Мишель Ламарш Маррезе - Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
При всей запутанности Соборного уложения его многочисленные статьи, относящиеся к женскому наследованию, опирались на стройную систему посылок. Стоявшая за этими законами логика была явно патерналистской. Имущественное право Московского царства всячески стремилось не отдавать в руки женщин вотчинные земли и налагало ограничения на женские права пользования имуществом[18]. Но при этом государство проявляло очевидную заботу о материальном благополучии вдов и незамужних дочерей своих служилых людей. В итоге проблема женского наследования в рамках различных форм земельного держания занимала центральное место в Уложении 1649 г.
В его статьях, посвященных правам вдов, тщательно рассматривались все возможные случаи наследования, причем проводилось различие между женщинами, которые произвели на свет потомство, и теми, у кого детей не было. Однако ни в Уложении, ни в более поздних законах XVII в. не были разработаны с той же подробностью наследственные права дочерей[19]. В Уложении были тщательно изложены правила касательно дочерей, чьи отцы умерли: незамужние дворянские дочери пользовались ограниченными правами на отцовские поместья, в то время как родовое недвижимое имущество в отсутствие мужского потомства дочери могли наследовать независимо от их семейного положения. Однако по поводу приданого здесь не говорилось буквально ни слова. В сущности, статьи Уложения касались приданого только в связи с проблемой содержания незамужних дочерей: прожиток молодой женщины из поместий ее отца предназначался в качестве приданого, которое она в будущем приносила мужу и которое тот записывал на себя.
Перспективы дочерей, выходивших замуж при жизни отца, были гораздо туманнее. Пространная редакция Русской Правды предписывала братьям незамужних сестер обеспечивать их приданым по мере возможностей («како си могут»); автор Домостроя советовал родителям копить имущество в приданое дочерям{55}. Но в допетровском праве не содержалось указаний о том, на какой процент богатств семьи могла рассчитывать дочь, выходя замуж. В Соборном уложении этот вопрос тоже был обойден, как и не проведено различие между приданым и наследством. Наделение приданым в России начала Нового времени регулировалось не письменным правом, а обычаями{56},[20] а потому вопрос о том, каковы будут размеры приданого и будет ли оно включать в себя землю, отдавался полностью на усмотрение донатора. На практике же дворяне в допетровской России нередко очень щедро снабжали дочерей приданым, выдавая их замуж[21]. Однако закон не предусматривал никакого выхода для тех дворянок, кому в приданое давали меньше, чем предписанный Соборным уложением прожиток их незамужних сестер (или его денежный эквивалент). Если наделение невесты только движимым имуществом и не означало «фактического лишения дочери наследства» (по вышеприведенному выражению Д. Хьюз){57}, то молчание правовых источников по поводу этой стороны женского наследования свидетельствовало о незащищенности дворянок в имущественном праве.
Женское наследование и Петровские реформы
Несмотря на изъяны, характерные для законов женского наследования в начале XVIII в., многие из русских дворянок могли надеяться рано или поздно получить земельную собственность во владение или в пользование. Тем не менее позиции женщин в наследственном праве были незавидными: дворянки не имели никаких гарантий того, что их приданое будет включать в себя землю и составит достойную часть родительского богатства, и не питали никаких надежд на наследство в будущем, если у родителей имелось мужское потомство. Кажется также (если доверять материалам судебных процессов), что надежды женщин не выходили за рамки Соборного уложения. Весь XVII век дворянки, особенно вдовы, активно участвовали в имущественных спорах, требуя через суд возврата приданого от родственников мужа и защищая права своих детей. При случае некоторые даже пытались обойти законы о наследстве, выдвигая претензии на вотчины или оспаривая завещания{58}. Но не сохранилось никаких документов, которые свидетельствовали бы о попытках дворянок оспорить право своих родителей определять состав приданого или о том, что замужние дочери после смерти родителей требовали бы прибавить что-нибудь к их приданому сверх уже выделенного.
В XVIII в. дворянки, обращавшиеся в суд с исками, внесли новый компонент в дискурс женского наследования: они принялись указывать на несоответствия в законах и требовать, чтобы власти разъяснили наследственные права замужних дочерей. Дебаты о наследственных правах дворянок свелись к разногласиям по единственному вопросу: является ли приданое всего лишь авансом наследства или дочери, выходя замуж и принимая свое приданое, отказываются от дальнейших претензий на собственность семьи? Спор о том, на какую именно долю родительских владений могут рассчитывать женщины, возник в 1714 г. вместе с выходом Указа о единонаследии, затем служил источником бесчисленных семейных конфликтов после отмены этого указа в 1731 г. и утих только в конце столетия, когда законодатели наконец-то выработали последовательные рекомендации относительно женского наследования. Если наследственные права мужчин были четко разъяснены в 1731 г., то представление о законных правах наследования для женщин развивалось медленно. Прежде чем они окончательно сформировались, не одно десятилетие местные и центральные судебные инстанции вели об этом дискуссии, вклад в которые внесло и активное участие в процессах самих дворянок.
С XIX в. историки приписывали Петру Великому отмену сложившихся в XVII в. ограничений на право собственности для женщин и восстановление привилегий, которыми они пользовались в предыдущую эпоху{59}. Между тем число законов об имуществе, появившихся в царствование Петра, было скудным в сравнении с множеством «Новоуказных статей» — дополнительных актов по поводу собственности, изданных его отцом царем Алексеем Михайловичем и сестрой царевной Софьей Алексеевной{60}.[22] Более того, за исключением одного указа 1715 г.[23], имущественное право петровского времени не было ориентировано на женщин и не заботилось об их выгоде, а стремилось только упростить законы и увеличить доходы государства. И тем не менее, объединив в Указе о единонаследии две формы земельного держания, определенные в московских законодательных сводах, в единую категорию недвижимого имущества, Петр покончил с практикой отстранения женщин от наследования вотчин[24].
Самым спорным нововведением Петра I в области имущественного права была его попытка в 1714 г. навязать русскому дворянству систему единонаследия. Русские издавна славились приверженностью к разделу наследства, дворяне веками делили землю между сыновьями поровну, и теперь требование завещать всю ее единственному наследнику казалось служилой элите вопиющей несправедливостью{61}.[25] К тому же, вдобавок к упразднению различия между родовыми и служилыми землями, Петр пренебрег и уникальным статусом купленных вотчин, в распоряжении которыми дворяне традиционно пользовались большей свободой. Отныне родители должны были обеспечивать всех детей, кроме наследника земли — как сыновей, так и дочерей, — раздавая им поровну свое движимое имущество{62}.[26] С точки зрения рядовых дворян, Указ о единонаследии не только нарушал вековые традиции, но и подрывал материальное благополучие их детей. Этот новый порядок налагал на дворянские семьи тягостное бремя, так как в большинстве своем они имели мало наличных денег и с большим трудом могли наскрести их на приданое дочерям или в надел младшим сыновьям{63}. Даже счастливцы, наследовавшие земельные владения, сразу же сталкивались с неприятной перспективой покупки необходимого в имении скота и зерна, потому что они были поделены между их братьями и сестрами как движимое имущество. Петр, со своей стороны, считал, что Указ о единонаследии предотвратит дробление имений, сбережет на будущее дворянские состояния и не даст пресечься дворянским родам, многие из которых по причине дробления земель разорялись всего за несколько поколений{64}. Кроме того, царь надеялся, лишив недвижимости младших дворянских сыновей, заставить их служить государству. Однако в этом он, по мнению современников, больших успехов не достиг, потому что молодых дворян приходилось силой тащить на военную службу, и мало кому из них приходило в голову избрать себе какую-нибудь профессию{65}.
Несмотря на сопротивление дворянства единонаследию, Петр I упорно внедрял его до самого конца своего царствования. В ответ самые непокорные, чтобы обойти указ, прибегали к незаконным земельным сделкам, продавали землю якобы ради уплаты долгов, чтобы распределить вырученные суммы между своими наследниками{66}. Какими способами дворяне выходили из положения, видно по купчим и закладным документам, в которых продавцы и покупатели утверждали, что сделка их подлинная, а не фальшивая. Так, в 1724 г. подполковник Брылкин попытался предъявить права на земельное владение и написал в своем исковом прошении, что вдова Коровина годом раньше заложила ему свое имение за две тысячи рублей. «Заняла она для… росплаты долгов своих, — утверждал Брылкин, — а не для какаго неправдиваго укрепления безденежно… меншим сыновям и дочерям»{67}. Что же касалось законопослушных дворян, то они старались убедить наследников своих земель не обманывать братьев и сестер{68}.
