Особенно старательно Азеф доносил на противников по партии и конкурентов — членов летучих боевых отрядов, действовавших независимо от него.
После Февральской революции В. Л. Бурцев опубликовал в журнале «Былое» тридцать два письма Азефа к Ратаеву, доставленных в Петроград из парижского архива заграничной охранки. Эти письма-доносы за 1903—1905 годы знакомят нас с методами работы провокатора и способом его общения с начальством из Департамента полиции. Они подтверждают полное отсутствие нравственных начал и искренности в отношении кого бы то ни было у этого человека [561]. Даже при поверхностном знании деятельности Азефа его письма к Ратаеву читаются как потрясающий документ человеческой низости. В сентябре 1910 года Ратаев писал директору Департамента полиции Н. П. Зуеву: «На основании совокупности всех данных, я нахожу возможным всю службу Азефа разделить на три периода: 1) безусловно верный — с 1892 по лето 1902 г.; 2) сомнительный — с 1902 г. по осень 1903 г. и 3) преступный — с этого времени и до конца службы»[562] . Классификация Ратаева нуждается в уточнении. Намек на то, что Азеф содействовал делу революции, неверен. Да, он принимал участие в покушениях на высших военных и штатских чиновников, но никогда не был сторонником революции. Деньги и власть — только им служил он беззаветно, а революции боялся. В 1905 году Азеф, перепуганный возможным паденьем самодержавия, носился с планом налета на здания Департамента полиции и Охранных отделений в Москве и Петербурге. Его мучил страх перед хранившимися там документами. Поняв нереальность такого рода операции, он еще осенью 1905 года уговаривал жену бросить все и уехать в Америку [563].
Приведу отрывок из письма Зубатова Спиридовичу от 7 августа 1916 года: «Нет, он революцией занимался ради ее доходности, а не по убеждению, как и службой правительству. Натура его была чисто аферистическая. Умалчивал он об очень серьезном — не из сочувствия революционерам, а из опасения возбудить в чинах правительственных особое рвение, всегда для его головы опасное. Положение его делалось все более опасным по мере повышения его в революционных чинах, и он все более умолкал, ограничиваясь намеками, которые приходилось понимать с большим трудом и после серьезных размышлений и сопоставлений. Простите за дерзость, но он едва ли находил равновеликий себе персонаж среди его казненных руководителей. И кончил тем, что и себе голову разбил, да и другим наделал немало хлопот.
Дело прошлое, но все же любопытно, как Азеф мог проагентурить до 1908 года, когда мы с ним разругались еще в 1903 г. перед уходом моим из Департамента? Что же могло усыпить у Департамента мое открытое выражение А. А. Лопухину сомнений в допустимости его тактики? (По этому ведь поводу состоялось конспиративное совещание последнего с Азефом.) Ведь я нарочно арестовывал его кружки без совета с ним, а уходя, помню, слышал, что на него за провалы косятся» [564].
Пора внести в классификацию Ратаева еще один период провокаторской деятельности Азефа: апрель 1906 года — конец 1908 года — почти верная служба Азефа начальнику Петербургского охранного отделения А. В. Герасимову. Приведу описание перевербовки Азефа Герасимовым.
«С горя этот ретивый начальник охраны,— писал Меньщиков,— арестовал приехавшего в Петербург Азефа как „нелегального" (он жил под фамилией Черкасов), хотя Герасимов хорошо знал, кого берет; даже филер Тутушкин, наблюдавший за „Раскиным" (Азефом), был хорошо осведомлен о том, что следит за „подметкой" (агентом). Азеф пробыл под арестом три дня, (...) дал обязательство „работать" начистоту и был отпущен на новые шпионские „подвиги"» [565].
