Евгений Долматовский - Зеленая брама
Это сказал человек, пользующийся безграничным уважением и доверием в Подвысоком, кавалер орденов Славы, Красной Звезды, «Знак Почета».
Подвысокое ласково смотрит на своих защитников:
— Выше голову, товарищ ветеран!
Сыновья и внуки
Странно: войдя в контакт с комитетами ветеранов дивизий, я обнаружил в списках поныне здравствующих товарищей фамилии командиров и красноармейцев, про которых мне точно известно, что они погибли на войне.
Однако при более близком знакомстве недоумение мое разрешилось. Фамилии те же, а имена другие. Родилось чувство глубокого уважения к сыновьям погибших. Это они, оказывается, представляют теперь в комитетах своих отцов, ведут переписку, занимаются розысками пропавших без вести. В ряде случаев сыновья стали самыми деятельными сотрудниками и помощниками старых воинов, которые, слава богу, живы, но по состоянию здоровья не имеют возможности справиться со всеми навалившимися на них хлопотами (известно ведь, что у иных пенсионеров хлопот сейчас больше, чем было на службе).
Прикоснувшись к истории 80-й стрелковой имени Пролетариата Донбасса дивизии, я встретился с Виктором Ивановичем Елецким, сыном начальника штаба 218-го полка. Детство и юность Виктора в нелегкие послевоенные годы были отягощены постоянно тлеющим в душе горем о пропавшем без вести, исчезнувшем в пламени войны отце, Иване Елецком. Сын занялся выяснением его судьбы.
В первых ответах на запросы были лишь добрые воспоминания о бывшем начальнике штаба полка. С гордостью прочитал сын в одном из писем: «Вашего отца мы считали не просто командиром, но своим отцом».
Так утвердилась причастность человека следующего поколения к поколению участников Великой Отечественной.
Круг друзей Виктора Елецкого расширялся и множился. Возникло несколько линий поиска, переплелось множество человеческих судеб. Документы полка и дивизии, утраченные в Зеленой браме, восстанавливались на основании тщательно сверяемых свидетельств и показаний очевидцев. Виктор Елецкий знал уже каждый шаг 218-го стрелкового полка, зримо представлял себе каждый бой, в котором участвовал капитан Иван Елецкий. На запросы Виктора Ивановича отвечали преимущественно те, кто выбыл из полка по ранению, когда начштаба был еще жив и здоров. Прямых свидетелей гибели отца разыскать не удавалось. Наконец и они нашлись, откликнулись.
Начальник конной разведки полка, побывавший и в Уманской яме, и на фашистской каторге, ленинградский рабочий Николай Лебедев прислал стихи:
То боль внесет, то трепет детский,
Развеет прошлых лет туман.
Я помню, как погиб Елецкий,
Начальник штаба, капитан.
Он будет в новых поколеньях,
Отец твой, Виктор, вечно жить.
Нельзя унять земли вращенье,
Нельзя звезды свет погасить!
А за стихами следовало то, что называется деловой прозой. Николай Лебедев запомнил все печальные подробности гибели капитана Елецкого, вычертил даже схематичный план местности, где 29 июля он лично хоронил начальника штаба полка.
Виктор Иванович Елецкий поехал на Украину, прошел пешком всю дорогу отца — от границы до могилы,— и на памятнике над этой братской могилой рядом с другими именами появилось еще одно: «Иван Елецкий».
Завершение поисков, прояснивших судьбу отца, стало отправной точкой для новых поисков. Теперь инженер из Запорожья Виктор Иванович Елецкий — один из знатоков боевого пути 80-й стрелковой дивизии. К нему уже обращаются за всякого рода справками о людях, воевавших в составе этой дивизии, событиях, к которым она причастна.
Вошел в семью ветеранов 80-й дивизии и сын прокурора этого соединения Геннадий Анатольевич Седаков, живущий в Брянске. Так же как многие, он начал с выяснения обстоятельств гибели отца, с розыска его могилы. Найдя необходимые и такие дорогие для семьи сведения, он не остановился на этом, счел своим долгом продолжать розыски товарищей отца, его однополчан.
Не должно оставаться неизвестных солдат и безымянных могил: долг сыновей, долг живых — искать. Еще не поздно, еще есть свидетели, многое можно выяснить.
Историей 6, 12 и 18-й армий занят ленинградский инженер Юрий Иванович Шепетов. Имя его отца, Ивана
Шепетова, широко известно в военных кругах. О генерале уже рассказано в главе «Дивизия город не оставила».
Шепетов командовал 96-й горнострелковой дивизией, в первые дни войны она входила в состав 12-й армии.
В июле и августе Иван Шепетов силами дивизии наносил удары в северном направлении из района Первомайска, силясь деблокировать наши окруженные войска. За умение и отвагу, проявленные именно в этих боях, Шепетов в ноябре 1941 года получил звание генерала и Золотую Звезду Героя. Он — один из первых комдивов, удостоенных высшей награды. В январе 1942 года 96-я горнострелковая стала 14-й гвардейской дивизией.
Юрий Иванович видел своего отца в последний раз на границе: полковник Шепетов попрощался с женой, с двенадцатилетним сыном. Генерал, тяжело раненный, попал в плен под Харьковом. В январе 1943 года за активную антифашистскую деятельность он был замучен в концлагере Флоссенбург. Поначалу сын собирал сведения лишь о своем славном отце, но постепенно круг поисков расширился. Он знает боевой путь 14-й гвардейской, каждый ее шаг. Многие годы сын генерала разыскивал красноармейцев и командиров 6-й и 12-й армий. Сколько имен вывел он — теперь уже не из окружения, но из забвения!
Сын идет на выручку тем, кого пытался спасти его отец.
До 1974 года считался пропавшим без вести лейтенант Морозюк Карп Матвеевич. Так значилось во всех документах. Его сын, сейчас тоже офицер Советской Армии, не смог примириться с безвестным исчезновением отца, тем более что видел его зимой 1942 года в родном селе. Первые поиски дали противоречивые результаты. Появилось сообщение: лейтенант убит 18 июля 1941 года. Но это опровергалось бывшим красноармейцем 680-го стрелкового полка Завеном Куруняном. Он утверждал, что 4 августа раненого лейтенанта Морозюка отвезли на полковой линейке к переправе через Южный Буг возле города Первомайска. А командир артиллерийского дивизиона В. И. Пажиц сообщил, что видел его в бою 6 августа.
Владимир Морозюк перенес поиск в села вокруг Первомайска. Выяснилось, что в августе 1941 года в камышах у Южного Буга был подобран раненый лейтенант, назвавшийся довольно редким теперь именем — Карп. Колхозницы, которые его спрятали и выхаживали, запомнили, что лейтенант говорил: «Если не вырвусь из окружения, пойду в родные места партизанить».
Наверное, опасно было такому человеку возвращаться в родные места — лучше бы скрыться там, где его никто не знал. Но Карп Морозюк решил по-иному: идти именно туда, где его знали и где он всех знал. Раз уж не удалось перейти фронт, лейтенанту-коммунисту показалось необходимым поднять на борьбу с врагом своих односельчан.
Он приковылял 25 августа в свое родное село Немиренцы, под Казатином, где с тридцатого года был первым председателем колхоза «Добробут».
Здесь Карп Морозюк встретился с женой и малыми детьми — они эвакуировались, но оказались отрезанными врагом и вернулись к матери Морозюка.
Карп Матвеевич вел подпольную работу, если можно так выразиться, в районном масштабе. Перейдя на нелегальное положение, дома бывал редко, собирал силы по селам. Жене он оставил на хранение свои документы.
Ее схватили гестаповцы, допрашивали, где скрывается Карп Матвеевич. Она молчала. У нее, комсомолки, на груди под одеждой был партбилет мужа. К счастью, фашисты ни о чем не дознались и отпустили женщину.
Вернувшись к дочери и сыну, жена лейтенанта спрятала партийный билет. Это было необходимо: последовал новый арест, ее увезли в районный центр с маленькой дочкой Галей на руках. Как ни лютовали каты, ничего не добились. Жена подпольщика, разумеется, не выдала мужа. Тогда фашист ударил тяжелой палкой ее маленькую дочь. Молчание матери было непреклонным, но дорого оно обошлось: после долгих мучений девочка умерла.
Много еще не открытых тайн: неизвестный человек, прислуживавший оккупантам, вывел жену Морозюка из комендатуры, называя по имени и отчеству — Викторией Иосифовной, помог скрыться.
Кто он, до сих пор неизвестно; не раскрыта и черная тайна, кто выдал подпольщиков. Карпа Морозюка и его соратников расстреляли 17 апреля 1942 года. Но об этом семья узнала потом, через много лет...
А будущий майор Морозюк подрастал, ходил в стужу в обветшалом пальтишке, которое мать особо тщательно чистила, заштопывала и берегла, даже надтачала, когда мальчику оно стало мало.
В марте 1944 года Володя Морозюк, встретив на улице Немиренцев красноармейцев, вбежал в хату, чтобы сообщить, что наши вернулись. Он был в том самом пальтишке, из которого стремительно вырастал.
