История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

Из атаковавших в лоб частей у Скробова войска 9-го армейского корпуса генерала А. Драгомирова, который одновременно принял командование группой из трех корпусов, с громадными потерями заняли позиции противника, причем войска вводились в бой пакетами и без связи. Тем не менее 20-го числа в плен попало семьдесят два офицера и более двух с половиной тысяч солдат противника. Но на большей части прорыва германцам уже к вечеру 20 июня удалось контратаками восстановить положение, так как русские резервы вводились в бой несвоевременно и разрозненно. Бетонные пулеметные точки и тяжелые батареи противника, стоявшие в глубине обороны, остановили наступательный порыв русских.

21-го числа, после дневного артиллерийского удара, вечером пять русских дивизий бросились в атаку в районе деревень Скробов и Дробышев. Противник встретил наступление русских встречными контрударами, и встречные бои на первой линии германских окопов шли всю ночь и следующий день. Потери за три дня достигли чуть ли не половины первоначального состава, и потому повторные атаки были отложены на сутки.

25 июня из-за тумана атака была перенесена на несколько дней. Правда, 3-й Сибирский корпус еще попытался атаковать, но неудача одного-единственного корпуса, разумеется, была предрешена. А потом наступление Западного фронта было и вовсе отменено под предлогом недостатка снарядов. На следующий день Ставка передала главный удар Юго-Западному фронту.

После провала Барановичской операции немцы стали отправлять резервы под Ковель, в полевые форты которого по-прежнему безуспешно долбились армии генерала Брусилова. Сами же армии Западного фронта продолжали бездействовать всю кампанию 1916 года, время от времени передавая некоторые свои войска на активно действующие фронты – Юго-Западный, а с осени – Румынский.

Итоги июньских наступлений получились неутешительными. Сражения под Ковелем и Барановичами составляют одно целое. Сами же германцы отлично сознавали, что «дело было не в обороне Барановичей и Ковеля, дело было в преграждении стратегического пути на Брест-Литовск. В случае взятия Барановичей или Ковеля, прорыв был почти обеспечен, обе части разъединены, произошел бы стратегический разрыв, охват обоих флангов… это было бы стратегическим поражением всего [германского] Восточного фронта» [162].

Удар армий Западного фронта в направлении на Брест-Литовск выводил русских в тыл всей ковельской австро-германской группировке, вынуждая противника к отступлению. В итоге главкоюз генерал А. А. Брусилов получал оперативную свободу действий и мощный железнодорожный узел. Неудача под Барановичами перечеркивала этот смелый замысел, и следовало немедленно, как только выяснилось нежелание генерала Эверта к возобновлению наступления, перенести главные усилия армий Юго-Западного фронта на львовское направление. Но не было сделано и этого, причем теперь уже по вине Брусилова, так как начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М. В. Алексеев пытался подвигнуть главкоюза к перегруппировке и перенесению главного удара южнее, дабы вырваться из «ковельского тупика».

Осенняя кампания

Только 13 сентября генерал Брусилов приказал 8-й армии перенести удар на Владимир-Волынский. Конечно, на данном этапе развития операции это не могло помочь: на следующий день германцы нанесли контрудар на участке у Корытницы, занимаемой ударной группой из 1-го Гвардейского, 8-го армейского и 4-го Сибирского корпусов, захватив до трех тысяч пленных.

Теперь фактически вся операция Юго-Западного фронта свелась к овладению Ковелем. 7-я и 11-я армии, стоявшие на стратегически наиболее выгодном направлении, вели частные бои, ибо не имели резервов. Успехи же 9-й армии в Карпатах объяснимы скорее личностью ее командира, генерала Лечицкого, нежели какими-либо хитроумными оперативными замыслами русского командования.

Многомесячная неудача под Ковелем имеет под собой предпосылки, крывшиеся в особенностях принципов военного искусства, проявленных военачальниками периода Первой мировой войны. Психологическая невозможность слома укрепленного германского оборонительного фронта в позиционной борьбе довлела над союзными военачальниками. Но нельзя скидывать со счетов и личностный фактор: штаб Юго-Западного фронта, сам генерал А. А. Брусилов и, наконец, генерал М. В. Алексеев как фактический руководитель русской Действующей армии не сумели перестроиться для своевременного перехода от позиционной войны к маневренной.

Однако дни «кризиса» неприятель испытывал вплоть до первой перегруппировки армий Юго-Западного фронта, которую генерал А. А. Брусилов предпринял еще до того, как 8-я армия заняла выгодное исходное положение для броска на Ковель. Немцы выиграли несколько дней и успели перебросить под данный город свои войска, которые в дальнейшем только увеличивались. После этого противник всегда выигрывал в сосредоточении, что давало ему возможность подвезти в Ковель лишние германские батальоны, а австрийцам – отойти на запад, чтобы оправиться от поражения.

Тем не менее весь сентябрь на ковельском направлении шли упорные бои, в которых русские несли громадные потери. Наконец, факт невозможности развития наступления стал понятен всем. 25 сентября даже императрица Александра Федоровна писала царю: «О! Дай снова приказ Брусилову остановить эту бесполезную бойню…

Наши генералы не считают живых, они привыкли к потерям, а это грех». Через два дня царь распорядился приостановить дальнейшее развитие сражения под Ковелем и на Стоходе. Оппозиция немедленно истолковала человеческую жалость царицы как вмешательство Распутина в управление войной.

Обескровившие армии Юго-Западного фронта громадные потери не внесли существенного изменения в общее стратегическое положение Восточного фронта, в связи с чем В. Доманевский, офицер-эмигрант, считал, что «наступления в 1916 году обратились в прелюдию марта и ноября 1917 года». Ему вторит и А. С. Лукомский, тогда начальник 32-й пехотной дивизии, дравшейся в составе Юго-Западного фронта: «неудача операции лета 1916 года имела своим последствием не только то, что этим затягивалась вся кампания, но кровопролитные бои этого периода дурно отразились и на моральном состоянии войск» [163].

Если в 1915 году поражения объяснялись недостатком оружия и боеприпасов, и войска, все отлично понимавшие, тем не менее, дрались с полной верой в конечный успех, то в 1916 году было все, а решающая победа опять ускользнула из рук. Неверие в командиров вызвало сомнения в возможность достижения победы. Потому и результаты Брусиловского прорыва довольно неоднозначны.

С одной стороны, противник понес потери в полтора миллиона человек, что делало вооруженные силы Австро-Венгрии практически небоеспособными и малозначащими перед кампанией следующего, 1917 года. Успехи русских армий Юго-Западного фронта не только повысили вес Восточного фронта в общекоалиционной войне, но и, наряду со сражением на Сомме, послужили переломом в войне.

С другой стороны, блестящие победы мая-июня сменились «мясорубкой» июля-сентября, в которой генерал А. А. Брусилов потерял не меньше неприятеля. Если учесть, что, в отличие от 1915 года, потери 1916 года на восемьдесят пять процентов были кровавыми (то есть пленных было очень мало), то «бойня» под Ковелем только поражает воображение, превосходя по своим масштабам даже знаменитый и разрекламированный Верден. Однако в любом случае противник убедился в том, что Российская империя не только не выведена из войны, но и способна сломить врага: опыт 1916 года, как позитивный, так и печальный, должен был быть использован в 1917-году, а одновременного наступления всех русских фронтов неприятель отразить уже не мог.

Брусиловский прорыв стал новой ступенью развития военного искусства в Первой мировой войне. Военный историк справедливо замечает: «Операция русского Юго-Западного фронта представляла собой новую форму фронтовой операции в условиях позиционной борьбы: нанесение нескольких дробящих фронт ударов на широком фронте. Новая оперативная форма маневра, позволившая взломать вражескую оборону, расчленить неприятельский фронт, заставила противника разбрасывать силы и средства, а также дезориентировала его относительно направления главного удара и обеспечила его внезапность. Брусиловский прорыв – результат высокого искусства русских войск, полководческого творчества генерала Брусилова. Новаторство в искусстве разгрома противника – неотъемлемая черта Брусилова как полководца» [164].