Николай Пирогов - Из Дневника старого врача
Обзор книги Николай Пирогов - Из Дневника старого врача
Пирогов Николай Иванович
Из 'Дневника старого врача'
Николай Пирогов
ИЗ "ДНЕВНИКА СТАРОГО ВРАЧА"
Взято из книги - Н.И. Пирогов "Севастопольские письма и воспоминания"
Для мыслящего ... человека нет предмета, более достойного внимания,
как знакомство с внутренним бытом каждого мыслящего человека...
Мне хочется из архива моей памяти вытащить все документы для истории развития моих убеждений...
Н. И. Пирогов (1879-1880 гг.)
[...] - Многоточия в прямых скобках поставлены вместо текста, не включенного в настоящее издание; авторские многоточия не оговариваются.
ОТ РЕДАКТОРА
В настоящем издании Николай Иванович Пирогов представлен в своих произведениях и относящихся к его жизнеописанию документах как великий русский ученый и патриот.
В "Севастопольских письмах" и в примыкающих к ним очерках-воспоминаниях о Крымской войне выявлена деятельность Н. И. Пирогова в качестве основателя военно-медицинской доктрины, созданной русским национальным гением и принятой во всем культурном мире. В них дана цельная, последовательно развивающаяся картина высокого патриотического подвига работавших под руководством Пирогова героических русских женщин - первых в мире действительных сестер милосердия, создавших традиции, которые творчески развивали советские медицинские сестры эпохи Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
В страницах из "Дневника старого врача" и связанных с ними документах отображено духовное развитие гениального ученого-исследователя, выдающегося государственного деятеля, талантливого педагога-мыслителя, патриота, страстно любившего Родину и русский язык, самоотверженно служившего своему народу, а через него - всему прогрессивному человечеству.
Мемуарные и публицистические произведения гениального врача-мыслителя и замечательного педагога дают возможность проследить развитие человека, обладавшего исключительной духовной одаренностью и вместе с тем убежденного сторонника коллегиальности, гласности, подлинной, творческой самокритики. Сочинения Н. И. Пирогова принадлежат перу человека, в полном смысле слова беззаветно преданного научной истине, отдавшего Родине все свои силы и огромные познания, приобретенные упорным, целеустремленным, самоотверженным ТРУДОМ.
Произведения H. И. Пирогова, собранные в этой книге,- в основном тексте и в комментариях,- печатаются после тщательной сверки с подлинными рукописями и первоисточниками. В них воспроизведен текст трех родов: 1-отдельных изданий, давно ставших библиографической редкостью; 2-статей, опубликованных, начиная с 1829 г., в журналах и газетах, недоступных широким кругам читателей и имеющихся не во всех крупнейших книгохранилищах; 3 - писем и докладных записок, извлеченных из различных государственных архивов и частных собраний. Ввиду обширных размеров книги опущены несущественные для основной темы приветственные, повторения и родственные пожелания в некоторых частных письмах, а также формальные обращения в официальных отчетах. В комментариях использованы не включенные в книгу полностью документы и материалы перечисленных трех разрядов. Кроме них представляют чрезвычайную ценность публикуемые здесь впервые ведомости профессоров Московского университета за 1824-1828 гг.- о занятиях и успехах Пирогова-студента. К этому примыкают сообщения того же порядка за 1828- 1835 гг., относящиеся ко времени подготовки Пирогова к профессуре. Указатель имен облегчит разыскание откликов Николая Ивановича на одинаковые темы по различным поводам и в различное время.
Таким образом, печатаемые здесь статьи, письма и документы характеризуют Н. И. Пирогова как выдающегося мыслителя и практического деятеля, стремившегося, как он сам заявлял в одном частном письме,- к преобразованию "понятий и вековых взглядов", старавшегося преодолеть "вековые вредные предрассудки" в самом себе и в других. Наряду с этим в книге выявлены слабые стороны великого ученого как политического деятеля, обусловленные обстановкой, в которой ему приходилось работать на крупных административных постах по ведомству просвещения.
Работа по сверке текстов и подбору материалов проведена при ближайшем участии Н. В. Штрайх.
С. Шmрайх
Комментарии к "ДНЕВНИКУ СТАРОГО ВРАЧА"
Текст приведенных в настоящем разделе записей сверен с подлинной рукописью П., хранящейся в ВММ (No 21351). Рукопись-на листах большого формата чернилами и карандашом, переплетена в два тома (т. I-части 1-я и 2-я, т. II-часть 3-я). На переплетах тиснение:
"Посмертные записки Николая Ивановича Пирогова". На 1-й странице т. I печать: "Музей Пирогова" и пометки: "I отд. No 113. Инв. No 481- 3696" - шифр Пироговского музея при РХО, куда рукопись была передана вдовой великого ученого и где она хранилась до упразднения старого здания музея. Воспроизведенная в наст. издании фототипически 1-я страница рукописи, отделенная от переплетенного текста, находится теперь в музее кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии в ВМА ("Начала", т. II, вкл. лист к стр. 492).
Восстановленные по рукописи разночтения приведенного здесь текста с последним печатным изданием дневника (Соч., т. II, 1916) отмечаются в дальнейших примечаниях. Мелкие разночтения и опечатки не отмечаются.)
[ 5 ноября 1879 г.]. Отчего так мало автобиографий? Отчего к ним недоверие? - Верно все согласятся со мною, что для мыслящего, любознательного человека нет предмета, более достойного внимания, как знакомство с внутренним бытом каждого мыслящего человека, даже и ничем не отличавшегося на общественном поприще.
Какой глубокий интерес заключается для каждого из нас в сравнении собственного мировоззрения с взглядами, руководившими другого, нам подобного, на пути жизни. Этого, конечно, никто и не отвергает; но издавна принято узнавать о других чрез других. Верится более тому, что говорят о какой-либо личности другие или ее собственные действия. И это юридически верно. Для обнаружения юридической, то-есть внешней, правды - и нет иного средства. И современный врач при диагнозе руководствуется не рассказами больного, а объективными признаками, тем, что сам видит, слышит и осязает.
Да кроме недоверия к автобиографиям, есть, я думаю, и другие причины, почему они мало в ходу. Мало охотников писать свои автобиографии. Одним целую жизнь некогда; другим вовсе не интересно, а иногда и зазорно оглядеться на свою жизнь, не хочется вспомнить прошлого; иные-и из самых мыслящих- полагают, что после изданных ими творений им писать о себе более не нужно; есть и такие, которым, действительно, писать о себе нечего-все будет передано другими; наконец, многих Удерживают страх и разного рода соображения. Разумеется, в наше скептическое время доверие к открытой исповеди еще более утратилось, чем во времена Ж. - Ж. Руссо. С недоверчивою улыбкою читаются теперь его смелые слова (которыми я некогда восхищался): "Que la trompette du jugement dernier sonne quand elle voudra, je viendrai, ce livre a la main, devant le souverain juge et je dirai: voila-ce que j'ai fait, ce que je fus, ce que jai pense".
(Неточная цитата из "Исповеди" Ж.-Ж. Руссо. Вот как передавал эту фразу сам П. в письме к Е. Д. Березиной, когда та была еще его невестой: "Пусть звучит труба страшного суда, я предстану с этою исповедью пред верховного судию и громко воскликну: вот каков я был здесь, вот, что я делал, вот, как я мыслил!!!". Это изречение П. взял также эпиграфом к своим знаменитым "Клиническим анналам" дерптской хирургической клиники. (1837). )
Но автобиографии в наше время и нет надобности быть исповедью перед верховным судиею; а ему, всеведущему, нет надобности в нашей исповеди. Современная автобиография не должна быть, однако же, чем-то вроде юридического акта, писанного в защиту или в обвинение самого себя перед судом общественным. Не одна внешняя правда, а раскрытие правды внутренней пред самим собою - и вовсе не с целью оправдать или осудить себя - должно быть назначением автобиографии мыслящего человека. Он не постороннего читателя, а прежде всего собственное сознание должен ознакомить с самим собою; это значит - автобиограф должен уяснить себе разбором своих действий их мотивы и цели, иногда глубоко скрываемые в тайнике души и долго непонятные не только для других, но и для самого себя.
Но вот вопрос: может ли автобиограф говорить правду о своих, для него прошлых, мотивах. Может ли он справедливо оценить, что руководило некогда его действиями? Может ли он наверное сказать, что его мировоззрение было именно такое, как он пишет, а не другое в данную минуту его бытия?
Я полагаю, что эти вопросы решаются различно, смотря по характеру, способностям и вообще смотря по индивидуальности писателя. Для уверенного в себе без тщеславия существует и непоколебимая уверенность, что именно такое, как он пишет, а не иное было его воззрение, когда он совершал то или другое дело. Если же я сам уверен, что он говорит правду без притворства, то больше от человека нельзя и требовать [...].
