Мигель Сервантес - Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)
- Это ко мне не относится, - сказал Дон Кихот, - одет я всегда прилично, чиненого не ношу. Рваное - это другое дело, да и то это больше от доспехов, нежели от времени.
- Касательно же храбрости, учтивости, подвигов и начинания вашей милости, - продолжал Санчо, - то на сей предмет существуют разные мнения. Одни говорят: "Сумасшедший, но забавный", другие: "Смельчак, но неудачник", третьи: "Учтивый, но блажной", и уж как примутся пересуживать, так и вашей милости и мне все косточки перемоют.
- Прими вот что в соображение, Санчо, - заговорил Дон Кихот, - стоит только добродетели достигнуть степеней высоких, как ее уже начинают преследовать. Никто или почти никто из славных мужей прошлого не избежал низкой клеветы. Юлия Цезаря, неустрашимейшего, предусмотрительнейшего и отважнейшего полководца, упрекали в тщеславии и в некоторой нечистоплотности, - как в смысле одежды, так и в смысле нравов. Об Александре2, подвигами своими стяжавшем себе название "великого", говорят, будто бы он запивал. Про Геркулеса, несшего столь великие труды, рассказывают, будто бы он был неженкою и распутником. Про дона Галаора, брата Амадиса Галльского, ходят слухи, будто бы он чересчур был сварлив, а что его брат - будто бы плакса. А потому, Санчо, среди стольких сплетен о людях выдающихся сплетни обо мне пройдут незаметно, если только ты чего-нибудь не утаил.
- В том-то вся и загвоздка, не видать отцу моему царствия небесного! воскликнул Санчо.
- Значит, это еще не все? - спросил Дон Кихот.
- Ягодки еще впереди, - отвечал Санчо, - а пока что это были всего только цветочки. Коли милости вашей угодно знать клеветы, про вас распространяемые, то я мигом приведу одного человека, и он вам их выложит все до единой, вот чего не упустит: ведь вчера вечером приехал сын Бартоломе Карраско, тот что учился в Саламанке и стал бакалавром, и я пошел поздравить его с приездом, а он мне сказал, будто вышла в свет история вашей милости под названием Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, и еще он сказал, будто меня там вывели под моим собственным именем - Санчо Пансы, и сеньору Дульсинею Тобосскую тоже, и будто там есть все, что происходило между нами двумя, так что я от ужаса начал креститься - откуда, думаю, все это сделалось известно сочинителю?
- Уверяю тебя, Санчо, - сказал Дон Кихот, - что наш летописец - это, уж верно, какой-нибудь мудрый кудесник: от таких, о чем бы они ни пожелали писать, ничто не укроется.
- Какой там мудрый, да еще и кудесник, - воскликнул Санчо, - когда, по словам бакалавра Самсона Карраско (так зовут того, о ком я говорю), автор этой книги прозывается Сид Ахмет Бен-нахали!
- Это мавританское имя, - сказал Дон Кихот.
- Вернее всего, - подхватил Санчо, - мне от многих приходилось слышать, что мавры преизрядные нахалы.
- По-видимому, Санчо, - заметил Дон Кихот, - ты перепутал прозвание этого Сида, что, кстати сказать, по-арабски означает "господин".
- Очень может быть, - сказал Санчо. - Так вот, коли вашей милости желательно, чтобы я привел сюда бакалавра, то я за ним живо слетаю.
- Я буду тебе очень признателен, друг мой, - сказал Дон Кихот. - Ты мне загадал загадку, - я не стану ни пить, ни есть, покуда всего не разведаю.
- Ну так я за ним схожу, - повторил Санчо. И, оставив своего господина, он пошел к бакалавру и малое время спустя вместе с ним возвратился, и тут между ними тремя презабавное началось собеседование.
1 Столичные алькальды. - Столичными алькальдами в эпоху Сервантеса назывались представители центральной власти в городах, назначавшиеся центральным правительством.
2 Александр. - Имеется в виду Александр Македонский.
ГЛАВА III
Об уморительном разговоре, происходившем между Дон Кихотом,
Санчо Пансою и бакалавром Самсоном Карраско
Дон Кихот в ожидании бакалавра Карраско, от которого он надеялся услышать, что именно о нем говорится в книге, о коей ему толковал Санчо, погрузился в глубокую задумчивость; он никак не мог поверить, что такая книга существует в действительности: ведь на острие его меча еще не успела высохнуть кровь убитых им врагов, а тут говорят, будто история высоких его рыцарских подвигов уже вышла в свет. Со всем тем он решил, что какой-нибудь мудрец, не то друг, не то недруг, силою своего волшебства ее напечатал, - коли друг, то дабы возвеличить и вознести его подвиги над самыми славными деяниями странствующих рыцарей, а коли недруг, то дабы умалить их и поставить ниже самых гнусных поступков гнуснейшего из оруженосцев, какой когда-либо был описан в книге; впрочем, возражал он себе, дела оруженосцев никто никогда не описывал, если же такая книга подлинно существует, то, коль скоро это книга о странствующем рыцаре, она по необходимости долженствует быть красноречивою, возвышенною, изрядною, великолепною и правдивою. Соображения эти несколько его успокоили, однако он снова забеспокоился, когда вспомнил, что автор книги - мавр, о чем свидетельствовало слово Сид, от мавров же ожидать правды не следует, ибо все они обманщики, врали и выдумщики. Он со страхом думал: а вдруг мавр описывает сердечные его обстоятельства без надлежащей благопристойности и тем самым порочит и пятнает честь сеньоры Дульсинеи Тобосской? Ему же хотелось, чтобы в книге было засвидетельствовано, как он был верен ей и как высоко всегда ее ставил, как отвергал королев, императриц и всякого звания дев и умерял естественные движения сердца; и он все еще думал, гадал, судил и рядил, когда вошли Санчо и Карраско, и Дон Кихот встретил бакалавра с отменною учтивостью.
Бакалавр хотя и звался Самсоном1, однако ж росту был небольшого, зато был пребольшущий хитрец; цвет лица у него был безжизненный, зато умом он отличался весьма живым; сей двадцатичетырехлетний молодой человек был круглолиц, курнос, большерот, что выдавало насмешливый нрав и склонность к забавам и шуткам, каковые свойства он и выказал, едва увидевши Дон Кихота, ибо тот же час опустился перед ним на колени и сказал:
- Ваше величие, сеньор Дон Кихот Ламанчский! Пожалуйте мне ваши руки, ибо, клянусь одеянием апостола Петра2, которое на мне (хотя я достигнул только первых четырех степеней), что ваша милость - один из наиславнейших странствующих рыцарей, какие когда-либо появлялись или еще появятся на земной поверхности. Да будет благословен Сид Ахмет Бен-инхали за то, что он написал историю великих ваших деяний, и да преблагословен будет тот любознательный человек, который взял на себя труд перевести ее с арабского на наш обиходный кастильский язык для всеобщего увеселения.
Дон Кихот попросил его встать и сказал:
- Итак, моя история, и правда, написана, и составил ее некий мудрый мавр?
- Сущая правда, сеньор, - отвечал Самсон, - и я даже ручаюсь, что в настоящее время она отпечатана в количестве более двенадцати тысяч книг. Коли не верите, запросите Португалию, Барселону и Валенсию, где она печаталась, и еще ходят слухи, будто бы ее сейчас печатают в Антверпене, - мне сдается, что скоро не останется такого народа, который не прочел бы ее на своем родном языке.
- Ничто не может доставить человеку добродетельному и выдающемуся такого полного удовлетворения, - сказал на это Дон Кихот, - как сознание, что благодаря печатному слову добрая о нем молва еще при его жизни звучит на языках разных народов. Я говорю: добрая молва, ибо если наоборот, то с этим никакая смерть не сравнится.
- Что касается доброй славы и доброго имени, - подхватил бакалавр, - то ваша милость превосходит всех странствующих рыцарей, ибо мавр на своем языке, а христианин на своем постарались в самых картинных выражениях описать молодцеватость вашей милости, великое мужество ваше в минуту опасности, стойкость в бедствиях, терпение в пору невзгод, а также при ранениях, и, наконец, чистоту и сдержанность платонического увлечения вашей милости сеньорою доньей Дульсинеей Тобосской.
- Я никогда не слыхал, чтобы сеньору Дульсинею звали донья, - вмешался тут Санчо, - ее зовут просто сеньора Дульсинея Тобосская, так что в этом сочинитель ошибается.
- Твое возражение несущественно, - заметил Карраско.
- Разумеется, что нет, - отозвался Дон Кихот, - однако ж скажите мне, сеньор бакалавр: какие из подвигов моих наипаче восславляются в этой истории?
- На сей предмет, - отвечал бакалавр, - существуют разные мнения, ибо разные у людей вкусы: одни питают пристрастие к приключению с ветряными мельницами, которые ваша милость приняла за Бриареев и великанов, другие - к приключению с сукновальнями, кто - к описанию двух ратей, которые потом оказались стадами баранов, иной восторгается приключением с мертвым телом, которое везли хоронить в Сеговию, один говорит, что лучше нет приключения с освобождением каторжников, другой - что надо всем возвышаются приключения с двумя великанами-бенедиктинцами и схватка с доблестным бискайцем.
- А скажите, сеньор бакалавр, - снова вмешался Санчо, - вошло в книгу приключение с янгуасцами, когда добрый наш Росинант отправился искать на дне морском груш?
