В. Бессонов - Калужанин-герой. Подвиг унтер-офицера Старичкова
Сразу обращает на себя внимание категоричность, с которой Кутузов описывает подвиг. Из рапорта следует, что Чайка якобы сам сообщил своему командиру о Старичкове и полученном от него знамени Азовского полка. Это утверждение противоречит рапорту Есипова. Возможно, Кутузов, обращаясь к императору, посчитал необходимым опустить излишние подробности, касающиеся идентификации полотнища и установления имени героя, и представил упрощенную картину спасения знамени с четким распределением ролей между действующими лицами. Такой подход кажется вполне оправданным в рапорте императору, так как рапорт, являясь, по сути, представлением к награждению, требовал однозначности формулировок. Вместе с тем именно это, не совсем соответствующее действительности описание, стало основой для изображения подвига Старичкова в последующее время.
Приведенные выше два рапорта являются на сегодняшний день единственными источниками, которые содержат сведения о героическом деянии Старичкова. Однако, имеющаяся в них информация отличается лапидарностью и позволяет лишь в общих чертах представить последовательность событий. Из документов следует, что в сражении при Аустерлице унтер–офицер Азовского мушкетерского полка Старичков, защищая вверенное ему знамя, был несколько раз ранен и попал в плен. При этом он сумел сохранить полотнище знамени, которое, почувствовав приближение смерти, отдал рядовому Бутырского мушкетерского полка Чайке, «умоляя сберечь его». Это произошло через несколько дней после сражения, но где именно, в Брюнне или по дороге к нему, источники умалчивают. Смерть Старичкова не позволила Чайке узнать имя унтер–офицера и полковую принадлежность спасенного знамени. Приняв с «благоговением» полотнище, Чайка хранил «при себе» его несколько дней и, услышав о предстоящем размене пленных, вручил знамя командиру своего полка – подполковнику Трескину. 30 ноября офицер покинул Брюнн, где находились русские военнопленные, и в начале декабря доставил знамя по команде генералу Есипову. Последний 7 декабря переслал его Кутузову, который после выяснения имени героя, рапортовал о спасении знамени Александру I, назвав причастных к спасению знамени лиц: подполковника Трескина, унтер–офицера Старичкова и рядового Чайку.
Рапорт Кутузова от 15 января 1806 г. поступил в Военно–походную его императорского величества канцелярию 25 февраля. Ознакомившись с его содержанием, Александр I повелел: «Сделать из сего выписку для припечатаний к ведомостям, рядового Чайку произвесть в унд[ер] оф[ицеры], а семейство унд[ер] оф[ицера] Старичкова призреть». Эта высочайшая резолюция была подписана на рапорте рукой начальника Военно–походной канцелярии гр. Х. А. Ливена, в обязанности которого входило выполнение проходивших по его ведомству повелений монарха. Как видно, император выразил свое благоволение только Старичкову и Чайке. Еще один участник спасения знамени – подполковник Трескин оказался обойден наградой. Но, возможно, его роль в возвращении знамени не была забыта Александром I. Так, 23 апреля 1806 г. Трескин получил чин полковника, а 2 сентября 1809 г. был назначен шефом Азовского мушкетерского полка[65].
Следует особо подчеркнуть, что проанализированные рапорты Есипова и Кутузова не содержат в себе и десятой доли тех подробностей, которыми так богата литература о Старичкове. В первую очередь, следует указать на несостоятельность утвердившейся еще в царствование Николая I, в «Памятной книжке для нижних чинов», легенды о том, что Чайка «в точности исполнил завещание Старичкова: с равным усердием скрывая знамя, по возвращении из плена, представил его своему начальству»[66]. Такая трактовка событий, повествующая о длительном пребывании знамени Азовского полка в плену и игнорирующая участие Трескина в его спасении, сохраняется в некоторых публикациях до сегодняшнего дня[67]. Кроме того, некоторые авторы вносили свои дополнения в эту легенду. Например, по версии писателя В. Русакова Чайка, вернувшись из плена, «представил знамя в полк, рассказав о том, как оно к нему попало», а по мнению калужского исследователя Маслова, он вообще «бежал из плена и принес знамя на родину» (см. приложения 5, 6). Относительно Чайки «Памятная книжка для нижних чинов» сообщает также о пожаловании ему, помимо унтер–офицерского звания, еще и денежной награды. Это ошибочное утверждение также получило широкое распространение в литературе. Источники обходят молчанием и вопрос о том, где Старичков прятал спасенное им знамя. Этот «пробел» был восполнен в соответствии с воображением писавших о подвиге авторов. Первоначально использовали нейтральную фразу, указывая что Старичков сохранил знамя «при себе». Затем, появились более конкретные обозначения мест и способов хранения полотнища: на ноге, на груди, на животе, под мундиром, «обмотав вокруг своего тела»[68]. Указанные выше несоответствия были связаны с тем, что авторы, в большинстве случаев, опирались не на первоисточники, а на предания и свою интуицию.
***Следует обратить внимание еще на одну глубоко укоренившуюся легенду. Речь идет о судьбе спасенного Старичковым знамени. В 1848 г. в газете «Русский инвалид» увидела свет статья неизвестного автора, посвященная пожалованию Николаем I Чесменской военной богадельне картины, запечатлевшей подвиг Старичкова. Автор, которым, возможно, был директор богадельни и комендант Петропавловской крепости И. Н. Скобелев – известный в 1830–1840–х гг. военный писатель, дослужившийся из солдат до генеральского чина, подчеркивая преемственность монаршего внимания к подвигу Старичкова, писал: «В бозе почивающий Император Александр I, дабы увековечить доблестный подвиг Старичкова, Высочайше повелеть соизволил: хранить это знамя в С. Петербургском арсенале»[69]. Это ни на чем не основанное утверждение получило широкое распространение в литературе и вошло в посвященные Старичкову энциклопедические статьи.
Что касается знамени, то оно, после возвращения из плена Трескина, поступило сначала в ведение генерала Есипова, а от него, по команде, было доставлено главнокомандующему. 16 января 1806 г. Кутузов направил Александру I рапорт, в котором поднял вопрос о судьбе знамени Азовского полка и других доставленных к нему после сражения знамен. Он писал: «Вынесенные разными чинами знамена, о коих я Вашему Императорскому Величеству доносил, при полках остаются без древок; и именно: в Курском мушкетерском 1, Галицком 3, Бутырском 2, Пермском 3, Нарвском 1, Азовском 1, Подольском 1, всего 12. Вашего Императорского Величества всеподданнейше испрашиваю позволения, о прибитии их по–прежнему к древкам, как оные не были еще в руках неприятельских». На это предложение 30 января 1806 г. последовала высочайшая резолюция: «Позволить»[70]. Таким образом, доставленное к Кутузову знамя Азовского мушкетерского полка, в январе 1806 г., после установления имени Старичкова, было направлено в полк. Здесь, примерно в феврале, по высочайшему позволению спасенное в плену полотнище было прибито к новому древку и вернулось в строй. Как видно, никаких особых распоряжений о хранении знамени Азовского полка в Санкт–Петербургском арсенале сделано не было.
После возвращения из плена спасенного Старичковым знамени, в Азовском полку не доставало четырех, утраченных в Аустерлицком сражении знамен. Именно эту цифру показал Кутузов в рапорте императору от 26 декабря 1805 г., к которому была приложена ведомость о потерянных в полках знаменах. На этот рапорт 7 февраля 1806 г. последовала высочайшая резолюция: «Сим полкам знамен не давать».[71] Это решение было наказанием за потерю полковых святынь. Более того, 13 июля 1806 г. Азовский, Подольский, два батальона Новгородского и батальон Нарвского мушкетерского полков были лишены права на получение Георгиевских знамен, которые им были пожалованы за бой при Шенграбене[72].
Принимая во внимание, что к 26 декабря 1805 г. Кутузов уже получил доставленное от Трескина полотнище, можно сделать вывод, что в сражении при Аустерлице Азовский полк сохранил одно «цветное» знамя. Тем самым, в бою он потерял не четыре, как считалось ранее[73], а пять знамен. Одно из них было спасено Старичковым и по высочайшему позволению возвращено в строй. Таким образом, после кампании 1805 г. в Азовском полку налицо состояло два «цветных» знамени, из которых одно было связано с героическим подвигом унтер–офицера Старичкова. Недостающие четыре знамени, которые были указаны Кутузовым в рапорте императору, предстояло заслужить на полях сражений.
Справедливости ради, следует отметить, что после Старичкова в Россию было возвращено еще два знамени, принадлежащие Азовскому полку. Однако они не были переданы в полк. Надо полагать, это произошло вследствие высочайшего решения не выдавать потерявшим в Аустерлицком сражении полкам знамен. Так, одно знамя было вынесено унтер–офицером Замариным, который представил его генерал–лейтенанту Эссену. Последний в ноябре 1806 г. доносил начальнику Военно–походной канцелярии Ливену, что «унтер–офицер сей показывает, что он в сражении 20 ноября прошедшего года, будучи ранен в левую ногу картечью и в левый бок штыком, оставался на поле до самой ночи, а когда, собравшись с силами, приподнялся, то между убитыми нашел с разрубленною в двух местах древкою, без копья и подтока, российское знамя, которое тот час оторвал от древки, зашил к себе в мундирный рукав, за подкладку». На следующий день Замарина нашли на поле боя местные жители и передали французам. Из Брюнна он был направлен во Францию и проследовал через Страсбург в Дижон. Здесь он три месяца лечился в госпитале, а по выздоровлении был отправлен в Люневиль для определения во французскую службу. Узнав об этом, Замарин бежал и через Австрию вернулся в Россию, доставив на родину спасенное им «цветное» знамя Азовского мушкетерского полка. Вследствие полученных ранений Замарин был признан неспособным к службе и 20 декабря был уволен в отставку с чином подпоручика, мундиром и пенсионом полного жалования[74]. Этот офицерский чин, дававший право на потомственное дворянство, стал наградой за спасение знамени полка.
