Сергей Соловьев - История России с древнейших времен (Том 7)
Московское правительство обязалось не действовать против Нарвы; но это обязательство не препятствовало ему отомстить шведам опустошением Финляндии около Выборга и Або зимою 1592 года. В ноябре того же года умер король Иоанн; Сигизмунд стал королем шведским, но не надолго: во время кратковременного пребывания своего в Швеции для коронации он возбудил против себя народ явною враждебностию к протестантизму, явным нарушением условий, вытребованных у него чинами перед коронациею. Когда Сигизмунд возвратился в Польшу, правителем Швеции остался дядя его Карл, который успел привлечь любовь народную поведением, противоположным Сигизмундову. Король сильно охладел к интересам протестантской, явно враждебной ему Швеции; правитель был занят внутренними делами, приготовлениями к разрыву с племянником; это, разумеется, заставляло обоих желать скорейшего заключения мира с Москвою. Еще в январе 1593 года заключено было двухлетнее перемирие с условием, чтоб каждый владел тем, чем владеет. Послы московские, отправляемые в Литву, давали знать государю, что Сигизмунда бояться нечего, несмотря на то, что он по имени король шведский. Посол Рязанов, бывший у короля в 1592 году, доносил, что Сигизмунда не любят за женитьбу на австрийской принцессе и за то, что несчастлив: как начал царствовать, все голод да мор, что его ссадят с престола и все рады видеть королем царя; только паны боятся, что царь повыкупит у них все города королевские и, которая у них шляхта теперь служит, та у них служить не будет, все будут служить государю. Когда королевский посол Хребтович потребовал, чтоб царь возвратил Сигизмунду города, взятые у шведов, то бояре ему отвечали: "Ты своими безмерными речами большое кроворазлитие всчинаешь; мы идем к государю, а слушать твоих слов нечего, говоришь безделье, напрасно было тебе с этим и приезжать". Тогда Хребтович объявил, что ему велено заключить перемирие на том, что за кем есть, и на то время, на какое заключено перемирие с Польшею. Но царь отвечал Сигизмунду, что относительно Швеции будет держать перемирие только на то время, на какое оно было заключено в 1593 году, то есть на два года.
Пред истечением этого срока, в конце 1594 года, шведские послы - Стен Банер, Горн, Бое - съехались с московскими - князем Турениным и Пушкиным на русской земле у Тявзина, близ Иван-города. Дело началось письменною перебранкою: шведы грозили тем, что у них теперь с Польшею один король; Туренин отвечал: "Хотя Корона Польская и королевство Шведское и в соединенье будут, но нам не страшно, да и писать вам про это с угрозами к нам не годится". Шведские послы требовали опять тех городов, которые были взяты недавно при Феодоре; русские отвечали, чтоб они оставили эти свои непригожие слова, от которых многие крови движутся, и поискали бы в себе дороги к доброму делу. Русские послы требовали сперва Нарвы и Корелы, но потом ограничились одною последнею. Когда шведы упомянули, что в Кореле их правительством сделаны большие укрепления, которые дорого стоили, то московские послы отвечали: "А вам кто велел чужое брать не правдою и, взявши, еще укреплять? Чужое сколько за собою ни держать, и хотя золотым сделать, а потом отдавать же с кровию, да и своего прибавить". Шведы просили за Корелу денег и требовали разорения Иван-города: "И многие жестокие разговорные слова о Кореле с обеих сторон были". Наконец шведы отдали Корелу без денег. Начались переговоры о торговле. Московские послы говорили: "Сотворил бог человека самовластна и дал ему волю сухим и водяным путем, где ни захочет, ехать: так вам против воли божией стоять не годится, всех поморских и немецких государств гостям и всяким торговым людям, землею и морем задержки и неволи чинить непригоже". Шведские послы отвечали: "Мимо Ревеля и Выборга торговых людей в Иван-город и Нарву с их товарами нам не пропускать, потому что море наше и в том мы вольны". Наконец уговорились: для иностранных купцов торговые пристани будут только Выборг и Ревель; одни шведские подданные могут приезжать в Нарву, и торгу быть на нарвской, а не на ивангородской стороне. Между подданными обоих государств торговля вольная; путь чист через шведские владения московским послам в другие государства и послам других государств в Москву; шведы обязаны пропускать без задержки тех купцов, которые из иностранных земель пойдут к царю с товарами, годными для его казны; обязаны пропускать также докторов, лекарей и всяких служилых людей и мастеров, которые пойдут к царю; пленные освобождаются с обеих сторон без окупа и без обмены, кроме тех, которые по своей воле останутся; русским людям вольно посылать людей своих в Шведскую землю отыскивать русских пленных; королю брать дань с лопарей на восточной стороне (Остерботнии) к Варанге, а царю брать дань с лопарей, которые к Двинской и к Корельской земле и к Коле-городу. На этих условиях заключен был вечный мир 18 мая 1595 года.
Сношения с Сигизмундом, как польским королем, были не важны, зная о сильном неудовольствии на Сигизмунда в Польше, московское правительство считало нужным еще усиливать это неудовольствие, указывая панам на унижение, которое терпят их государства от короля. Так, гонец московский в 1594 году говорил панам: "Великий государь наш и все бояре очень удивляются, каким образом Сигизмунд король такие непригожие дела начинает, что такие великие государства, Корону Польскую и Великое княжество Литовское, под Шведское королевство в титуле своем подписал. Ведомо всем, как велики государства Польское и Литовское перед Шведским королевством; Корона Польская и Великое княжество Литовское издавна в равенстве с великими государствами бывают, а Шведская земля не великая, изначала бывала в подданных у датского короля, и были в ней правители, а не короли; короли в ней недавно стали, а ссылались прежние правители с боярами и наместниками новгородскими. Бояре думают, что Сигизмунд король так пишется без совету панов рад, по совету шведских думцев, а шведских немцев не правда вам самим ведома, не правда их во всей вселенной явна".
Отношения польские по-прежнему поддерживали сношения московского двора с австрийским. Лука Новосильцев, отправленный к императору Рудольфу с известием о воцарении Феодора, доносил, что приходили к нему нарочно вельможи и говорили наедине, чтоб великих государей сердца были вместе и как выйдут перемирные лета с королем Стефаном, то царь с братом своим Рудольфом цесарем сослался бы и стали бы они заодно на короля Стефана, потому что король Стефан сидит не на своем государстве, а государь московский и цесарь - прирожденные государи и довелось бы им Стефаново государство между собою разделить. По смерти Батория брат Рудольфа, эрцгерцог Максимилиан, прислал в Москву посла своего с просьбою к царю хлопотать о польской короне или для себя, или для него, Максимилиана; писал о том же к Годунову, называя его дражайшим особенно любительным своим, приятеля своего царя начальным, тайной думы думцем и властелем; писал и к думным дьякам Щелкаловым, прося их помощи, называя избранными, любительными. В январе 1588 года царь приговорил с боярами послать к Рудольфу цесарю и брату его Максимилиану гонца с грамотами о литовском деле, что на Короне Польской и на Великом княжестве Литовском государя нет, так об этих государствах промышлять бы сообща, чтоб они мимо них, великих государей, к другому государю не прошли. Ехать гонцу через Литовскую землю; грамоты о большом деле везти тайно, а другие везти явно - о персидском деле, о торговых людях, о заповедных товарах. Персидское дело состояло в том, что шах просил царя, императора Рудольфа, королей испанского и французского быть с ним в союзе на всякого недруга заодно, и царь пожелал быть с ним в крепком докончанье. Относительно торговых людей и заповедных товаров царь писал: "Из давных лет, при деде и отце нашем торговые люди изо всей Немецкой земли во Псков, Новгород и Нарву со всякими товарами приходили, и что годно нам к ратному делу, медь, олово, свинец, серу, селитру и всякий товар привозили и с нашими гостями торговали на всякий товар без вывета, и прибытка себе искали с обеих сторон. Но когда, но смерти отца моего, я напомнил тебе об этом, то ты отвечал, что от предков ваших, Карла V и Фердинанда, по прошенью и совету курфюрстов и князей, заповедано годные к воинскому делу товары из Римского государства вывозить и тебе без совета с курфюрстами и князьями переменить этого нельзя. Мы очень подивились, что в прежние года торговые люди ходили на обе стороны со всякими товарами без вывета, а теперь, по твоему закону, ваши торговые люди не вывозят к нам товаров, надобных к ратному делу".
Гонец дал знать из Смоленска, что он встретил государева посланника Ржевского, который сказывал ему, что шведского короля сын теперь в Кракове, сажают его на королевство не многие паны, и со всею землею он не укрепился, а цесарев брат Максимилиан стоит в Польше и с ним многие люди. Гонцу велено продолжать путь, а из опасения, что его через Литву не пропустят, отправлена была другая грамота к императору, тайно, на Ригу с немцем Лукашем Павлусовым, третья - с московским торговым человеком Тимохою Выходцем также на Ригу или на которые места пригоже, куда проехать можно; четвертая - с гонцом Загрязским. Русские гонцы возвратились с литовского рубежа по вестям, что Сигизмунд утвердился в Польше, а Максимилиан разбит и взят в плен Замойским; Тимоху Выходца в Риге схватили и посадили в тюрьму; дошла грамота, посланная с немцем Лукашем. Император отвечал через посла Николая Варкоча, похождения которого на дороге описаны в грамоте к царю Лукаша Павлусова, возвращавшегося вместе с Варкочем: "Как приехали мы в Поморскую землю, в город Штетин, то нашли тут любского торгового человека Крона и с ним тайно договорились, что ему нас провезти через Немецкую землю (Ливонию). И поехали мы врознь для того, чтоб про нас не проведали; поехал цесарский посол в торговом платье с одним своим человеком, да со мною и с Кроном через Прусскую землю. Когда мы были уже близко от московского рубежа, в Новгородке Ливонском, то нам сказали, что про нас заказ есть и стерегут по всем дорогам; на нас напал страх великий: не ведаем, как ехать? Ни назад, ни вперед не смеем. Положа упование на бога, забыв свой живот, пошли на смерть; вооружились пищалями, самопалами, кортами и сквозь заставу под Новым-городом пробились силою. За нами погонь была великая, крик, шум необычайный, в городе звон, хотели нас поймать; но бог помиловал, ушли; гнался за нами державца новгородский на пятнадцати конях за три версты до Печоры, но бог нас унес". Варкоч приехал с благодарностию от императора и всего Австрийского дома за раденье в пользу Максимилиана на избирательном сейме и с вопросом, какой помощи от царя может ждать император в войне в Польшею и Турциею? О заповедных товарах посол объявил очень неопределенно: цесарь радеет о вольной торговле, чтоб торговым людям из Римского государства вольно было приезжать торговать в Русскую землю, а русские торговые люди ездили бы в Римское государство. Посол привез грамоту и к Годунову, который принял его по-царски: сидя, звал к руке, потчевал вином и медами, потом посылал ему на подворье вместо стола корм с своими людьми. Посол правил от императора челобитье Годунову за старание о союзе царя с Рудольфом, просил, чтоб он и больше еще промышлял об этом, говорил, что Борис Федорович за свои добрые дела у цесаря и короля испанского в великой славе, чести и похвале и из ласки их никогда не выйдет. Годунов о всех этих делах докладывал государю, и государь приговорил с боярами, что к цесарю римскому и к брату его Максимилиану от конюшего и боярина Бориса Федоровича Годунова грамоты писать пригоже ныне и вперед: это царскому имени к чести и прибавленью, что его государев конюший и боярии ближний станет ссылаться с великими государями; да и к иным ко всем государям, которые станут к Борису Федоровичу грамоты писать, ответные от Бориса Федоровича грамоты писать в Посольском приказе вместе с государевыми грамотами. На все речи Варкоча был дан ответ от царского имени: "Государь хочет, чтоб брат его дражайший Рудольф цесарь, сославшись и укрепившись с папою римским, с королем испанским и со всеми поморскими государями христианскими, был с ним в соединенье и докончанье на турского. А персидский шах с государем ссылается о любви братской и хочет с ним стоять на турского заодно: как будут шаховы послы у государя и обо всем договорятся, то государь объявит об этом подлинно цесарскому величеству. Говорил ты о Максимилиане, чтоб ему подать помощь при отыскании короны польской: послы государевы затем вечного мира и дальнего перемирия с Польшею не заключили, чтобы и вперед приводить панов на избрание Максимилиана". Годунов писал императору: "Я принял, государь, твое жалованье, грамоту с покорностию любительно выслушал, и тебя, великого государя, выславлял перед государем нашим, при многих государевых царях, царевичах и государских детях разных государств, которые под государя нашего рукою, при боярах, князьях и всяких служилых людях, что ты, великий государь, своею великою милостию и ласкою меня навестил, свою грамоту ко мне прислал; и вперед хочу тебя, великого государя, выславлять. Я и прежде о твоих делах радел, а теперь и больше того радею и вперед радеть и промышлять хочу". Максимилиану, который прислал ему грамоту и часы в подарок, Годунов отвечал: "Я ваш поминок принял в покорности, с великою любовию, и за то вашему величеству челом бью и вперед тебя, великого государя, буду выславлять, и вашему пресветлейшеству много челом бью: примите мой легкий поминок, сорок соболей".
