Александр Костин - Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
После того как в описи имущества Спасо-Ярославского монастыря 1788 года «бывшый» архимандрит Иоиль Быковский подписал сведения «его преосвященству» митрополиту Платону об уничтожении «за ветхостью и согнитием» четырех спасо-ярославских рукописей, в числе которых был Хронограф со «Словом о полку Игореве», А. И. Мусин-Пушкин мог поместить его в свое «Собрание». Обратим внимание на то, что к тому времени, когда А. И. Мусин-Пушкин, отвечая на вопросы К. Ф. Калайдовича, писал ему, где и когда приобретена рукопись «Слово о полку Игореве», никого из тех, кто знал что-то определенное об истории этой рукописи, не было в живых: Иоиль Быковский умер в 1798 году, ярославский генерал-губернатор А. П. Мельгунов – в 1788 году, архиепископ Арсений Верещагин – в 1799 году.
Таким образом, если рукопись «Слова о полку Игореве» была, по сути, похищена самим архиепископом и передана им графу, то, само собой разумеется, что Мусин-Пушкин старался направить тех, кто задавал неприятные для него вопросы, по ложному пути, обвинив облыжно в мошенничестве кристально честного человека, каким был Иоиль Быковский.
Лишь в старости, зная, что все участники этой драмы уже покинули этот свет, Мусин-Пушкин сказал эту полуправду.
Почему сказал все-таки? Попробуем ответить и на этот вопрос. Как уже отмечалось выше, после ухода А. И. Мусина-Пушкина с поста обер-прокурора Синода (1797 год) за ним утвердилась репутация человека, который воспользовался служебным полномочием для пополнения своего «Собрания российских древностей». Новым обер-прокурором Синода кн. В. А. Хованским было возбужденно обвинение Мусина-Пушкина в присвоении монастырских рукописей[382]. Дело это, по-видимому, получило широкую огласку. А. И. Мусин-Пушкин был заинтересован в том, чтобы показать, что он покупал рукописи или получал их в подарок. Указывая в письме К. Ф. Калайдовичу, что Хронограф с «Игоревой песнью» был приобретен им после упразднения Спасо-Ярославского монастыря и превращения его в архиерейский дом (т. е. в 1788 году), А. И. Мусин-Пушкин тем самым снимал с себя обвинение в том, что его «Собрание древностей» выросло за счет присвоения монастырских рукописей во время его обер-прокурорства в Синоде в 1791—1797 годы.
«Итак, в 1788 году А. И. Мусин-Пушкин, близкий знакомый ярославского архиепископа Арсения Верещагина и потому, безусловно, хорошо осведомленный об отосланной в Москву описи, в которой было официально сообщено об уничтожении «за ветхостию и согнитием» четырех рукописей Спасо-Ярославского монастыря, мог считать рукописный «Хронограф» своею собственностью. Он привез его в Петербург и приступил к изучению этого сборника»[383].
В результате всех изысканий, проделанных вышеуказанными исследователями, в «словистике» утвердилось почитай точная дата факта приобретения графом А. И. Мусиным-Пушкиным драгоценной рукописи «Слова о полку Игореве» – 1788 год! Эту дату дополнительно обосновывал В. П. Козлов в своих исследованиях по поводу возможного знакомства с рукописью «Слова» историков И. П. Елагина и И. Н. Болтина.
Однако столь безупречно выстроенная версия о датировке процедуры приобретения рукописи «Слова» Мусиным-Пушкиным одномоментно рухнула, когда в конце 80х годов прошлого столетия удалось установить, что отданный и объявленный уничтоженным хронограф сохранился. Е. В. Синицына обнаружила рукопись в собрании Ярославского музея-заповедника под № 15443, при этом на ней читаются те самые номера, под которыми хронограф числился в описях 1787 и 1788 годов. Оказалось также, что название «Хронограф» не соответствует составу сборника: в него входит фрагмент из Никоновской летописи и выписки из Степенной книги, а текста «Слова» в сборнике нет[384]. Трудно даже представить, каким ударом это открытие стало для уже достаточно пожилой Галины Николаевны Моисеевой, основной труд которой – монография «Спасо-Ярославский хронограф и “Слово о полку Игореве”» – потерял всякую ценность. В то же время другая версия исследовательницы, изложенная в разделе «Спасо-Ярославский хронограф в сочинении Василия Крашенинникова и в рукописной традиции» главы второй монографии, остается актуальной и поныне, о чем немного позднее.
Какие же выводы можно сделать относительно даты приобретения А. И. Мусиным-Пушкиным протографа «Слова о полку Игореве» после столь неутешительного финала, казалось бы, безупречной версии Г. Н. Моисеевой? И стоит ли отчаиваться от того, что «Хронограф в десть» оказался не тем, за что его приняли весьма компетентные исследователи. Но почему тогда этот памятник после всех перипетий, связанных с его таинственным изъятием из библиотеки монастыря, все же вернулся на свое прежнее место? Все очень просто – за ненадобностью. Выходит, в нем что-то искали, но, не найдя ничего интересного, вернули обратно. Возможно, таким же способом изымался и возвращался за ненадобностью не один десяток раритетов, в том числе и тех, которые в описи за 1788 год значились как: «За ветхостью и согнитием уничтожены». Может быть, будущим пытливым исследователям «повезет» разыскать их в музейных коллекциях и экспонатах, как повезло Е. В. Синицыной.
Смеем утверждать, что налаженный конвейер изъятия и последующего возвращения отдельных экземпляров летописного фонда Спасо-Ярославского монастыря «заработал» в поисках шедевров, аналогичных «Слову», сразу после того, как архетип самого «Слова» уже оказался в руках первоисследователей (В. И. Верещагин и А. И. Мусин-Пушкин). По этой версии получается, что еще до составления описи 1787 года конволют рукописей с Хронографом 1617 года и «Словом» уже был на руках у этих исследователей.
Действительно, настоящего «Хронографа» не оказалось ни в описи 1787 года, ни в последующей. Почему? Тогда стоит поискать его в описи за 1776 год, когда материальные ценности монастыря принимал сам Иоиль Быковский, назначенный на пост архимандрита в этом году. Но и в этой описи данный раритет отсутствует. Отсюда напрашивается вывод, что Иоиль держал этот экземпляр «Хронографа» с приплетенной к нему рукописью «Слова» не в общей библиотеке монастыря, а в своей ризнице на правах личной собственности. Откуда у него появились эти права? Он привез эти «права», а вернее, рукопись «Слова о полку Игореве» из Чернигова, решая при этом непростую задачу, как ему следует поступить с этим шедевром, по воле судьбы доставшимся ему в связи с кончиной Анонима. Автор не успел опубликовать свой труд, поручив завершить эту работу своему ученику и большому другу, зная, что тот располагал необходимыми для этого средствами, поскольку Троцко-Ильинский монастырь в Чернигове, куда был в 1765 году назначен на должность архимандрита Иоиль Быковский, располагал собственной типографией.
Но время было упущено, русско-турецкая война была в разгаре, актуальность поэмы, стержнем которой был призыв к российской общественности, руководству страны и армии осуществить вековую (вернее, 600-летнюю) мечту вернуть России Крым, Причерноморье и Приазовье с его Таманским полуостровом (Тмутараканью), отпала. Иоиль решил: коль скоро Аноним написал «Слово» «старыми словесы», то и быть ему произведением – ровесником Игорева похода в Половецкую степь. Он подбирает бумагу как только можно раннего производства, соответствующие чернила и, прекрасно владея каллиграфическим почерком древнерусских писцов, где уставом, а где полууставом переписывает произведение Анонима, демонстрируя тем самым как бы неоднократное переписывание повести при ее движении из XII века в век XVIII.
По прибытии в Ярославль он подбирает подходящий список с литературными древностями и приплетает к нему модернизированную рукопись Анонима, невольно становясь в известной степени его соавтором. Дополненный «Словом» конволют он помещает в недоступном для посторонних лиц месте своей ризницы в ожидании удачного момента, когда можно будет опубликовать сей труд «древнерусского» литературного гения.
Не мог Иоиль Быковский не интересоваться служебной карьерой Василия Ивановича Верещагина (Арсения), который, будучи моложе его на 10 лет, стремительно шагал по ступеням служебной лестницы. В 70-х годах он прославился в Москве в качестве проповедника. В 1773 году 37 лет от роду он назначается епископом Архангелогородским, через два года в 1775 году епископом Тверским, а в 1783 году архиепископом Ростовским. Нельзя исключить, что по прибытии Иоиля в 1776 году в Ярославль они могли на протяжении последующих 10 лет неоднократно встречаться, переписываться, обмениваться литературными новинками или раритетами, поскольку оба были страстными книголюбами и коллекционерами литературных шедевров. В мае 1787 года, еще до выхода указа Екатерины II о его назначении на должность архиепископом Ростовским и Ярославским с местопроживанием в упраздненном Спасо-Ярославском монастыре (3.VII.1787), Арсений перевозит из Ростова в Ярославль свою личную библиотеку, состоящую из нескольких тысяч томов книг.
