Сергей Степняк-Кравчинский - Россия под властью царей
Отставка Лорис-Меликова, как известно, повлекла за собой падение партии умеренных либералов и крушение всех надежд на реформы - результат, вызвавший в столице среди всех слоев общества столь всеобщее чувство разочарования и недовольства, что правительство серьезно было встревожено.
18 мая был разослан секретный циркуляр всем газетам, предписывающий "воздержаться от сообщения каких бы то ни было сведений о сегодняшнем заседании городской думы, в котором обсуждался вопрос об избрании генерал-адъютанта графа Лорис-Меликова в почетные граждане города Санкт-Петербурга, и тем более от воспроизведения происходивших по этому поводу прений".
17 августа того же года печати было предложено "воздержаться от помещения каких-либо неблагоприятных отзывов о деятельности бывшего градоначальника генерала Баранова". Генерал незадолго перед тем стяжал себе известность проектом некоторых весьма оригинальных мер для сохранения порядка, и его план так называемого парламента был встречен всеобщими насмешками.
Либеральные веяния, преобладавшие в высших кругах администрации при Лорис-Меликове, вызвали широкое движение среди земских деятелей, продолжавшееся еще после отставки министра. Этим в значительной мере объясняется появление секретного циркуляра от 28 мая, предлагавшего газетам обеих столиц "воздержаться от сообщения каких-либо сведений, касающихся земских и думских постановлений и приговоров, адресов, а равно и отчетов о заседаниях оных".
Когда граф Игнатьев, преемник Лорис-Меликова, приступил к исполнению своих обязанностей, он в первую очередь назначил широкую комиссию для разработки проекта реформ различных отделов администрации. Волнения и еврейские погромы на юге и в других частях империи привлекли внимание общества к еврейскому вопросу, и была назначена специальная комиссия для подготовки соответствующего доклада. Эти вопросы вызвали огромный интерес широких общественных кругов и печати. Открытая дискуссия, разумеется, облегчила бы работу комиссии и привела бы к обсуждению многих ценных предложений. Но правительство, боясь критики, преследуемое, как всегда, страхом "возбуждать общественное мнение" и этим вызвать всякие страшные последствия, 31 мая 1881 года разослало органам печати тайный циркуляр, в котором указывалось, что "помещение резких суждений, неосновательных известий и лживых слухов, направленных к возбуждению недовольства против принимаемых правительством мер, особенно при тяжелых обстоятельствах настоящего времени, очевидно, не может быть допущено". Другими словами, печати предлагался один только выбор: либо молчать, либо восхвалять любые правительственные меры.
Спустя несколько дней, 3 июня, газетам было дано распоряжение "относиться с крайней осторожностью" - читатель, несомненно, поймет значение этой столь часто употребляемой фразы - "к деятельности особого совещания по вопросу о понижении выкупных платежей".
19 сентября было "признано необходимым воспретить печатание каких бы то ни было правительственных распоряжений по исследованию экономических отношений между коренным населением данных областей и евреями".
10 октября 1881 года запрет был наложен на обсуждение в печати переселенческого вопроса.
28 января 1882 года было предписано в обычной форме: "Ввиду предстоящих перемен устава реальных училищ не помещать известий и рассуждений по поводу предстоящих работ".
17 марта: "Совершенно воспретить появление в печати всяких известий о переделах, равнении земли, слушном часе и тому подобном уравнении, а равно и статей, в которых проводится мысль о пользе или справедливости изменений поземельного положения крестьян".
20 апреля был издан другой циркуляр по поводу еврейского вопроса, предлагавший "не помещать никаких статей о результатах рассмотрения еврейского вопроса в кабинете министров, а равно не печатать статей по еврейскому делу".
29 октября 1882 года было воспрещено "печатание каких-либо рассуждений по поводу исключения гимназиста Фугалевича" из Каменец-Подольска, оскорбившего инспектора, но оправданного судом.
1 ноября был разослан циркуляр, предлагавший газетам хранить молчание по поводу беспорядков в Казанском университете.
16 декабря было дано указание "не печатать судебного отчета по делу бывшего студента Семенова, приговоренного казанским окружным судом за оскорбление попечителя и заключенного в исправительном доме".
4 февраля 1882 года было дано указание "не помещать известий, касающихся семейных отношений тайного советника Маркуса".
23 ноября "не сообщать ничего о недоразумениях между почетным опекуном Нейгардтом и доктором Кранем".
4 октября был издан следующий секретный циркуляр:
"В заграничных периодических изданиях появились известия о привлечении к делу о растрате Оренбургских земель графа П.А.Валуева. Главное управление просит не перепечатывать и не упоминать об этих известиях". Тут мы имеем иллюстрацию к русской пословице: "Рука руку моет - и обе грязные".
Но худшее впереди. 12 июня был издан секретный циркуляр, прямо осведомляющий редакторов, что "печатание агитационных слухов и сведений об отношениях крестьян к землевладельцам, а равно и статей, подобных статьям о люторическом деле, повлечет за собой запрещение этих изданий".
26 июня 1882 года министр осведомил редакторов газет, что "в некоторых изданиях обсуждается в весьма резкой и возбужденной форме тяжебное дело князя Щербатова с крестьянами. Принимая во внимание, что подобные статьи имеют вредное влияние на отношение крестьян к владельцам, не касаться этого дела".
Упомянутые два дела были связаны со столь страшными жестокостями, совершенными по отношению к крестьянам, что в любой другой стране преступников ожидали бы суд и расправа.
Еще один факт. Кукуевская железнодорожная катастрофа была одной из самых душераздирающих трагедий, когда-либо происходивших в России. Поезд сошел с рельсов и на всем ходу погрузился в болото. Многие пассажиры были тяжело ранены и более ста человек убиты. Как было в точности доказано, несчастье произошло из-за негодного состояния железнодорожного полотна и гнилости шпал, так как деньги, предназначенные для ремонта дороги, инженеры и начальники дороги положили себе в карман. Когда это стало известно, по всей России разнесся крик возмущения. А правительство - какую позицию оно заняло? Обещало назначить расследование катастрофы и наказать преступников? Ничуть не бывало. Оно издало тайный циркуляр:
"19 августа 1882 года. - По поводу несчастья на Курской железной дороге появились статьи, заключающие необоснованные обвинения против отдельных чинов ведомства министерства путей сообщения. Дальнейшее появление подобных статей, имеющих агитационный характер, может вызвать применение строжайших административных карательных мер".
Таким путем правительство запретило родным и близким пострадавших требовать наказания виновников их горя или даже высказать свое мнение о мерах предупреждения в будущем подобных катастроф.
На этом я хочу кончить. Приведенные мной примеры чрезвычайно характерны. Они показывают тенденции политического курса царского правительства и разоблачают бесчестные нравы бюрократической машины деспотизма. Печать рассматривается как чуждая и, по существу, враждебная сила; ее терпят только потому, что невозможно совершенно уничтожить. Политика министерства в отношении печати продиктована самым ограниченным умом, самым казенным духом. Как только вопрос начинает привлекать всеобщий интерес, его обсуждение запрещается. Гласность, дискуссия, откровенное высказывание мыслей вселяют правительству смертельный ужас. Если даже оно предпринимает какие-то неуверенные шаги к прогрессу или решает попытаться провести ту или другую реформу, то прежде всего спешит запретить всякое обсуждение их в печати. Все должно быть сделано в тиши министерских кабинетов. Но человеческую мысль нелегко заковать. Истерзанная гонениями, притеснениями, обвинениями и предостережениями, находящаяся под угрозой целого арсенала наказаний и взысканий, печать, общественное мнение прибегает к оружию слабых и отвечает на силу хитростью. Между писателями и читателями заключается тайное согласие. Создается иносказательный, эзоповский язык, заключающий в себе намеки, недомолвки, оговорки и условные фразы. Так идеи, изгнанные нашими правителями, передаются от ума к уму, из уст в уста.
* * *
Это совершенно неопровержимый факт, что русская печать почти вся вольнолюбивая и антиправительственная или была такой, пока в России существовала печать. Даже сам Катков не попытается это отрицать. Органы реакции можно пересчитать по пальцам одной руки. Большинство русских газет либо открыто либеральны, либо искусно маневрируют, то подобострастны, чтобы спастись от цензуры, то оппозиционны, дабы не растерять своих читателей. Столкновение между оппозиционными тенденциями русской печати и бюрократическим обскурантизмом быстро ведет к развязке, которая неизбежно окажется роковой для слабейшей стороны. История этой войны, если можно это назвать войной, ибо одна сторона едва ли может оказывать сопротивление, представляет три последующие фазы.
