Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)
Одновременно в связи с «Мемориалом» началось выстраивание организационных структур реформистской интеллигенции.
Вспоминает Л. Глазычев: «У меня была и своя задача, которая только отчасти совпадала с „мемориальской“ – горизонтальная связь творческих союзов. На почве „Мемориала“ мы подружились с киношниками, актерами и частью художников. „Мемориал“ был скорее поводом для создания социального субъекта – союза союзов. Это было опасно с точки зрения власти, и она сделала все, чтобы это торпедировать. На наши переговоры направлялись и „засланные казачки“, и откровенные противники такой интеграции. Роль „разваливателей“ играли люди от Союза журналистов во главе с замом редактора „Известий“ Изюмовым, такие деятели, как А. Владиславлев. В этой попытке создать союз союзов участвовали архитекторы, кинематографисты, театральщики, художники и де-юре журналисты, которые в итоге боролись против. Некоторые союзы „просаботировали эту инициативу, так что в итоге она не удалась“.
По мере приближения конференции в «Мемориале» нарастали противоречия между радикалами, для которых он был инструментом политической деятельности, и теми, кто считал приоритетной базовую функцию – создание памятника, музея, помощь жертвам репрессий.
Организаторы опасались, что выступления радикалов сорвут все дело, так как для конференции не предоставят помещение.
Вспоминает Л. Глазычев: «На меня активно нападал Вячек Игрунов, Глеб Павловский был наиболее вменяемым, Лев Пономарев между ними, а некоторые с налитыми кровью глазами были просто готовы меня перекусить. Павел Кудюкин доказывал, что надо идти напролом. Неформалы были мне симпатичны, но мне же было важно получить нужные визы, чтобы конференция состоялась.
У меня была тогда встреча с Бобковым, заместителем председателя КГБ, в конспиративном номере в гостинице «Будапешт». Целый час шел какой-то бессмысленный разговор (хотя с их точки зрения он имел какой-то смысл), который кончился драматической фразой с надрывом в голосе: «Ну вы только Ленина не трогайте». То есть все остальное можно. Я это понял как отмашку – конференция разрешена.
Тогда же началось и малоприятное общение с четой Сахаровых. Его позиция вызывала уважение. Но способ говорения вызывал раздражение своей невнятицей. Зато его досточтимая супруга была супервнятной. У меня возникло ощущение, что это – эксплуатация ребят-мемориальцев, которые мне уже были дороги. В канун конференции Сахаровы развили большую активность, которую я воспринимал как манипулятивную и авторитарную.
Накануне конференции мы проводили множество агитационных мероприятий – и обсуждение по пакту Молотова – Риббентропа, и выставку проектов памятника. В этом было главное содержание нашей работы, от которой переговоры только отвлекали». 29-30 октября прошла долгожданная всесоюзная конференция «Мемориала». Поскольку отношения и между членами оргкомитета, и с ЦК остались недоурегулированными, конференция получила статус подготовительной. «Нам казалось, что любое неосторожное слово может сорвать мероприятие и привести к его закрытию. Собрались очень разные люди, которые могли просто переругаться. Там были и чистые лагерники со своими проблемами пенсии, жилья, компенсаций, у которых абсолютно не было желания играть в политические игры. Там были и официальные люди, которые должны были приветствовать мероприятие от имени руководства КПСС. Там были и либеральные коммунисты, которые с пафосом говорили о реабилитации Бухарина и других большевиков. Я с трудом сдерживался, чтобы не сказать, что эти разбойники получили по заслугам. Но я понимал, что я должен свой протест спрятать в карман, чтобы все прошло как можно спокойней.
Мы сидели с Андреем Дмитриевичем как два соведущих и решали, кому давать слово. Он продвигал людей с более радикальными взглядами. Я опасался того, что будет сочтено провокацией. До конца некоторых противоречий по документам тогда не сняли».
Споры шли и о том, с чего начинать историю террора – со Сталина или с 1917 года, и о том, употреблять термин «сталинизм» или «тоталитаризм», о том, поддерживать ли Горбачева, и о том, почему в руководстве всесоюзной организации так много москвичей (вечная тема для сотен последующих политических конференций). Радикалы обвиняли умеренных в обслуживании власти, виновной в терроре, в сервилизме и прочих грехах. Напряжение нарастало и однажды даже переросло в скандал. Виновник происшествия Ю. Скубко предложил резолюцию с требованием возвратить гражданство Солженицыну, напечатать «Архипелаг ГУЛАГ» и превратить здание КГБ в музей. Для того времени эти предложения были слишком радикальными (через два года – уже вполне умеренными) и могли расколоть съезд. «Такие мои предложения вызвали возмущение „сервилистов“, у меня отключили микрофон. Я вышел, кто-то стал кричать, что это провокация и, значит, меня обозвали провокатором». Навстречу рвавшемуся к президиуму Скубко встал кто-то из Союза кинематографистов, и разгоряченный дээсовец ударил его по лицу[235]. Впрочем, в общем шуме и гаме многие участники даже не заметили этой свары, а резолюция в поддержку Солженицына была принята.
28-29 января 1989 года прошла учредительная конференция Всесоюзного добровольного историко-просветительского общества «Мемориал». Он вовлек в свои ряды большинство оставшихся в стране правозащитников и стал крупнейшей правозащитной организацией СССР. Сопредседателями общества были избраны историк Ю. Афанасьев, писатели А. Адамович и Ю. Карякин.
Январская конференция была спокойнее октябрьской, ораторы старались держаться темы обсуждения устава. В своем вступительном слове на конференции А. Сахаров подчеркнул: «Мы не партия, к власти мы не стремимся, задачи у нас совсем другие»[236]. Но актуальная политика то и дело прорывалась на поверхность.
В резолюциях конференции было несколько актуально-политических, «партийных» пунктов:
«8. Конференция обращается в Верховный Совет с ходатайствами:
› в ходе правовой реформы изъять из Уголовного кодекса РСФСР статьи 70 и 190-1, а также соответствующие статьи УК союзных республик;
› осуществить пересмотр дел всех лиц, репрессированных по политическим мотивам в послесталинский период;
› отменить Указы Президиума Верховного Совета СССР от 28 июля 1988 г. как антидемократические и заменить их действительно демократическим законом о митингах и демонстрациях;
› расследовать события, происшедшие в колонии общего режима № 7 в Латвии в 1988 году, о которых сообщалось в журнале «Огонек» (№ 32 за 1988 г.).
9. Конференция считает необходимым немедленное освобождение из-под стражи членов комитетов «Карабах», «Крунк» и других активистов армянского национально-демократического движения. Конференция выражает особую озабоченность положением тех из них, кто находится в тюрьмах на территории Азербайджана…
12. Конференция выражает поддержку избирательной программе академика А. Д. Сахарова, опубликованной в «Ведомостях Мемориала» от 28 января 1988 г.
13. Конференция призывает к поддержке членов «Мемориала», выдвигаемых кандидатами в народные депутаты СССР: A. M. Адамовича, Ю. Н. Афанасьева, В. В. Виниченко, Е. А. Евтушенко, Б. Н. Ельцина, В. Б. Исакова, А. А. Ковалева, В. А. Коротича, В. Н. Кузнецова, Р. А. Медведева, Р. И. Пименова, В. В. Помазова, Е. М. Прошиной, М. Е. Салье, А. Д. Сахарова»[237].
«Мемориал» на выборах 1989 года стал ядром формирующейся партии «демократов». Зондировалась возможность включения в «Мемориал» лидеров основных неформальных организаций. Он принимал участие в предвыборных кампаниях, в организации митингов и других мероприятий демократического движения. Однако «Мемориал» не сохранил этой роли в дальнейшем. В силу ряда причин – специфичности задач, элитарности его нового руководства и слишком сильного на вкус неформалов влияния бывших диссидентов – «Мемориал» не стал «приводным ремнем» от «либералов» к неформальному активу. В то же время официальные задачи «Мемориала» и связанный с ними интеллигентский характер руководства не соответствовали тенденции перехода к популистскому этапу движения. Сохранив правозащитную нишу, «Мемориал» терял политическое влияние. Это было частью более широкого процесса ослабления позиций либеральных интеллектуалов по сравнению с «демократическим» аппаратом и вождями из рядов номенклатуры.
ПОПУЛИСТСКАЯ ПАРТИЯ – «МОСКОВСКИЙ НАРОДНЫЙ ФРОНТ»
ДРУГОЙ МОДЕЛЬЮ соединения «видных деятелей демократии» и низового актива была партия как ядро более массового движения. Поскольку наиболее популярными взглядами в этот период были демократический социализм и социально ориентированный либерализм, то само собой напрашивалось, что самая массовая партия будет социал-демократической.
