Ирина Карацуба - Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов
Николай искренне боролся со злоупотреблениями. Но, похоже, не представлял себе, что это можно делать иначе, чем усилением начальственного контроля; что возможно устройство общества без повседневной и всепроникающей государственной опеки. Царь верил в то, что можно раз и навсегда навести идеальный порядок — но только путем назначения строгих начальников, создания новых министерств и ведомств, секретных комитетов.
Образцом идеально устроенного общества для него являлась армия: «Здесь порядок, строгая безусловная законность (царь имел в виду параграфы воинского устава. — Авт.), никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого». Поэтому при Николае I половина министров, членов Государственного совета и губернаторов были генералами, даже обер-прокурором Синода был назначен гусарский полковник. Целые отрасли управления получили военное устройство: горное и лесное ведомства, сеть путей сообщений. В каждом губернском городе был расположен батальон Корпуса внутренней стражи для охраны тюрем, арестантов и водворения «тишины и спокойствия». Одновременно Николай стремился сохранить дворянский характер высшей гражданской бюрократии и офицерского корпуса, поэтому в 1845 г. право на получение потомственного дворянства стало даваться только с VI класса Табели о рангах (чина полковника). Был запрещен прием на государственную службу лиц из податных сословий.
Кроме того, Николай оставлял за собой право на решение любого дела и тратил время на то, чтобы вникать в мелочи повседневности, вплоть до покроя платьев придворных дам. Регламентировался повседневный быт: запрещалось курить на улицах, высочайше предписывались прически для служащих и офицеров и маскарадные костюмы. Даже для чинов полиции была разработана особая инструкция с перечнем состояния задержанных гуляк: «бесчувственный, растерзанный и дикий, буйно пьяный, просто пьяный, веселый, почти трезвый, жаждущий опохмелиться...». Светская и духовная цензура искореняла любые проявления вольномыслия; в газетах и журналах той поры не упоминалась, вероятно, половина известных нам по всем учебникам событий той поры: голодные годы, массовые эпидемии холеры (от нее только в 1848 г. умерло 668 тыс. человек), восстания в России и революции в странах Европы. Борьба с вольномыслием логично завершилась циркуляром министра внутренних дел 1854 г., категорически запретившим печатные «похвалы и одобрения действиям и намерениям его императорского величества», чтобы никто не подумал о самой возможности неодобрения.
Императора, несомненно, всю жизнь одолевала подозрительность по отношению к тому самому просвещенному дворянству, роль которого в создании гражданского общества подчеркивал Пушкин. Ведь 14 декабря Николай I столкнулся не с мирными реформаторами, а с военным заговором, имевшим целью «истребление императорской фамилии». Царские опасения умело использовали казенные патриоты, демонстрировавшие преданность в сочетании с отсутствием вредных (и вообще каких-либо чуждых начальству) идей и изящными доносами на излишне самостоятельных и вольно мыслящих.
«Все, что есть дерзкого, буйного, вольнодумного, революционного между молодыми людьми, покровительствуется партией Карамзина и Муравьева, и, к удивлению всех, от вступления на престол императора Николая юноши, которые даже в своем кругу почитались дерзкими и опасными, получили в два, три года по несколько чинов и орденов и заняли важные места...
Правительство, будучи всегда окружено этими людьми и веря в усердие, в благодарность за милости, никогда не обращало внимание на то, чтобы противодействовать влиянию партии на общее мнение и, напротив, увлеклось духом сей партии. Она ныне известна под именем патриотов. Правительство ищет только тайных обществ. Но их не будет более. Форма действий общества изменилась, и оно действует явно, открыто к овладению общественным мнением и всеми важными местами.. Символом веры членов сей партии есть, что русское дворянство столь же зрело к свободным формам правления, как и французы, что мужики русские умнее и смышленее французских и достойны быть свободными», ~ пугал царя в 1830 г. Фаддей Булгарин в одной из своих многочисленных записок в III Отделение (Видок Фиглярин: письма и агентурные записки Ф.В. Билгарина в III Отделение. М, 1998. С. 393-394).
Итоги были печальны. «Говоря совершенно откровенно, и я, как большая часть современного молодого поколения, не сочувствовал тогдашнему режиму, в основании которого лежали административный произвол, полицейский гнет, строгий формализм. В большей части государственных мер, принимавшихся в царствование Николая, преобладала полицейская точка зрения, то есть забота о сохранении порядка и дисциплины. Отсюда проистекали и подавление личности, и крайнее стеснение свободы во всех проявлениях жизни, в науке, искусстве, слове, печати. Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке и дисциплине: гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантическим соблюдением бесчисленных, мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух», — такую оценку николаевской эпохе дал историк и военный министр при Александре II Дмитрий Милютин. «Социальный заказ» давал и соответствующих исполнителей.
«Шагистику всю и фрунтовистику, как есть, поглотил целиком! Бывало, церемониальным маршем перед начальством проходишь, так все до одной жилки в теле почтение ему выражают, а о правильности темпа в шаге, о плавности поворота глаз направо, налево, о бодрости вида — и говорить нечего! Идешь это перед ротой, точно одно туловище с ногами вперед идет, а глаза-то так от генерала и не отрываются! Сам-то все вперед идешь, а лицом-то все на него глядишь. Со стороны посмотреть, истинно думаю, должно было казаться, что голова на затылке. А нынче что? Ну кто нынче ухитрится ногу с носком в прямую линию горизонтально так вытянуть, что носок так тебе и выражает, что вот, мол, до последней кали крови готов за царя и Отечество живот положить!» (Эпоха Николая Iв воспоминаниях и свидетельствах его современников. М., 2001. С. 122).
Польское восстание явно ускорило конец «Комитета 6 декабря»: формально он прекратил свою деятельность в начале 1832 г. Создание системы ведомств привело к увеличению числа чиновников к середине XIX в. в 5 раз (с 15 до 74 тыс. человек). При этом все решения принимались в центре — в министерствах и Главных управлениях; например, постройка в любом городе России двухэтажного дома с числом окон более семи требовала утверждения проекта в Петербурге самим императором.
Максимальная централизация управления и бюрократический контроль оказались неэффективными: владеющий информацией на месте чиновник не мог принять решение, а министр или император не могли знать существа дела, знакомясь с ним только по чиновничьим докладам. Даже во время Крымской войны Николай I из Петербурга отдавал приказы полкам и батальонам, стоявшим под Севастополем. Разросшийся аппарат был некомпетентным и неповоротливым, порождал огромную переписку и коррупцию.
«Всеподданнейшие отчеты» Третьего отделения не могли порадовать царя состоянием дел: Министерство юстиции — «учреждение, где посредством денег всякая неправда делается правдою»; морской министр Моллер — «вор»; министр внутренних дел Закревский — «деятелен и враг хищений, но совершенный невежда»; министр народного просвещения Ливен — «неспособен к управлению, не имеет достаточно просвещения». А чиновничество в целом жандармы характеризовали так: «Хищения, подлоги, превратное толкование законов — вот их ремесло. К несчастью они-то и правят... так как им известны все тонкости бюрократической системы». Даже в любимом Николаем военном ведомстве двое из каждых пяти рекрутов умирали не от ран, а от болезней, а ушлые чиновники ухитрились разворовать весь пенсионный фонд для инвалидов войны.
Ставка на ревностных исполнителей привела к тому, что среди бюрократии второй четверти XIX в. умные и образованные администраторы были редкостью. Костромской губернатор, генерал-майор И.В. Каменский получил прозвище «Иван Грозный» за то, что выбил зубы своему правителю канцелярии, и был смещен после избиения вице-губернатора. Нижегородский губернатор В.И. Кривцов регулярно колотил ямщиков и станционных смотрителей за «медленную езду», а собственных подчиненных аттестовал «скотами, ослами, телятами».
Прочее местное начальство в невероятных размерах брало взятки и совершало всевозможные злоупотребления. Когда же являлись ревизоры из Петербурга, то порой приходилось отрешать от должности чиновников поголовно. Или признавать невозможность расследования: так дела курской гражданской палаты перед сенатской ревизией в 1850 г. специально были потоплены в реке. Чиновники откровенно смотрели на службу, как на «кормление»; интересы больших и маленьких «столоначальников» сосредоточивались исключительно на служебных наградах и перемещениях, картах, вечеринках с музыкой, танцами, попойками, чтением романов Поль де Кока.
