Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции
В долгосрочной перспективе даже самые деспотичные правительства со всеми их зверствами и жестокостью не справляются с идеями. В конце концов идеология, завоевавшая поддержку большинства, одержит верх и выбьет почву из-под ног тирана. Тогда угнетенные массы восстанут и сбросят своих господ. Однако это может произойти слишком поздно, а за это время общему благу может быть нанесен непоправимый ущерб. Ко всему прочему революция неизбежно означает насильственное нарушение общественного сотрудничества, создает непреодолимую пропасть между гражданами, вызывает взаимную ненависть и порождает горечь, которая затем изживается столетиями. Главное преимущество и ценность того, что называется конституционными институтами, демократией и властью, осуществляемой самим народом, следует видеть в том, что они делают возможными мирные изменения в методах и персональном составе правительства. Там, где существует представительное правительство, не требуется ни революций, ни гражданских войн, чтобы устранить непопулярного правителя и его систему. Если руководители и их методы ведения общественных дел больше не нравятся большинству нации, то на следующих выборах они заменяются другими людьми и другой системой.
Тем самым, философия индивидуализма разрушила доктрину абсолютизма, приписывающую государям и тиранам божественное предназначение. Мнимым божественным правам помазанников божиих она противопоставила неотчуждаемые права, дарованные человеку Творцом. В противовес требованию к государству силой навязывать ортодоксию и истреблять то, что считается ересью, она провозгласила свободу совести. В ответ на упорное сохранение старых институтов, ставших с течением времени неприемлемыми, она апеллирует к разуму. Таким образом, она провозглашает эру свободы и движения к процветанию.
Либеральным философам XVIII и начала XIX вв. не приходило в голову, что может возникнуть новая идеология, которая решительно отвергнет все принципы свободы и индивидуализма и провозгласит полное подчинение индивида опеке отеческой власти самой желательной целью политической деятельности, самой благородной целью истории и конечной целью всех планов, которые имел в виду Бог, когда создавал человека. Не только Юм, Кондорсе и Бентам, но даже Гегель и Джон Стюарт Милль отказались бы поверить, если бы кто-либо из их современников предсказал, что в XX в. большинство писателей и ученых Франции и англосаксонских стран будут преисполнены энтузиазмом по отношению к системе, затмившей все тирании прошлого безжалостностью преследований инакомыслящих и попытками лишить индивида возможности самостоятельной деятельности. Они посчитали бы сумасшедшим того, кто сказал бы им, что упразднение свободы, всех гражданских прав и правительства, основывающегося на согласии управляемых, будет называться освобождением. Тем не менее все это случилось.
Историк может понять и дать тимологическое объяснение этому радикальному и внезапному изменению в идеологии. Но такая интерпретация никоим образом не опровергает анализ и критику философами и экономистами ложных доктрин, породивших это движение.
Краеугольным камнем западной цивилизации является обеспечиваемая индивиду область самостоятельных действий. Попытки обуздать инициативу индивида всегда были, но власть преследователей и инквизиторов не была абсолютной. Она не смогла помешать появлению древнегреческой философии и ее древнеримского продолжения или развитию современной науки и философии. Движимые своим врожденным гением, пионеры завершают свое дело, невзирая на враждебность и противодействие. Новатор не должен был ждать приглашения или приказа от кого-либо. Он мог идти вперед по собственной воле и бросать вызов традиционным учениям. В области идей на Западе в общем и целом всегда существовала свобода.
Затем пришло освобождение индивида в сфере экономической деятельности, явившееся достижением новой отрасли философии – экономической науки. Предприимчивому человеку, знавшему, как сделать людей богатыми при помощи усовершенствования методов производства, были развязаны руки. Благодаря капиталистическому принципу массового производства для удовлетворения потребностей масс блага посыпались на простого человека как из рога изобилия.
Чтобы по заслугам оценить западную идею свободы, мы должны сравнить Запад с условиями, существующими в тех частях мира, где никогда не понимали смысл идеи свободы.
Некоторые народы Востока разработали философию и науку задолго до того, как предки представителей современной Западной цивилизации вырвались из первобытного варварства. Существуют веские причины предполагать, что древнегреческая астрономия и математика получили первоначальный импульс от знакомства с тем, что было сделано на Востоке. Когда позднее арабы овладели знаниями тех народов, которые они завоевали, в Персии, Месопотамии и Испании начался расцвет мусульманской культуры. Вплоть до XIII в. знания арабов были не хуже, чем достижения Запада того времени. Но затем религиозная ортодоксия навязала непоколебимый традиционализм и положила конец всякой интеллектуальной активности и независимому мышлению в мусульманских странах, как прежде это произошло в Китае, Индии и в сфере действия Восточного Христианства. С другой стороны, силы ортодоксии и преследование инакомыслящих не смогли заставить замолчать голоса западной науки и философии, ибо дух свободы и индивидуализма на Западе был уже достаточно силен, чтобы пережить все преследования. С XIII в. все интеллектуальные, политические и экономические новшества рождались на Западе. До тех пор пока несколько десятилетий назад Восток не был обогащен контактами с Западом, история, ведущая летопись великих имен в философии, науке, литературе, технологии, управлении государством и коммерцией, едва ли могла назвать кого-либо из уроженцев Востока. До тех пор, пока западные идеи не начали проникать на Восток, там царил застой и жесткий консерватизм. Самих жителей Востока не коробило рабство, крепостное право, наличие каст неприкасаемых, традиции, наподобие обычая сати [59], уродование ног девочек, варварские наказания, массовая нищета, невежество, предрассудки и пренебрежение гигиеной. Будучи не в силах понять значение свободы и индивидуализма, сегодня они приходят в восторг от программы коллективизма.
Несмотря на то, что все эти факты хорошо известны, сегодня миллионы людей с энтузиазмом поддерживают политику, направленную на замену автономного планирования своих действий каждым индивидом планированием со стороны власти. Они жаждут рабства.
Разумеется, поборники тоталитаризма выражают протест и говорят, что они хотят упразднить «только экономическую свободу» и что «остальные свободы» никто не собирается трогать. Но свобода неделима. Разграничение экономической сферы человеческой жизни и деятельности и неэкономической сферы является худшим из всех заблуждений. Если всемогущий орган имеет право определять каждому индивиду задание, которое тот должен выполнить, то на долю индивида не остается ничего, что можно назвать свободой и автономией. Он может выбирать только между беспрекословным подчинением и смертью от голода <Хайек Ф. Дорога к рабству. – М.: Экономика, 1992. С. 94 и далее; Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. – М.: Catallaxy. С. 373>.
Чтобы решить, следует ли дать молодому человеку возможность получить подготовку и работать в интеллектуальной или художественной сфере, на помощь плановому органу может быть призван комитет экспертов. Однако подобная организация дела может воспитать только учеников, обреченных на попугайское повторение идей предшествующего поколения. Это создаст непреодолимые препятствия на пути новаторов, несогласных с признанным образом мыслей. Невозможно будет внедрить ни одно новшество, если его автор будет вынужден получать разрешение тех, от чьих методов и доктрин он хочет отказаться. Гегель не дал бы благословения Шопенгауэру и Фейербаху, а профессор Pay не благословил бы Маркса или Карла Менгера. Если наделить высший планирующий совет правом выносить окончательные решения по поводу того, что должно публиковаться, кто должен экспериментировать в лабораториях и кто писать картины и лепить скульптуры, а также какие изменения в технологию следует внести, то не будет ни улучшений, ни прогресса. Отдельный человек станет пешкой в руках правителей, которые в своей «социальной инженерии» будут обращаться с ним так же, как инженеры обращаются с материалом, из которого они строят здания, мосты и механизмы. В любой области человеческой деятельности новшество бросает вызов не только всем рутинерам и экспертам и практикам традиционных методов, а даже в большей степени тем, кто в прошлом сами были новаторами. С самого начала оно встречает прежде всего упорное сопротивление. В обществе, где существует экономическая свобода, эти препятствия можно преодолеть. Но в социалистической системе они непреодолимы.
