Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов
Г. Лелевич родился 17 сентября 1901 г. в г. Могилеве. Отец его был поэтом и революционером, в советское время выступал вместе с сыном на страницах журнала «На посту» под псевдонимом «Перекати-поле». Лелевич, не окончив реального училища, ушел в революцию. До 1922 года был на различной партийной работе. Стихи писал с детства. В 1921 году в Гомеле вышла поэма «Голод» и сборник стихов «Набат». Попытка Лелевича внедрить в пролетарскую поэзию свои «коммунэры» не увенчалась успехом, так как ничего оригинального они с собой не принесли. К примеру, его «Коммунэра об агитаторе» хоть и повествовала о героизме комиссара, ворвавшегося с пламенным словом в мятежную толпу и погибшего от вражеской пули, но поэтическая форма ее была заимствована у поэтов-акмеистов и не соответствовала героическому содержанию:
И в день, когда над черным катафалком
Прощальных флагов реял красный шелк,
За гробом шел, забыв свой ропот жалкий,
Под красным знаменем мятежный полк[39].
Как и Семен Родов, г. Лелевич бросил поэзию и увлекся критикой и публицистикой. В дальнейшем с этими именами мы будем встречаться еще много раз. Здесь же следует сказать, что Родов и Лелевич, а вслед за ними Леопольд Авербах и В. Ермилов представляли ту часть активной молодежи, которая, в сущности, далека была от подлинного понимания марксизма-ленинизма и, поднятая революционной волной на руководящие вершины пролетарского литературного движения, благодаря революционному фразерству, занималась вульгаризацией марксизма в области искусства на протяжении ряда лет. Несомненно, и эта молодежь училась, но прежде всего она хотела учить других. Выходцы из мелкобуржуазной среды, главным образом из интеллигенции, не знавшие подлинной жизни народа, бесспорно обладавшие способностями, приобретшие определенный политический авторитет в годы революции, – эти молодые люди были до самозабвения убеждены, что им начертано историей творить судьбы новой пролетарской культуры. Как они ее творили, увидим дальше.
Из первого состава правления МАПП нас еще должна заинтересовать фигура В. А. Плетнева, одного из руководителей Пролеткульта. Вместе с А. А. Богдановым Плетнев распространял под видом «пролетарской культуры» враждебные марксизму реакционные взгляды на культуру. 22 сентября 1922 года в записке к Бухарину, бывшему тогда редактором «Правды» и опубликовавшему статью В. Плетнева «На идеологическом фронте», В. И. Ленин писал: «Ну зачем печатать глупости под видом важничающего всеми учеными и модными словами фельетона Плетнева? Отметил 2 глупости и поставил ряд знаков вопроса. Учиться надо автору не «пролетарской» науке, а просто учиться. Неужели редакция «Правды» не разъяснит автору его ошибки? Ведь это же фальсификация исторического материализма! Игра в исторический материализм!»[40]. Из двух ленинских пометок одна имеет особо принципиальное значение для нашей темы. В. Плетнев пишет: «Задача строительства пролетарской культуры может быть решена только силами самого пролетариата, учеными, художниками, инженерами и т. п., вышедшими из его среды». В. И. Ленин подчеркивает в этой фразе слова «только» и «его» и на полях замечает: «Архификация». В другой фразе: «Пролетарский художник будет одновременно и художником и рабочим», подчеркнув слова «и художником и рабочим», В. И. Ленин восклицает: «Вздор!» Эти «две глупости» В. Плетнева, не случайно вошедшего в руководство МАПП, станут глупостями напостовцев вплоть до ликвидации РАПП.
Руководство МАПП после конференции приступило к реализации ее решений. Развернулась борьба с «Кузницей» за созыв Всероссийского съезда пролетарских писателей. Мапповцам нужен был съезд, чтобы на нем завоевать Всероссийскую ассоциацию пролетписателей. «Кузница» сопротивлялась, потому что боялась лишиться руководящего положения в ВАПП.
«Упадочники из «Кузницы», – сетовали руководители МАПП, – стараются свести пролетарскую литературу к делу узенькой касты «жрецов искусства» и срывают Всероссийский съезд». МАПП, наоборот, «считает, что пролетарская литература должна и может быть широким общественным движением и только создание сплоченной выдержанной ВАПП может обеспечить победу партии на литературном фронте и покончить с существующим расколом и разбродом»[41].
Эта позиция и тактическая линия мапповцев были правильными и отражали насущные потребности пролетарского литературного движения.
Мапповцам не хватало печатного органа, с помощью которого они могли бы открыто и широко развернуть подготовку к Всероссийскому съезду, огласить свои декларации, свое отношение к литературной жизни в стране. Журнал «Молодая гвардия», руководители которого входили в МАПП, являлся органом ЦК партии и комсомола. У него были свои широкие задачи. И вот в начале 1923 года руководству Московской ассоциации удалось добиться разрешения на издание своего ежемесячного литературно-критического журнала. Этот журнал получил название «На посту». Он стал выходить под редакцией старого большевика Б. Волина и поэтов-критиков г. Лелевича и С. Родова. Первый номер появился в июне 1923 года и произвел впечатление… разорвавшейся бомбы. Но прежде всего – о самом журнале.
В рубрике «Ближайшие сотрудники журнала» назывались имена деятелей партии и государства: Ем. Ярославский, А. Бубнов, Дм. Мануильский, П. Керженцев, П. Лепешинский и другие; имена известных писателей: А. Серафимович, Д. Бедный, М. Кольцов, А. Неверов, А. Тарасов-Родионов, Л. Рейснер; литературоведов-историков: В. Лебедев-Полянский, В. Фриче.
Эти имена, бесспорно, внушали доверие к журналу. Однако уже после выхода третьей книжки журнала (ноябрь 1923 г.) состав «ближайших сотрудников» поредел. С титульного листа исчезли имена Ем. Ярославского, А. Бубнова, Дм. Мануильского, П. Керженцева, А. Серафимовича, Л. Рейснер, М. Кольцова, А. Неверова. Этот отлив Видных сотрудников был симптоматичным.
В каждом номере журнала настойчиво повторялось, что «На посту» – ежемесячник. Однако с июня 1923 года по май 1925 года – за 24 месяца – вышло 5 книжек (6 номеров) журнала. В статье одного из постоянных критиков и самых рьяных напостовцев Ил. Вардина (Илларион Виссарионович Мгеладзе) «Воронщину необходимо ликвидировать» дается объяснение столь продолжительным задержкам: «Издательство «Новая Москва» не пожелало продолжать выпуск нашего журнала. Другие издательства также отказались приютить у себя такой «крамольный» журнал, как «На посту». В результате в нашей работе получился перерыв. Вот лишнее, прямо-таки вопиющее доказательство того, что партийно-политическое руководство нашими издательствами никуда не годится»[42].
Напряженнейшая борьба, развернувшаяся после выхода первого номера «На посту», обострялась от номера к номеру. Пожалуй, в истории не только советской, но всей русской журналистики трудно подыскать пример, когда бы общественность была так взбудоражена выходом журнала, как это случилось при появлении «На посту». Всю ту бурю разыгравшихся страстей вокруг журнала нельзя объяснить и понять, если расценить поведение напостовцев только как «пощечину общественному вкусу», как «левачество максималистов», как «дерзость и непозволительность тона», которым они вели спор со своими многочисленными противниками. Нельзя все это объяснить также лишь серьезными заблуждениями и ошибками в деятельности и в позиции журнала. Все это действительно присутствовало и обостряло борьбу. Но если бы было только одно это, если бы возник один «шум из ничего», движение напостовцев так же бы быстро исчезло, как и появилось на свет. Оно бы, скажем, разделило судьбу «ничевоков», течение которых лопнуло как мыльный пузырь, стоило им обнародовать свой первый сборник.
При всех недостатках и крайностях движение напостовцев оказалось жизнеустойчивым литературным направлением. Достаточно сослаться на то, что к нему потянулась творческая молодежь со всех концов нашей Родины, оно стало массовым, из его рядов вышли такие художники, как Фурманов, Шолохов, Фадеев и другие.
Положительные тенденции напостовцев со всей очевидностью отразились на страницах их журнала.
Закончилась гражданская война. Началось мирное строительство. Много сложных вопросов встало перед нашей партией, перед нашим молодым государством, в том числе и один из сложнейших: строительство новой культуры и как части ее – новой литературы. Как строить эту новую культуру? Каков должен быть ее характер, ее содержание? На эти вопросы давались тогда самые различные ответы и толкования. Пролеткультовцы стояли за создание пролетарской культуры. Но их теория оказалась реакционной, ибо не только пролетарской, но и вообще никакой культуры по их рецептам нельзя было построить. Они пытались создать чисто классовую культуру на голом месте, они не понимали, что без овладения запасами знаний, выработанных человечеством на протяжении тысячелетий, никакой культуры построить нельзя, тем более коммунистической – высшей культуры человечества. Кроме того, они пытались обособить строительство культуры, оторвать его от политики партии, т. е., по существу, лишить культуру самого главного – ее коммунистического содержания, ее планомерного развития и подчинения задачам строительства нового общества. Несмотря на то что теории Пролеткульта был нанесен смертельный удар В. И. Лениным и нашей партией, некоторые пролеткультовские тенденции оказались живучими и давали о себе знать на протяжении десятилетий.
