Николай Крюков - Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн
В те годы на страницах главных идеологических журналов обсуждался целый комплекс проблем, связанных с археологией: вырабатывалось отношение к дореволюционным исследованиям в этой области, к методологии самих раскопок. Поднимался вопрос о том, какое отношение археология как наука имеет к политике. Тогда же археологов старой школы стали обвинять в формалистическом вещеведении. Им ставилось в упрек увлечение формально-типологическими методами исследований, объяснение возникновения восточного славянства результатом миграционных процессов. Новые задачи формулировались вокруг темы становления коммунистической формации. От археологов требовалось обоснование на примере вещественного материала существования родового доклассового первобытно-коммунистического общества. Следы такого общества Арциховскому и было поручено найти в древнем Великом Новгороде.
Начал он, по его же собственным воспоминаниям, с разведочных раскопок курганов и на селище Городище близ Новгорода в 1929 г. Над ним еще довлела установка Уварова о бесполезности археологических изысканий в самом Новгороде.
За два сезона раскопок команда Арциховского ничего древнее XII в. на Городище не нашла. Копать в Новгороде решено было в 1932 г. Местом раскопок выбрали Славенский конец. Древнее деление города на концы (Плотницкий, Славенский, Гончарский, Загородский, Неревский), приведенное по плану Новгорода из статьи А.В. Арциховского и Б.А. Рыбакова «Раскопки на Славне в Новгороде Великом» (журнал «Советская этнография». 1937. № 3), логично подсказывало, где жили славяне, – на Славенском конце. Работы велись с перерывами, что вполне понятно, учитывая то неспокойное время. Здесь толщина культурного слоя составила всего не более 3 метров. Обнаружены были мастерские кожевника, сапожника. Выявлено три слоя деревянных сооружений. Вывод, к которому пришел Арциховский, был категоричен: предположение об особой древности Славенского холма не подтверждается. Никаких слоев старше X в. не обнаружено.
Параллельно раскопкам Арциховского по инициативе Новгородского музея археологические исследования ведутся на Неревском конце. Руководили работами С.М. Смирнов и Б.К. Мантейфель. Ими было вскрыто 18 ярусов деревянных построек с глубиной раскопа 6 метров. Интересно то, что все древние артефакты, а их оказалась не одна тысяча, потом бесследно исчезли. Возможно, они не попали в список ценных предметов при спешной эвакуации во время войны. В воспоминаниях Смирнова151 о раскопках на Неревском конце вообще не говорится ни слова. Нет ничего подобного и у Мантейфеля. Небольшой отчет о тех раскопках написал А.А. Строков в новгородском сборнике в 1937 г., но широкой публике они не известны. Похоже на то, что и там предметов старше X в. найти не удалось. Вопрос о варяжской легенде, а вместе с тем и о первобытном коммунистическом обществе как-то само собой повисал в воздухе. Оставалось либо признать теорию миграций вообще, либо продвигать идею ограниченной автохтонности, то есть о появлении славян на Русской равнине в неотдаленном прошлом.
Решение этого вопроса мы находим у известного историка-марксиста М.Н. Покровского (ум. 1932). Он написал книгу «Русская история в самом сжатом очерке», которая, с одобрения В.И. Ленина, стала единственным официально одобренным учебником истории в СССР в 1920-х гг. Варяжский вопрос он представил в несколько упрощенном виде, чтобы понятно было малообразованным крестьянам и пролетариям. О начале «русского государства» (в кавычках у Покровского) сохранилось предание, записанное спустя триста лет, после того, как появилось первое известие о славянах. «По этому преданию, основателями первых больших государств на Восточно-европейской равнине были не славяне, а пришлые народы: на юге – хозары, пришедшие из Азии, а на севере – варяги, пришедшие со Скандинавского полуострова, из теперешней Швеции. Потом варяги победили хозар и стали хозяевами на всем протяжении этой равнины. Это предание новейшие историки часто оспаривали из соображений патриотических, т. е. националистических; им казалось обидно для народного самолюбия русских славян, что их первыми государями были иноземцы. На самом деле это не менее и не более обидно, чем то, что Россией с половины XVIII в. управляло, под именем Романовых, потомство немецких, голштинских герцогов (подлинные Романовы вымерли в 1761 г. в лице дочери Петра I – Елизаветы, у которой не было детей). То есть это вовсе никакого значения не имело, и то, что первые новгородские и киевские князья, которых мы знаем по именам, были шведы по происхождению (что несомненно), совсем неважно. Гораздо важнее то, что эти шведы были рабовладельцами и работорговцами…»152
Таким образом, по мысли Покровского для историков-марксистов совершенно не важно, кем был Рюрик, важен был сам прецедент классовой борьбы в российской истории, к тому же ярко описанный. Ведь он мог послужить рубежным моментом начала феодализации общества, смены социально-экономической формации. Восстание новгородцев, распри бояр, призвание варяга Рюрика на княжение в Новгород есть доказательство классовой борьбы в средневековой Руси – и это важно! Но в то же время сомнению не подлежит и шведское происхождение Рюрика. От шведских же слов, утверждал Покровский, происходят русские слова «князь» – «конунг», «витязь» – «викинг». Так норманнская теория официально получает прописку в советской исторической науке. Покровского после его смерти будут много критиковать, что-то поправлять, найдут кучу ошибок. Но незыблемым останется его версия варяжского предания.
Неудивительно, что подобные суждения норманистов нашли точки соприкосновения с финноугристами. Если с первыми все понятно, то вторые пошли дальше. В союзе племен, пригласивших варягов, в Лаврентьевской летописи читаем: «…идаша за море к варягам к руси… и реша русь, чудь, словени и кривичи: “Вся земля наша велика…”». В переводе читаем это же предложение иначе: «…идаша за море к варягам к руси… и реша русь, чудь, словени и кривичи, весь: “Земля наша велика…”» (В выборке в третьей части нашей книги на это указывается.) Мы видим, как слово «вся» заменяется на слово «весь». Можно было бы обсуждать неправильное толкование гласной буквы в данном слове, если отбросить мягкий знак, как неупотребляемый в древнерусском языке. Но, во-первых, гласные буквы «я» и «е» читаются четко. Во-вторых, в переводе буква «я» переносится на другое место, что само по себе неправильно, и становится не окончанием, а корневой гласной буквой. Так в нашей исторической науке появляется еще одно финское племя – весь.
Вот, заявляют финноугристы, кроме кривичей и словен новгородских в этих землях жило множество финских племен: чудь, весь, корела, водь, меря, мурома и др. Но если славяне пришли сюда из полян неведомо точно когда, то уж точно финны здесь жили раньше их. Получается, пришли славяне на земли финнов, одних ассимилировали, других загнали в сибирские леса, оставшихся стали безмерно угнетать. А далее, как снежный ком, идеология финноугристики начинает разрастаться. Тотчас же появились теории, доказывающие древность существования некоего финноугорского единства. Вспомнили Аспелина. В финнах оказались все племена от Ботнического залива до Урала и даже до Алтая. Их древность стали исчислять тысячелетиями. Начались поиски их прапрапрафинской прародины. Получают распространение идеи возрождения якобы некогда существовавшей великой финской нации. Тут же возникают националистические организации типа Академического карельского общества. На заседании такого общества в декабре 1930 г. в речи одного выступающего ставятся задачи «раздела варварской страны», одобряются призывы собрать всех финнов, где бы они ни находились, чтобы «положить конец Московской москальской власти».
Эти высказывания цитируются из статьи С.Н. Быковского «Племя и нация в работах буржуазных археологов и в освещении марксизма-ленинизма» (Сообщения ГАИМК. 1932. № 1–2. С. 8), в которой подобные высказывания подвергаются жесточайшей критике. На страницах этого же издания подобные критические материалы появляются под фамилиями A. В. Шмидт, В.И. Равдоникас.
Такая постановка вопроса возымела действие на практике. Начинаются поиски внутренних врагов. Пострадают только не те люди, против которых направлялись критические стрелы, – Ю.В. Готье,
B. А. Городцов и проч., занимающиеся поисками финской крови в славянстве, – а совсем другие. По сценарию из НКВД это должны были быть троцкисты-террористы из национальных республик. В 1931 г. состоится процесс над группой Евсеева, Васильева, Егорова в Марийской автономной области по обвинению их в пропаганде идеи отделения МАО от СССР под протекторатом Единой Финно-Угорской Федерации. Подобные сфабрикованные дела возбуждаются в Татарии, Чувашии, Удмуртии, Карелии и других национальных областях153. Арестовываются десятки людей. Большую часть из них приговорят к высшей мере наказания.
