Юзеф Мацкевич - Катынь
В катынском преступлении и в загадке пропавших без вести польских военнопленных, которую в годы войны окружала тайна, один элемент остается бесспорным, а именно: что все они, перед тем как исчезнуть, находились в советском плену, на советской территории.
В предыдущей главе был поставлен вопрос: сколько польских военнопленных было вывезено в Советский Союз? Никто никогда не узнает совершенно точного числа. Официальные советские источники годом позже, в годовщину нападения на Польшу (см. Приложение 2), сообщили, что в сентябре 1939 года были взяты в плен:
10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 офицер, 40 966 унтер-офицеров и 181 223 рядовых. Однако цифры эти не включают чинов полиции, жандармерии и Корпуса пограничной охраны. Советские источники также ничего не упоминают о вывезенных в результате «регистрации» и о тех, кто был арестован в индивидуальном порядке зимой 1939-1940 гг. Общее число должно превосходить цифры, приведенные советскими источниками в годовщину нападения.
Что случилось с этими людьми?
Глава 4.ПЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ВОЕННОПЛЕННЫХ ИСЧЕЗАЮТ БЕЗ СЛЕДА
Три лагеря и тайна их «разгрузки». – Переписка и газеты. Спасенные из-под Смоленска. – Позднейшие отчеты «специальных групп».
Неизмеримыми кажутся просторы России от границ Польши до Тихого океана, от Ледовитого океана до пустынь и степей Центральной Азии. Неизмеримыми, впрочем, они кажутся тому, кто их никогда не мерил. Тому, кто их знает скорее из литературы, чем из жизни сегодняшнего Советского Союза. Неисчислимыми могут казаться и народы, их запутанные судьбы, их своеобразие на этих огромных земных пространствах. Человек, глядящий извне, или пусть даже привилегированный турист, которому случайно разрешили проехать вдоль и поперек Советского Союза, часто выносит впечатление такой огромности увиденного, что отдельная личность, кажется ему, пропадает в этом пространстве, как капля в море. Кроме того, ему кажется, что нет ничего легче, чем нырнуть в эту массу людей, языков и пространства, скрыться от всего мира и, выплыв где-нибудь на другом конце одной шестой земного шара, снова укрыться под поверхностью, смешаться с толпой, остаться неопознанным.
Нет ничего более ошибочного, чем такое суждение о «современной России», которая перестала быть Россией со времени октябрьского переворота и преобразилась в нынешний Союз Советских Социалистических Республик. Здесь нет ничего труднее, чем скрыться от всевидящего глаза властей, бюрократии, милиции и особенно политической полиции. «Неизмеримые пространства России» в действительности измерены сегодня с точностью до квадратного метра. В Советском Союзе нет вещи, одушевленного или неодушевленного предмета, который бы не был зарегистрирован, каталогизирован, отмечен тем или иным способом. Тоталитарно-полицейская власть пронизывает тут каждый уголок, каждую человеческую душу. Про какого-нибудь беднейшего пастушка, пасущего овец, власть знает не только, что он вообще существует, живет в таком-то колхозе, такой-то области, сколько он зарабатывает, что ест и пьет, но и о чем он говорит и даже думает! В Советском Союзе у каждого человека есть не только тень, которая следует за ним в солнечные дни, но и заведенное на него досье. И оно сопровождает человека и в солнечные дни, и в ненастные, и в облачные, и в метель, не оставляя его и ночью, когда он спит тревожным сном, и держит его на вечной привязи, порвать которую невозможно.
В Советском Союзе ничего не происходит без ведома и приказа властей. Сила этой власти именно в ее вездесущности. Легкость, с какой она управляет миллионами граждан, исходит из навязанной им неосведомленности и инерции. Ибо нет сегодня в мире более тесной страны, чем эти «неизмеримые просторы» Советского Союза. Здесь крестьянин не имеет права без разрешения покинуть свою деревню, рабочий – фабрику, горожанин – город.5 О том, что происходит за горизонтом его жизни, прикованной к месту работы, рядовой гражданин может лишь догадываться, но никогда не знает наверняка. Именно благодаря этому создается положение, при котором государственная власть может править не только всесильно, но и без всякого контроля, нравственного или физического.
Таким образом, в Советском Союзе действительно каждый человек в любую минуту может исчезнуть с лица земли, могут исчезнуть тысячи, как пресловутая капля в море, но только и исключительно по воле и с ведома властей. Широкая общественность никогда об этом не узнает, хотя бы по той простой причине, что «широкой общественности», в нашем понимании этого слова, в Советском Союзе нет.
И так же, как капля долбит камень, нужны годы, чтобы добыть ту или иную правду о Советском Союзе, которую власть хочет скрыть. Нужны годы, чтобы из головоломок, домыслов, слухов, впечатлений, рассказов, воспоминаний сложилась информация, обладающая логической, синтетической целостностью.
И потому, чтобы ответить на вопрос: что случилось примерно с 200 тысячами польских военнопленных, вывезенных в Советский Союз осенью и зимой 1939-1940 г., нужно забежать на несколько лет вперед, когда после долгих поисков и кропотливого накапливания тысяч свидетельств, расчетов, отчетов удалось наконец создать более или менее конкретную, а часто даже совсем точную картину происшедшего.
Судьбы рядовых сложились по-разному (см. Приложение 3). В большинстве случаев, по истечении того или иного срока, после тяжело пережитого плена, – их отпустили домой.
Главную же массу офицеров армии, полиции и жандармерии поместили в трех больших лагерях военнопленных: 3920 человек в Старобельске, около 4500 – в Козельске и 6567 – в Осташкове, всего 14 987. Конечно, число это нельзя считать абсолютно точным. Может быть, их было на несколько сот больше или меньше.
Из этого общего числа некоторую часть затем перевели в лагерь Грязовец под Вологдой. Позднее эти люди вышли на свободу, и именно им мы обязаны большинством сведений о трех вышеупомянутых лагерях.
Таким образом стало известно, что в Старобельске находились 8 генералов, около 100 полковников и подполковников, 380 военных врачей. Остальные были младшими офицерами.
В Козельске из четырех с половиной тысяч офицеров было 6 генералов, почти 400 врачей, 29 католических священников (армейских капелланов), остальные – офицеры разных рангов и… три женщины. Две из них вскоре были вывезены в неизвестном направлении. Третья, поручик, пилот польской авиации, осталась до конца, т.е. до ликвидации лагеря.
В Осташкове находились, главным образом, чины полиции, жандармерии, а также чины Корпуса пограничной охраны, в том числе около 400 офицеров. Там было также довольно много штатских, главным образом юристов, помещиков и др.
Кто сам прошел лагеря военнопленных, тюрьмы, концлагеря в Советской России или хотя бы читал о них рассказы и документальные свидетельства, которые уже в большой степени вошли в сознание читателей как Западной Европы, так и обеих Америк, – для того история людей за проволокой в этих лагерях, их ежедневная жизнь, лагерный режим и т.д. не представляют особого интереса. В настоящее время число заключенных в советских концлагерях оценивается в 15-20 миллионов человек.6 К тому же, все советские тюрьмы, как правило, переполнены. По территории всей страны разбросаны лагеря принудительных работ. В общих чертах судьба заключенных везде одна и та же. Бараки, сквозь стены которых свистит ветер и зимой задувает снег. Или стены бывших монастырей и церквей, откуда изгнали Бога и где соорудили нары для заключенных. Клопы, вши, грязь. Теснота, нехватка воды. Питание, которого едва хватает, чтобы не умереть. Ограждения из колючей проволоки. Грубое обращение. Низкое хмурое небо с ранней осени до поздней весны. Зимой морозы, летом жара. Страшная, мрачная безнадежность и тоска по родным местам, по свободе. От времени до времени принудительные беседы и доклады, в которых рассказывается о радостной, счастливой жизни в Советской России и о нужде, голоде, притеснениях и преследованиях в «капиталистических странах». Кроме того, запрет на религиозные обряды и общую молитву. А сверх всего: бесконечные допросы, поверки, анкеты, пересчет заключенных, досье и снова допросы.
Поэтому общие свидетельства о периоде существования этих лагерей до самой весны 1940 г. мало отличаются друг от друга и не вносят почти ничего существенного в дело выяснения позднейшего исчезновения военнопленных. Однако следует подчеркнуть, что если в целом судьба заключенных в Козельске, Старобельске и Осташкове была похожа на судьбу миллионов других заключенных в Советском Союзе, то существовала особенно полная аналогия между этими тремя лагерями, как в отношении режима, так и в обращении с заключенными.
Но вот в потоке этих печальных, но маловажных для дела свидетельств мы находим подробные письменные показания поручика Млынарского, который сидел вместе с другими в Старобельске, а потом был переведен в лагерь в Грязовце. Из его показаний стоит привести следующий отрывок:
