Вадим Каргалов - Колумб Востока
Тревожно было в Волжской Болгарии летом 1236 года.
Юлиан бродил по улицам, смотрел, слушал. О монголах здесь знали еще меньше, чем в степном Торчикане. Отгородившись валами и частоколами, болгары совсем забыли дорогу в степи. Желающих отправиться на восток, в землю венгров-язычников, не оказалось и здесь. Больше на запад тянулись люди, за широкую реку Итиль.
Но терпение и усердие всегда вознаграждаются. После многодневных скитаний по городу Юлиан услышал в толпе венгерскую речь, кинулся туда, расталкивая людей.
Женщина в длинном широком платье, украшенном по подолу цветными лентами, в кожаной безрукавке, плотно облегающей туловище, называла по-венгерски товары, разложенные на земле уличным торговцем, и тут же переводила смысл своих слов чернобородому тучному мужчине.
Юлиан приветствовал женщину по-венгерски и, услышав ответное приветствие на родном языке, заплакал счастливыми слезами...
Оказывается, конец пути был совсем близко. Женщина-венгерка, которую выдали замуж за здешнего купца, рассказала Юлиану, что Великая Венгрия находится всего за две дневки от города, возле реки Этиль*, и что там все люди говорят по-венгерски.
_______________
* Э т и л ь (по-башкирски - Ак-Идель) - река Белая.
- Ты, без сомнения, найдешь своих сородичей и будешь хорошо принят ими, если ты действительно из венгров и если пришел с добрыми намерениями. Да будет твое путешествие благополучным! - напутствовала женщина.
Глава 7
ВЕЛИКАЯ ВЕНГРИЯ
Дорога в землю венгров-язычников заняла не два дня, как говорила женщина, а больше недели, потому что Юлиану не на что было купить или взять на время коня, и он отправился пешком. Но это была легкая и приятная дорога, и не только потому, что конец пути казался совсем близким, - очень уж благодатно было вокруг!
Свежестью дышали лиственные леса, в которых соседствовали благородные деревья: дуб, клен, липа. Густой зеленью радовали просторные поляны. Быстрые прозрачные речки журчали на камнях, то умеряя свой бег в спокойных омутах, то снова устремляясь по перекатам навстречу утреннему солнцу, туда, где за лесами жадно вбирала их воды река Этиль.
Дальше леса поредели, на смену им пришла холмистая равнина, покрытая красочным ковром лугового разнотравья, с березовыми перелесками-колками. Чистый, сухой воздух, напоенный ароматом трав, кружил голову, как старое монастырское вино.
А потом на возвышенных, прокаленных солнцем местах начались степные травы: красноватый ковыль, типчак, пустынный овсец. Здесь, у края степи, Юлиан нашел первое селение венгров-язычников - несколько деревянных домов с плоскими крышами в окружении войлочных юрт.
Навстречу Юлиану вышли невозмутимые, гордые люди, отогнали залаявших на чужака собак. Венгры-язычники были рослыми, смуглолицыми, с длинными черными волосами, ниспадавшими почти до плеч. Они одевались в рубахи, в короткие безрукавки - камзулы, на ногах сапоги с мягкими кожаными головками и суконным голенищем, на голове - войлочные шапки. Оружия ни у кого не было, только короткие, витые из ремней плетки висели на поясе.
Высокий старик, отличавшийся от остальных нарядной суконной шапкой с опушкой из бобрового меха, спросил по-венгерски:
- Кто ты и зачем пришел?
Выслушав торопливый ответ Юлиана, старик окинул недоверчивым взглядом старый халат, в который того обрядил жадный сарацин, и произнес строго:
- По преданиям древних, мы знаем, что где-то есть другая Венгрия, куда ушли наши соплеменники, но не знаем, где она. Если ты действительно пришел из другой Венгрии, будешь нашим гостем и братом...
Юлиан, чувствуя, что ему еще не доверяют, достал из-за пазухи сбереженную королевскую грамоту, развернул пергамент и поднял над готовой. Красные и черные буквы, тщательно вырисованные писцом королевской канцелярии, выглядели внушительно; остатки шелкового шнура, на котором висела раньше золоченая печать, как бы подтверждали подлинность документа.
Старейшина поверил, приветливо заулыбался, пригласил Юлиана в свой дом. А может быть, и не грамоте поверил старик, но чистой венгерской речи, столь редкой среди пришельцев из других земель...
Последующие дни слились для Юлиана в непрерывную вереницу обильных пиров, чередование незнакомых лиц, расспросов, удивленных возгласов, почтительного внимания. Венгры водили Юлиана из дома в дом, из деревни в деревню, и всюду он находил благодарных слушателей.
Но вскоре Юлиан отметил и нечто огорчительное для себя. Венгры-язычники жадно внимали рассказам о короле и королевстве, обычаях и занятиях венгров-христиан, но к проповедям отнеслись равнодушно и даже насмешливо. Христианское учение об истинном боге они воспринимали как сказку, верить в которую не пристало взрослым мужчинам. Ночами, беспокойно ворочаясь под жаркими звериными шкурами, Юлиан обдумывал слова, которыми опишет венгров-язычников. Получалось не очень складно и не очень много.
Можно написать, что венгры-язычники совсем не думают о вере, и это будет правда. Что они не возделывают земли, едят конину и дичь, квасят молоко в бурдюках, подобно степнякам. Что они богаты конями и оружием и очень воинственны, но к гостям добры. Что женщины красивы и совсем не стесняются говорить с посторонними мужчинами. Что старейшин здесь уважают, как будто они коронованные особы. Что еще можно прибавить, Юлиан не знал. Не писать же о шумных пиршествах и скачках на бешеных жеребцах, которые венгры-язычники устраивали в его честь?!
Надеяться на быстрое обращение соплеменников в христианскую веру было бы неразумно. Многие годы и многие труды братьев-проповедников потребуются для этого дела. Но все же путешествие на реку Этиль не казалось Юлиану бесполезным. По соседству с селениями венгров кочевали монголы. Венгры раньше воевали с ними, выстояли во многих битвах, и монголы, отчаявшись победить на войне, избрали венгров своими друзьями и союзниками. У кого, как не у венгров, можно узнать подлинные вести о завоевателях?
И Юлиан усердно расспрашивал своих гостеприимных хозяев. Вот что удалось ему узнать о монгольском войске и монгольских обычаях ведения войны:
"...Монголы стреляют из луков дальше, чем другие народы. При первом столкновении на войне стрелы у них не летят, а как бы ливнем льются. Однако саблями и копьями они сражаются менее искусно...
Войско свое монголы строят таким образом, чтобы во главе десяти человек стоял один монгол, а над сотнею один сотник. Это делается с хитрым расчетом, чтобы приходящие разведчики не могли укрыться среди монголов и чтобы люди, набранные в войско из разных народов, не могли совершить никакой измены...
Во всех завоеванных странах монголы без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасение, что когда-нибудь могут оказать сопротивление...
Годных для битвы воинов и мужчин завоеванной страны они посылают, вооружив, в бой впереди себя. Этим воинам, если даже они хорошо сражаются, благодарность невелика. Если они погибают в бою, о них никто не жалеет. Но если они отступают, то все безжалостно умерщвляются монголами...
На укрепленные замки монголы не нападают, а сначала опустошают всю страну и грабят народ. Только потом они гонят пленных штурмовать собственные крепости..."
О численности монгольского войска венгры не знали. Они говорили Юлиану, что воинов у великого каана бесчисленно много и что будто бы нет такой страны и такого народа, который устоял бы перед их натиском.
Юлиан с гордостью думал, что он - единственный европеец, сумевший хоть немного проникнуть в тайны завоевателей; ничего не подозревающие народы Европы должны быть предупреждены о грозной опасности, и это сделает он, Юлиан! В том, чтобы донести до Европы сведения о завоевателях, видел теперь свое предназначение Юлиан. Он не имеет права подвергать себя опасностям дальнейшего путешествия: ведь если он заболеет и умрет, добытое знание погибнет вместе с ним...
И еще думал Юлиан, что не разъединять, а объединять нужно все народы, живущие на возможном пути нашествия. Объединять независимо от веры и прошлых распрей. А потому не следует проповедовать католичество в земле венгров-язычников, рискуя вызвать настороженность правителей Руси, желанных союзников в будущей войне с монголами. А что война надвигается, у Юлиана не было сомнений. Пора возвращаться...
Как ни торопился Юлиан, он все-таки решил задержаться, когда узнал, что неподалеку остановился со своей свитой монгольский посол. Через старейшину он договорился о встрече.
К удивлению Юлиана, монгольский посол не походил на дикого степняка ни обликом, ни обращением. Это был вежливый и образованный человек, он свободно говорил на венгерском, русском, половецком, тевтонском и сарацинском языках, поднимал золоченый кубок с изысканностью истинного дворянина.
Мирно и неторопливо текла беседа, украшенная редкостными винами и вкусными яствами, и только свирепые телохранители с саблями наголо безмолвно напоминали Юлиану, что он сидит не в охотничьем шатре гостеприимного и любезного хозяина, а в становище посла монгольского хана.
