Ложь и правда о советской экономике - Спицын Евгений Юрьевич
Наконец, 25 мая 1955 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О реорганизации Государственного планового комитета Совета Министров СССР», а 4 июня уже вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О перестройке работы Госплана СССР и мерах по улучшению государственного планирования». В результате проведенной реформы на базе упраздненного Госплана СССР при Совете Министров СССР были созданы Государственная комиссия по перспективному планированию (новый Госплан СССР), которую возглавил многолетний министр нефтяной промышленности Николай Константинович Байбаков, и Экономическая комиссия по текущему планированию (Госэкономкомиссия СССР), главой которой был назначен М. З. Сабуров. К ведению Госплана была отнесена разработка как пятилетних, так и перспективных планов на 10–15 лет, а к ведению Госэкономкомиссии относилась разработка годовых планов (на основе пятилетних) и планов материально-технического снабжения народного хозяйства страны [512].
Как мы уже писали выше, реформа Госплана СССР была самым тесным образом связана и с перестановками в высшем политическом руководстве, прежде всего с отставкой Г. М. Маленкова и горячим желанием Н. С. Хрущева «убрать «маленковских людей» и всюду расставить «свои кадры» [513]. Что касается назначения Н. К. Байбакова, то оно, по словам С. Н. Хрущева, отвечало замыслу отца, что Госпланом «должен руководить человек неординарный, не зашоренный, не погрязший в рутине», а также не отягощенный госплановским «опытом» бесконечного балансирования и показавший «себя во время войны способным к нетривиальным поступкам» [514]. В то же время, как считают В. Л. Некрасов и М. В. Славкина, нельзя исключать и того, что Н. К. Байбаков был выдвинут по совету Л. М. Кагановича, хорошо знавшего его еще со времен работы в Наркомате, а затем Министерстве нефтяной промышленности СССР в 1938–1955 годах [515]. Сам же Н. К. Байбаков свидетельствует о том, что это назначение стало для него полной неожиданностью, тем более что он шибко сомневался в знаниях, а главное в способности справиться «с планированием народного хозяйства страны» [516]. При этом сам Н. С. Хрущев рассматривал своего нового назначенца не как крупную самостоятельную, а уж тем более политическую фигуру, а как «технического председателя Госплана, опытного, без каких-либо амбиций хозяйственника-управленца, разработчика плана VI-й пятилетки и исполнителя своих идей по модернизации и реформированию экономики страны»152 [517]. Между тем та же М. В. Славкина говорит о том, что назначение Н. К. Байбакова на должность председателя Госплана СССР «по номенклатуре тех лет» стало резким должностным взлетом «из министерских пешек — в дамки», а Г. И. Ханин довольно критически оценивает его назначение на этот пост [518].
Что касается М. 3. Сабурова, то, по свидетельству Д. Т. Шепилова, в 1955–1956 годах он «числился среди самых активных сторонников» Н. С. Хрущева и всегда поддерживал его политические и экономические инициативы. Поэтому его назначение стало неизбежным, а его богатый «госплановский» опыт был необходим Первому секретарю для ведения острых «баталий» с отраслевыми министрами. Кроме того, на то, что между Н. С. Хрущевым и М. З. Сабуровым тогда существовали доверительные отношения, указывает и тот факт, что в 1955–1956 годах именно он, наряду с М. Г. Первухиным, вел заседания Совета Министров СССР во время отсутствия Н. А. Булганина [519]. Поэтому, как справедливо полагают ряд авторов, вплоть до середины 1957 года в сложившейся конфигурации властных институтов именно «Госэконом-комиссия СССР была ведущим государственным плановым органом», что закреплялось также более высоким положением ее председателя в руководстве страны». Ее глава был первым заместителем председателя Совета Министров СССР, полноправным членом Президиума ЦК, Президиума Совета Министров СССР и Комиссии Президиума Совета Министров СССР по текущим делам, а Н. К. Байбаков, обладая большим опытом административно-хозяйственной работы, был всего лишь «рядовым» членом ЦК и тем самым лишен возможности оказывать политическое влияние на многие вопросы, выходившие за рамки Госплана. Иными словами, глава Госэкономкомиссии СССР полностью унаследовал статус председателя «старого» Госплана СССР [520].
Надо сказать, что в историографии существуют совершенно разные оценки первой госплановской реформы. Например, профессор Р. А. Белоусов, автор фундаментальной 5-томной монографии «Экономическая история России: XX век», вообще не упоминает об этой реформе. Другие авторы (И. А. Гладков, В. А. Шестаков, А. Ноув [521]) в целом оценивают ее нейтрально и не придают ей особого значения в сравнении с другими, более «масштабными» реформами хрущевской эпохи. Третья группа авторов, прежде всего махровые антисталинисты (В. Л. Некрасов, Е. Ю. Зубкова, Ю. Я. Ольсевич, П. Грегори [522]), напротив, придают ей очень важное, а главное позитивное значение, даже несмотря на то, что для Н. С. Хрущева госплановская реформа имела прежде всего политический характер, и в этом смысле «она стала его личной и очень важной аппаратной победой над своими оппонентами». При этом данная группа либеральных авторов уверена в том, что «реформа Госплана СССР носила объективный характер и была ответом на кризис советской экономики и необходимость «нащупать» новые практики планирования», что она носила прогрессивный характер, поскольку «главной целью реформы Госплана СССР стал переход от вертикально интегрированной модели планирования, когда все функции планирования были сосредоточены в одном центральном учреждении, к новой децентрализованной модели, основанной на разделении между разными хозяйственными органами и учреждениями функций статистического учета, перспективного и текущего планирования, оперативного управления экономикой, а также отраслевого и секторального планирования». Более того, децентрализация всей системы планирования «стала характерной особенностью всего реформаторства Хрущева в области государственного управления экономикой», а все свои «институциональные преобразования он… тесно связывал с постановкой перед реформируемыми органами вполне конкретных практических задач».
Причем, пытаясь представить Н. С. Хрущева подлинным реформатором, тот же В. Л. Некрасов делает крайне сомнительные выводы и приводит просто смехотворные аргументы в пользу разгрома сталинского Госплана. Так, по его абсолютно голословным заявлениям, к началу реформы «Госплан СССР, отягощенный проблемами, унаследованными от сталинской эпохи, пришел в упадок» и таких «признаков упадка можно найти немало». Правда, сам он отыскал всего лишь три, и то крайне странных признака: 1) «на начало 1954 г. в Госплане СССР уже отсутствовал Сводный отдел перспективных планов», и хотя «мы не располагаем данными, когда и почему именно был ликвидирован Сводный отдел перспективных планов, но в середине января 1950 г. такой отдел еще существовал в структуре Госплана СССР»; 2) «в 1954 г. Госплан СССР занимал крайне консервативную позицию… к инициативам ученых, к их предложениям по совершенствованию механизма планирования развития народного хозяйства», поскольку еще «в конце октября 1954 г. Госплан и ЦСУ СССР дали отрицательный отзыв на предложения профессора Ленинградского госуниверситета Л. В. Канторовича о применении математических методов в планировании развития промышленности»; 3) «несмотря на «либерализацию» делового климата внутри Госплана СССР в конце 1954 — начале 1955 гг., со стороны отдельных его руководителей осуществлялось сильное давление на сотрудников, которые занимались научно-исследовательской работой и публиковали результаты своих исследований в научных журналах» [523]. Вот, собственно говоря, и все «признаки» упадка сталинского Госплана, который, по мнению Н. С. Хрущева и его очередного апологета от истории, надо было срочно «реформировать».
