Андрей Богданов - В тени Великого Петра
Отношение государя к служившим в придворной капелле певчим дьякам демонстрирует забавный случай на Рождество 1677 г., когда кое-кто из руководителей доходных приказов отказался принимать (и соответственно одаривать) музыкантов, ходивших в сочельник со славлением по домам ближних и думных государевых людей. Незамедлительно воспоследовал указ Федора Алексеевича, который не заблуждался насчет мотивов приказных дьяков и отлично разбирался в реальных источниках доходов государственных служащих.
Приказным дьякам, лишившим певчих обычного заработка, было объявлено, «что они учинили то дуростию своею негораздо — и такого бесстрашия некогда не бывало, что его государевых певчих дьяков, которые от него, великого государя, Христа славить ездят, на дворы к себе не пущать! И за такую их дерзость и безстрашие быть им в приказах бескорыстно и никаких почестей и поминков ни у кого ничего ни от каких дел не брать. А коли кто нарушив сей его государев указ объявится хоть в самой малой взятке или корысти — и им за то быть в наказании».[56]
Хозяин, меценат и строитель
Сочетание высокого искусства, которое, по словам Н. П. Дилецкого, «сердца человеческие возбуждает к веселью, или сокрушению, или плачу»,[57] с приземленным практицизмом — характерная черта просвещенного человека XVII в., не исключая и государя. С ранних лет царевич знакомился с обширнейшим хозяйством государева двора, чтобы, вступив на престол, стать прежде всего хозяином — первым среди российских собственников.
Прямо под сказочными теремами и садами-вертоградами дворцового Верха располагались Боярская площадка и палаты для заседаний высших чинов, ниже толпились стряпчие, жильцы, выборные и московские дворяне, ждущие указов и поручений, целые этажи были отведены мастерским палатам, квасо- и пивоварням, хлебням, портомойням и т.п., еще ниже находились подвалы с необъятными по количеству и разнообразию припасами, а по всей стране раскинулось дворцовое, принадлежавшее лично государю хозяйство — села, земли, угодья, рыбные ловли…
По воцарении Федор Алексеевич возглавил огромный штат дворцовых служащих. Вместо приказчиков у него были бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки — но плох тот хозяин, который не разбирается в тонкостях функционирования своего хозяйства и не контролирует приказчиков! Потому высочайшая честь «видеть пресветлые очи» великого государя выпадала чиновникам и работникам государева двора гораздо чаще, чем иным высоким государственным служащим.
Например, после восшествия на престол Федор Алексеевич давал приемы в течение всей Святой недели: в понедельник принимал стольников, стряпчих и дворян, в среду — детей боярских и сотрудников Аптекарского приказа, в четверг и пятницу — дворцовых подьячих и дворовых людей, в субботу — «разных чинов людей», включая собственных художников и мастеров, богатейших купцов-гостей и представителей черных слобод (городского податного населения).
Для сравнения отмечу, что служащие Посольского приказа (переводчики, подьячие, золотописцы), а также подведомственные приказу иноземцы удостоились приема у государя «в передней» 6 мая 1681 г. по случаю экстраординарных торжеств в честь заключения долгожданного мира с Турцией и Крымом. Между тем художники и мастера Оружейной палаты ежегодно являлись к государю с «подносными делами» (под видом великоденского яйца), а сам Федор Алексеевич раздавал придворным и дворовым от Светлого дня до Вознесенья до 37 тысяч пасхальных яиц.[58]
Не случайно Сильвестр Медведев подчеркивал, что Федор Алексеевич, собирая в своих мастерских палатах «художников всякого мастерства», прилежно следил за их трудами и богато поощрял их успехи, стремясь — «да никогда же ум его празден обрящется». Личное пребывание государя в Оружейной палате и осмотр оружейной казны подтверждены документально.[59]
Федор Алексеевич с детства усвоил не только практическое, но и философское значение строительства. Само воспитание уподоблялось тогда «сограждению» града небесной мудрости в телесном человеке.[60] В строительстве города и выращивании сада (сравни «Вертоград многоцветный», стихотворный сборник Симеона Полоцкого) реализовалась присущая просветительской мысли идея созидания как способа выражения двуединой земной и небесной сущности человека-творца: дольнего отражения Творца Небесного.
Сохранилось довольно много источников, свидетельствующих, что строительство и украшение было страстью юного царя. Записи о соответствующих распоряжениях Федора Алексеевича за один год — с апреля 1681 по апрель 1682 г. (т.е. по кончину) — содержат указы о строительстве 55 объектов, каждому из которых царь дал точную архитектурную характеристику. Например: «189 (1681) г. апреля 27 (ровно год до смерти! — Авт.).На Пресне, на его государевом новом дворе, построить каменную церковь во имя Живоносного Христова Воскресения. А по мере длина алтарю по средней округлости 3 сажени (сажень равна 2,13 м. — Авт.), а по сторонним округлостям по полтретьи (2,5) сажени. Вышина от моста (пола) до замка (верхней точки свода) 2 сажени с четвертью. Церкви длина полшесты (5,5) сажени, вышина 9 сажень; трапезам длина полтретьи сажени, вышина 9 сажень, нижней — полтретьи сажени; ширина церкви и трапезам по 6 сажень. А делать против чертежа и за указом подмастерским. Да на церкви сделать пять глав, средняя шея полая с пролетами. У северных, и у южных, и у западных дверей сделать рундуки вышиною по сажени, шириною по размеру. В церкви, и в алтаре, и в трапезах, и рундуки выстлать лещадьми в шахмат. В церкви ж мосты ровнять с рундуками. А окон в церкви, и в алтаре, и в трапезах — сколько где понадобится. И совсем ту церковь отделать, и кружала выбрать, и помазать левкасом, и с лица отбелить».
Через месяц, 27 мая, Федор Алексеевич уточнил, что следует «сделать в прибавку вокруг церкви, и алтарей, и трапезы — паперти каменные вышиною с церковным полом наровни; и против стенок церковных и против трапезных углов сделать шесть круглых башенок», причем подробно описал, как устраивать перила с ширинками (любимым своим украшением).[61] Помимо, храма Воскресения, среди заказанных царем в это время построек было множество дворцовых, приказных и хозяйственных, колокольня в селе Измайлове, ворота в Алексеевской, канализация в Кремле (с диаметром основной трубы более 6 метров), каменная пятиглавая церковь в Котельниках, два каменных корпуса под Академию в Заиконоспасском монастыре (на Никольской улице) и т.п. Указы о срочных работах на новых объектах отдавались 7–9 раз в месяц. Неудивительно, что с весны 1676 по весну 1681 г. в Москву неоднократно вызывались каменщики и кирпичники из других районов страны.[62]
Кремлевский дворец (включая хоромы царской семьи и дворцовые церкви), мастерские палаты (начиная с Оружейной) и комплекс приказных зданий — все было перестроено, соединено галереями, переходами и крыльцами, богато изукрашено. Царское хозяйство было моделью Российского царства и должно было выглядеть соответственно: как прекрасный, цветущий организм, озаряющий красотою Вселенную.
Крупнейший историк Москвы И. Е. Забелин особенно выделяет среди построек Федора Алексеевича в Кремле новые деревянные дворцы для него самого, царевен и царевича Ивана Алексеевича, верховые церкви Спаса Нерукотворного образа, Успения Богоматери (расписанные под мрамор), церковь Похвалы Богородицы на Потешном дворе и пятиглавый храм Св. Духа, Голгофу типа иерусалимской с чудными алебастровыми украшениями (в том числе шестьюдесятью «летающими» на проволоках херувимами) и Вертоград с Гробом Господним, Ответную и Панихидную набережные палаты, а также палаты Слитного, Кормового и Хлебного дворцов.[63]
При всех хоромах царской семьи имелись, разумеется, сады, кроме общего сада у Золотой палаты и висячего Набережного сада площадью около 1,2 квадратного километра, со 109 окнами по фасаду. Федор Алексеевич в 1681 г. построил в нем проточный пруд 10 на 8 метров и соорудил еще один висячий сад площадью более 350 квадратных метров со своим прудом, водовзводной башней и беседкой.
Царь не обольщался мечтой, что его тетки и единоутробные сестры-царевны (по матери Милославские) будут гулять здесь под ручку с царицей Наталией Кирилловной (урожденной Нарышкиной) и ее отпрысками — и потому построил для тех и других еще по отдельному саду, а при комнатах своего крестника царевича Петра — Потешную площадку, снабженную потешным шатром, потешной избой, рундуком с рогатками (пехотным ограждением), пушками и прочим воинским снаряжением. Собственный «Новый деревянный Верхний сад» Федора Алексеевича (с 1679 г.) имел 137 столпов с капителями, 15 решеток и 10 больших дверей (для изменения объемов), был украшен резьбой и росписью. По заказу государя придворный живописец Питер Энглес украсил «преспективным письмом» (живописью с прямой перспективой) и Нижний Набережный сад.[64]
