Вернер Лежер - Капитан Аль-Джезаира
- Спроси любого из моего экипажа, и ты получишь один и тот же ответ: тот самый, который дал тебе я.
- Ха! Ты подкупил своих людей!
Дею пришла вдруг в голову мысль. А что, если этот капитан, чье мужество не имеет границ, предался некому могущественному, пока еще неизвестному врагу, стремящемуся к свержению нынешнего властителя? Нет, неспроста этот корсар уничтожил его корабли, за этим, определенно, кроется что-то большее. В любом случае экипаж "Аль-Джезаира" явно находится под влиянием своего капитана.
- Назови других свидетелей, если можешь, - потребовал турок.
Омар прикусил губу. Вот как, значит - хотят его гибели! Не оставляют никакой возможности для защиты... Но нет, была же, была встреча, которая может свидетельствовать в его пользу!
- Спроси капитана Исмаила, с которым я встретился в Гибралтарском проливе незадолго до названного тобой времени.
Министр и высокие чиновники, присутствующие при допросе, взволнованно зашушукались. Неужели Омар выйдет сухим из воды?
- Капитан Исмаил, говори! Говори правду, если тебе дорога твоя голова! - приказал дей.
Молчание.
- Ну Омар, твой свидетель не спешит снять с тебя обвинение, - ехидно ухмыльнулся Гуссейн-паша, все больше укреплявшийся в мысли, что Омар ему изменил.
- Но ведь Исмаила здесь нет! - воскликнул капитан.
- Да, его нет здесь, как не было и вашей встречи!
- Клянусь бородой пророка, я говорю правду!
- Не клянись, изменник! Я даю тебе шанс оправдаться. Может, ты расскажешь еще что-либо, что свидетельствовало бы о твоей невиновности? Молчишь? Ты и должен молчать, ибо ты - преступник, тебе нечего сказать в свое оправдание.
Люди качали головами. С чего бы это вдруг дей решил нарушить закон? Во все времена Алжир гордился непредвзятостью судебных решений.
А теперь Гуссейн-паша отваживается сломить эту нерушимость турецкого владычества?
- Чауш-баши, - прервал резкий голос дея мысли присутствующих, - бери этого человека! С приходом ночи он должен испустить последнее дыхание!
Возмущенный Омар сбросил с плеч руки помощников палача.
- Значит, я должен умереть, Гуссейн-паша? Так вот, без боя? Не выйдет!
Он выхватил саблю у одного из янычар, взмахнул ею, но в этот миг на голову ему опустился брошенный кем-то размотанный тюрбан. Ему завернули руки за спину, потащили за собой.
В одном из подземных казематов Касбы ожидал Омар свой последний час. Когда он пробьет? Полная тьма вокруг.
Уже? Дверь заскрипела. Пришли за ним, за ним, самым отчаянным из всех корсаров!
Страх смерти вдруг пропал. Повсюду янычары со сверкающими саблями. Что это они так перепутались? Трусы!
Однако наверх, на стены, утыканные острыми железными шпицами, между которыми так удобно сбрасывать казненных, его не повели.
Куда же тогда? По длинным переходам, вверх по лестнице... Ага, опять к тронному залу! У входа в зал его остановили. Стража теснее сжала кольцо. Зачем его сюда привели? Может, Гуссейн-паша передумал или пожелал еще раз усладить свой взор зрелищем передачи узника палачу?
* * *
Незадолго перед тем к замку подскакал всадник, прокричавший охраняющим вход часовым, что ему как можно скорее надо к дею. После долгих препирательств вызвали все же старшего офицера, и прибывшего наконец пропустили. Однако у самого входа в тронный зал его снова попытались задержать. Он выхватил саблю. Не успела стража прийти в себя, как он был уже в зале и тут же угодил в руки других охранников властителя.
Вызвали министра. Приезжий прошептал ему что-то на ухо.
- Молчи! - приказали ему.
- Нет, не замолчу! - рявкнул незваный гость, привлекая всеобщее внимание.
Разговоры в зале умолкли. Все смотрели только на него.
- Гуссейн-паша! - не понижая тона, обратился он к дею, занятому переговорами с Бейт-эль-ма-лем, верховным судьей, об участи экипажа "Аль-Джезаира".
- Исмаил, ты?
Корсарский капитан почтительно приблизился к турку, пал ниц.
- Встань! Что ты хочешь от меня? - спросил Гуссейн-паша.
- По городу ходят слухи. Я только что вернулся, ошвартовался и тут же поспешил к тебе. Омар не совершал преступления, в котором, как я слышал, ты его обвиняешь. В это самое время мы встретились с ним в Гибралтарском проливе, он шел курсом на Атлантику. Мы не друзья с Омаром: очень уж он лихой и везучий, но ты не должен приговорить к казни невиновного!
- Хорошо. Докладывай. Как произошла ваша встреча?
- Я сказал уже: я встретился с "Аль-Джезаиром" в Гибралтарском проливе. Точнее, он пересек мой курс. Перед тем я поджидал в засаде одного "испанца", у меня порвались якорь-цепи, и я потерял якорь. Омар мог бы меня выручить, пока я не добуду себе новый якорь. Я еще раз настаиваю, что друзьями мы никогда не были, но мы оба - твои слуги, господин! Вот я и подошел к нему и попросил о помощи. Омар дал мне якорь. Потом он пошел дальше в океан. Я же снова занялся охотой на "испанца". Это все, о дей! Капитан Омар не имеет никакого отношения к гибели твоих кораблей.
- Подожди здесь!
Исмаил отступил назад, а Гуссейн-паша отдал одному из своих приближенных какой-то приказ. Тот почтительно поклонился и вышел.
Спустя некоторое время он вернулся и доложил властителю, что распоряжение его исполнено.
- Исмаил, подойди ко мне! - подозвал дей капитана.
- Ввести Омара! - отдал он затем приказ начальнику стражи, Исмаилу же указал стоять спокойно и, пока не спросят, рта не открывать.
* * *
- Расскажи еще раз со всеми подробностями о встрече с Исмаилом, - велел дей Омару.
Люди, затаив дыхание, следили за словами молодого корсара: надо же, во всех деталях совпадают с показаниями капитана Исмаила!
- Все точно, Омар. Ты свободен. И твоя команда - тоже.
Принести извинение лучшему из своих корсарских капитанов турок посчитал излишним. Но и Омар тоже и не подумал даже припасть в благодарности к ногам властелина.
- Что вы думаете обо всей этой истории? - спросил Гуссейн-паша обоих капитанов.
Для Исмаила все было покрыто полнейшим мраком. У Омара же имелись кое-какие соображения. Однако высказывать их сейчас было бы преждевременно. Они только что пришли ему в голову. Сперва следовало хорошенько все взвесить.
Пытался разобраться с происшедшим и дей. Пауза затягивалась.
- Так что же, Омар, ты тоже стоишь перед загадкой? - спросил наконец Гуссейн-паша снова входящего в милость корсара.
Вопрос требовал ответа. Как бы получше облечь свои предположения в слова? Да, но ведь дей был несправедлив к нему, едва не отправил на плаху, а теперь, выходит, надо обо всем этом забыть и опять помогать ему?
- Разве что... - нерешительно начал Омар.
"Продолжай, продолжай!" - требовали глаза турка.
Омар повиновался.
- Может, эти люди потеряли свои корабли в бою, потерпели поражение, а спасшиеся с них из страха перед тобой дали ложные показания.
- Потерпели поражение? От кого?
- Этого я не знаю.
Дей немного поразмыслил.
- Допустим, твои предположения верны, но почему же они представили злодеем именно тебя?
- Давно уже многие косо поглядывали на меня, завидовали. Вот и представился им случай убить сразу двух зайцев: и твоего гнева избежать, и "Аль-Джезаир" себе заполучить. А для этого, как оказалось, надо было всего лишь оклеветать меня. Оставалось только придумать правдоподобную увертку.
- Неплохо. Я велю притащить этих парней, и они будут говорить, можешь не сомневаться!
Движением руки дей отпустил капитанов.
Глашатаи разнесли по городу весть об отмене приговора.
Люди, готовые час назад побить Омара камнями, алчно ожидавшие до последних минут его смерти, теперь шумно восторгались им. Вторым героем дня был Исмаил.
Команду "Аль-Джезаира" уже выпустили из тюрьмы. Люди встретили своего рейса молча. Лишь один моряк от имени всего экипажа поклялся, что они пойдут за своим рейсом хоть в ад, хоть на небо и возьмут на абордаж самого дьявола - лишь бы Омар повел их.
Молодой капитан был растроган этим изъявлением верности. Он обвел глазами своих людей. Ни одного турка - только мавры и негры. "Аль-Джезаир" был единственным таким кораблем во флоте дея, на всех остальных непременно обитались добрых шесть, а то и все восемь десятков этих инородцев. Покойные Омар-паша и Мустафа безошибочно оценили политическое значение свободного от турок экипажа. Допусти Омар какой-нибудь просчет, наносящий ущерб интересам дея, и властитель с чистой совестью может сказать: турки здесь ни при чем!
Обвинение, подобное нынешнему, было бы бессмысленным, находись у Омара на борту люди, близкие к правительству: они просто не допустили бы никакого преступления. Разве что в знак неповиновения Гуссейн-паше.
Шум в честь оправданного Омара докатился и до ушей Бенедетто. Итальянец совсем уже было снарядился в дорогу, ибо посчитал, что песенка капитана теперь спета. До второго прибывшего в порт парусника старику не было никакого дела. Для него, бывшего раба, черная полоса жизни под названием "Алжир" окончилась. В чудесное спасение своего молодого хозяина он не верил.
