Сергей Григорьев - В октябре
- А за то: большевиков на крышу не пускай!
- Папа пустил на крышу большевиков? - изумился Костя. - На крыше у нас большевики?
- Ну да, Костя, я не хотела тебя волновать, милый! - лепетала растерянно Анна Петровна. - Говорят, что с нашей крыши тоже стреляют... Откуда стреляют, не поймешь! Вздор!.. Да ты врешь, дрянь! - закричала Анна Петровна, топнув на Аганьку. - Никого у нас нет на крыше...
- Как же нет, барыня?! Который уже день стреляют. Сначала часто начали, а теперь пореже. Мне врать нечего, я не врушка.
- Пошла вон, дрянь!
У Аганьки затряслись губы:
- И уйду! И можете меня больше не звать - не приду!
На пороге Аганька обернулась и крикнула:
- Сама дрянь!
Анна Петровна ахнула и упала в кресло:
- Что же это? Что такое? Господи! Господи!
- Успокойся, мама. Что касается девчонки, всегда была грубая тварь. Что касается папа, то я сейчас отправлюсь к полковнику - я с ним лично знаком - и выясню недоразумение. Ведь ключ был у Ферапонта, и только он мог это сделать. А папа, конечно, не мог. Сын сражается за свободную Россию, а отец пускает на крышу - кто этому поверит? Что касается фугасных снарядов, они могут причинить большие разрушения, но у нас каменный погреб, мы все можем туда укрыться; там безопасно. Я пойду, мама, и узнаю, что с отцом. Что касается ружейного огня на улицах, я знаю, как держаться под обстрелом, не беспокойся. Налей мне чаю. И покрепче. Что касается стрельбы с крыши... - Костя осекся и смолк: где-то над их головами послышался тупой, но крепкий удар.
Задерживая дыхание, мать и сын прислушались.
- Костя! Это из тяжелого?
- Нет! Что-то другое, - шепотом ответил Костя.
Удар повторился - и в третий раз, и в четвертый, все чаще...
Костя и мать поняли, что с чердака бьют изнутри в забитую дверь чем-то тяжелым.
Анна Петровна закричала:
- Они ломают дверь! Они вырвутся оттуда! Что с нами будет?! В погреб, в погреб!
- Мама, дверь на засове.
- В погреб, в погреб!
Удары на чердаке прекратились. Очевидно, дверь выдержала удары, и те, кто был на чердаке, поняли, что сломать ее - безнадежное дело. Анна Петровна не могла успокоиться и на все уверения Кости повторяла:
- В погреб! В погреб! Скорее в погреб!
Они стали собираться и решили взять с собой в погреб и няньку.
- Надо взять свечей, примус, чайник, воды... ведро воды! распоряжался Костя. - Прикажи, мама, чтобы Аганька туда снесла ковер. Оденьтесь потеплее: там холодно и сыро.
На долгий, отчаянный звонок явились Лизавета Ивановна и нянька. Заплаканная Аганька выглядывала из-за них.
- Мама! Возьмем еще бутылку или две вина, - командовал Костя. - Папа вернется и будет с нами. Разреши мне взять у папа со стола несколько сигар!
- Пожалуйста! О, как я рада, что ты стал прежний!
Между домом и погребом поднялась беготня. Андрюшка с Еванькой носили туда ковры, подушки, одеяла, примус, бидон с керосином, ведро с водой, корзины с вином, с хлебом и закусками... Андрюшка и Еванька на бегу что-то жевали, весело перекликаясь с Варкиным и Чириковым: оба солдата, накинув шинели, стояли на крыльце лазарета и наблюдали суетню. Варкин напевал:
Пекла баба пышки с маком
Для девчонки!
Из окошка увидала:
Пьяный прапор бьет солдата
На Волхонке!
Закричала, побежала,
Вместе с Манькой побежала
Вперегонки!
Ну на что это похоже!
Сковородником по роже
Бьет бабенка офицера
На Волхонке!
Анна Петровна оделась в беличье манто, нянька - в заячий тулупчик. Костя - в пыжиковую доху отца. Костя свел вниз мать под руку и, проходя двором мимо юнкера, крикнул ему на ходу:
- Они готовят вылазку с чердака! Будьте начеку! Никого туда не пускайте!
- Понимаю! - ответил юнкер.
Едва Ширяевы с нянькой успели скрыться в дверях погреба, на дворе разорвалась шрапнель. В нижних этажах посыпались стекла. Еванька поднял еще горячее донышко шрапнельного стакана и, перекидывая с руки на руку, побежал показывать находку Андрюшке.
Камень
Юнкер стоял, прижавшись к стене; он крикнул Аганьке:
- Девочка, не озоруй, беги!
- А вот и не побегу, и не побегу нарочно! - закусив губу, уговаривала Аганька себя. - Ой, как хорошо!
Вдруг она вскрикнула: в плечо больно ударило. Аганька упала на землю и, охватив голову руками, завопила:
- Убило! Убило!
Лизавета Ивановна и Еванька из кухни, Андрюшка из кучерской и Варкин с Чириковым от лазарета кинулись к Аганьке. Ее поставили на ноги.
- Да я, никак, совсем живая! - воскликнула она.
- Куда тебе попало?
- В плечо.
- Крови нет...
Еванька поднял с земли камень, завернутый в бумагу:
- Да это тебя камнем с нашей крыши!
Еванька развернул камень и расправил бумагу. Он прочел написанные крупно на листке карандашом слова:
"Товарищи! Воды! Умираем. Сломайте дверь на чердак".
Где-то близко хлопнула шрапнель. Все побежали кто куда.
В людской половине дома и в лазарете спорили о том, что делать и как помочь тем, кто на крыше, и сколько времени человек может прожить без хлеба и без воды. Все сходились, что без хлеба можно прожить хоть неделю, а без воды трудно прожить и день. А сколько дней прошло? И не было ни капельки дождя, только раз крупка порошила.
У Аганьки от удара камнем на плече получился синяк. Она натирала ушибленное место, по совету кухарки, медным пятаком.
- Ты бы, Аганька, когда их на чердак пускала, дала им ведро воды, говорил Еванька.
- А они сами чего думали? - огрызнулась Аганька. - Они знали сами, куда лезут. Хоть бы дождичек, что ли, пошел!
- А сколько дней прошло?
В этом все разошлись: Еванька говорил, что вчера лишь "началось", Андрюшка - три дня, Аганька, кому-то подражая, со вздохом сказала:
- Прошла целая вечность.
- Что же нам делать-то?
- Варкин придумает что-нибудь. Лизавета Ивановна в лазарет пошла.
- У них ружье-то спрятано. Ахнул бы юнкера Аника, да и сломать дверь!
- "Ахнешь" тоже! А сейчас придет смена, да всех нас за это и перебьют! Вот я что, братцы, придумал, - предложил Андрюшка. - Давайте свяжем три корды да закинем на крышу.
- Высоко!
- Я по сточной трубе залезу, - предложил Еванька.
- А юнкер? Он тебе так и позволит на крышу лезть!
- А мы с того угла: он боится до угла доходить.
- А кто полезет?
- Я полезу.
- Нет, я!
Еванька не хотел уступить Андрюшке.
- Чего вы спорите? Сшибет первого - второй полезет, - сказала Аганька. Она завязала на уголке платочка узелок и, зажав в руке два конца, сказала: - Тяните. Кто узелок вытянет, тому первому и лезть.
Андрюшка потянул первый, узелок достался Еваньке.
- А ты, Аганька, налей самое большое ведро да будто в погреб барыне несешь, чтобы юнкер не подумал...
- Зачем большое? Маленьким лучше. Мы им туда и маленьким сколько хочешь накачаем, только бы веревку закинуть!
- Надо Варкину сказать! Андрюшка, беги неси три корды плетеных да свяжи крепче, а я побегу Варкина предупрежу...
В лазарете, куда явился Еванька, принималось другое решение.
- Погоди ты, шиш! - остановил Варкин Еваньку, который торопился рассказать про свое.
Аника-воин - Чириков - предложил после смены "снять" часового, а потом попробовать сбить замок или выломать дверь на чердак. Варкин усомнился:
- Да сломаешь ли один-то? Эх, кабы мне еще одну руку...
- Сломаю! А если и нет, хоть дырку ломом пробью, только бы бутылку просунуть!
- Заметано! Предложение товарища Чирикова Степана, он же Аника-воин, принято единогласно... Теперь ваш план, товарищ! - обратился Варкин к Еваньке. - Тоже недурно, - одобрил он выдумку ребят, выслушав Еваньку. Только надо повременить.
- Да ведь помрут, не пивши сколько времени.
- Терпели дни, часок потерпят...
- Надо у ворот сторожить: Федор Иванович с Ферапонтом вернутся, ключ принесут.
- У ворот, пожалуй, посижу, - предложил Чириков. - Чем я не дворник?
Андрюшка и Аганька, когда Еванька рассказал им про решение старших, не согласились ждать.
Наступила ночь. Канонада с темнотой не утихала, даже разгоралась сильней. Удары тяжелых орудий доносились со стороны Кремля. Смена юнкеру все не приходила. Ребята приступили к делу.
Аганька пронесла ведро с водой как будто в погреб и притаилась за углом караулить на тот случай, если бы юнкер вздумал пройти вдоль дома до угла. Еванька обвязался по поясу концом веревки и полез вверх по водосточной трубе.
Мальчишка поднялся к самому свесу карниза, пролез между карнизом и коленом трубы и повис на нем грудью. Труба хрустела и мялась, угрожая сломаться. Еванька развязал веревку на поясе и начал закидывать конец на крышу. Веревка хлопала концом по железу и сваливалась назад. Наконец там, наверху, догадались. Веревку потянули, подергивая. Андрюшка привязал к нижнему концу веревки ведро с водой и к его дужке записку:
"А хлеб у вас есть, товарищи?"
Во мраке
В погребе Анна Петровна начала успокаиваться. Стрельба и канонада сюда доходили глухо. Казалось, что примус под чайником гудит куда сильнее.
