Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг.
К доносу Кочубей приложил думу, сочиненную будто бы Мазепою. В этой думе выражается сетование о розни, господствующей между малороссиянами, и призыв добывать права саблею. Вот эта дума.
Дума II. Гетмана Мазепы, в которой знатное против державы великого государя оказуется противление:
Все покою щире прягнут,/ А не в оден гуж все тягнут,/ Той направо, той налево,/ А все братя: то-то диво!/ Не маш любви, не маш згоды,/ От Жовтой взявши Воды./ През незгоду все пропали,/ Сами себе звоевали. /Ей, братица, пора знати,/ Що не всем нам пановати,/ Не всем дано усе знати/ И речами керовати./ На корабель поглядемо,/ Много людей полечимо,/ Однак стирник сам керует,/ Весь корабель управует;/ Пчулка бедна матку мает/ И оной послухает./ Жалься, боже, Украини!/ Що не вкупе мает сыни;/ Оден живет и с погани/ Кличет, сюда атамани!/ Идем матки ратовати!/ Недаимо ей погибати!/ Други ляхом за грош служит,/ По Украйне и той тужит:/ Мати моя старенькая!/ Чом ты велми слабенкая!/ Розно тебе розшарпали:/ Кгди аж по Днепр турком дали:/ Все фортель щоб зслабела,/ И аж вконец сыл немела;/ Третий Москве юж голдует/ И ей верно услугует;/ Той на матку нарекает,/ И недолю проклинает:/ Лепте было не родити,/ Нежли в таких бедах жити./ От всех сторон ворогуют,/ Огнем, мечом руинуют,/ От всех немаш зычливости,/ Ане слушной учтивости;/ Мужиками називают,/ А подданством дорекают,/ Чом ты сыновне учила,/ Чом от себе их пустила?/ Лепше было пробувати,/ Вкупе лихо отбувати,/ Я сим бедный нездолаю,/ Хиба тилко заволаю,/ Ей, панове енерали,/ Чому ж есте так оспали?/ И вы, панство полковники,/ Без жадной полетики,/ Озметеся все за руки /Не допустит горкой муки/ Матце своей болш терпети,/ Нуте врагов, нуте быти./ Санопали набывайте!/ Острых табель добувайте,/ А за веру хоц умрете/ И волностей боронете,/ Нехай вечна будет слава,/ Же през шаблю маем права.
Того же 19 числа спрошен был Искра и объявил, что письмо ахтырского полковника Федора Осипова к князю Голицыну написано с его слов; поехал он к Федору Осипову по совету Кочубея, и доношение их общее, как Кочубеево, так и его. О согласии Мазепы с Лещинским и Вишневецким, о умысле на здоровье царское и что в приезд Александра Кикина Мазепа велел стрелять, – то он все слышал от судьи Кочубея, а сам в то время не был и ни от кого от других о том секрете не слыхал. А про то, будто великий государь повелит козаков писать в солдаты, слышал он, Искра, сам от самого гетмана в Киеве, и при том были полковники миргородский, прилуцкий, черниговский. О прельщении Войска Запорожского и о возмущении их сказывали ему запорожцы, которые часто у него бывают, а иногда и зимуют: сказывали они, что посылал гетман с теми речами трижды хорунжего киевского и велел им будто для опасения от великого государя крепить свой город и никуда не разъезжаться и быть в сборе до указа его.
Самый важный пункт доноса был пункт о злоумышлении на жизнь государя. С него и должен был начаться розыск. 21 апреля Кочубею и Искре дана была очная ставка, так как Искра показал, что о злоумышлении на жизнь государя он слышал от Кочубея, но в донесении Кочубея дело было рассказано не так, как в письме ахтырского полковника к князю Голицыну, писанном со слов Искры: именно в донесении Кочубея не было об умысле Мазепы умертвить царя или, схватив его, отдать неприятелям; также не было о намерении Мазепы идти на великороссийские города. На очной ставке Кочубей сказал, что он Искре о убийстве великого государя в приезд Александра Кикина, и об умысле, чтоб великого государя, поймав, отдать неприятелям, и о походе гетманском на великороссийские города не говорил, а говорил так, как написано в его, Кочубеевом, доношении. Искра сказал, что те слова слышал он от Кочубея, при чем была и жена последнего; тут же Кочубей говорил ему еще, что если бы зима крепка была, то Мазепа и в Филиппов пост разорил бы великороссийские города, а как его, Искру, Кочубей посылал с объявлением к Федору Осипову, то он, Искра, ему, Кочубею, говорил, чтоб обождать, пока явится воровство, и Кочубей сказал, что не надобно ждать. Кочубей говорил, что Искра ему ничего подобного не говорил. Тогда они и люди их были разведены по разным избам и отданы за караул, письма у них и прочее все отобрано и переписано.
В тот же день Искра был приведен к пытке и расспрашиваем: на гетмана он доносит по чьему наущению? И не по факциям ли, и не по подсылке ль о том какой от неприятеля на извержение гетманское такое зло взвели? Искра отвечал, что никакой подсылки к нему от неприятеля не было и ни за кем того не знает, а подучил его Кочубей тому уже с два года, наговаривая, что делает это по верности своей к царскому величеству, а он, Искра, за гетманом никакой измены не видал и ни от кого не слыхал и говаривал Кочубею, чтоб не затевал дела, но Кочубей ему сказал, что хоть умереть, а гетмана обличит. Началась пытка. После десяти ударов Искра сказал: слышал он от Кочубея, что советовался он о доносе с миргородским полковником Апостоленком и с Чуйкевичем, и что по низвержении гетмана Мазепы миргородского полковника желали они сделать гетманом, и в письме, присланном к Кочубею от Чуйкевича, написано: у нас за Днепром огонь загорается: сохрани боже, чтоб и у вас не загорелся.
Приведен к пытке Кочубей и объявил: «Правда, Искра прежде по моему наговору к делу не приставал и уже потом поехал к ахтырскому полковнику, по моему велению, охотою, а миргородский полковник и Чуйкевич писывали ко мне только о ведомостях; предостерег меня от гетманской посылки миргородский полковник, а старик Чуйкевич писал к зятю моему, своему сыну, что послан Скоропадский к великому государю с некоторыми предложениями, думают, с такими же, как и о Соломонке. Письма, что огонь загорается, Чуйкевич не писывал, должно быть Искра, не поняв дела, говорит, а что за два года я на гетмана говорил про измену, и то делал по семейной своей злобе».
Искре, в присутствии Кочубея, дано еще 8 ударов и спрашивали: что говорил он Федору Осипову об умысле Мазепы на жизнь великого государя, и то Кочубей ли ему говорил, потому что в многом Кочубей запирался? Искра отвечал: что он говорил Федору Осипову и велел писать, то все слышал от Кочубея, и объявлял ему Кочубей, что он все на гетмана взвел по собственной злобе, не видя измены, и он, Искра, ему говорил: о той злобе надлежит тебе бить челом и просить милости у великого государя; однако он, Кочубей, по свойству и по дружбе, привел его на то, что поехал с изветом.
Кочубей перед пыткою объявил: что он на гетмана написал и подал статьи и словесно доносил в измене, то все затеял ложь по злобе на гетмана. Дали ему пять ударов и спрашивали: не по подсылке ль от неприятеля и по факциям его он затеял это на гетмана, дабы его низвергнуть и выбрать другого, к тому их злому начинанию склонного? И кто в том с ним был единомышленники, и нет ли присланных от неприятеля к нему или к другим для такого возмущения на Украйну? Кочубей отвечал, что он все затеял по злобе своей на гетмана, а не с неприятельской факции, и никаких к нему подсылок от неприятеля не было, и за гетманом не ведает никакой неверности, все затеял на гетмана ложно, чая, что ему в том поверят без дальнего розыску.
Признанием Кочубея и Искры в ложном доносе дело оканчивалось: 24 апреля Головкин писал Петру: «Понеже Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы его более пытать опасались, чтоб прежде времени не издох. А более в гетманском деле розыскивать нечего, и для того и в Киев их не посылаем, потому что во всем они винились, кроме факции или наущения от неприятеля, и ежели какую им казнь изволишь учинить, то мнится нам, что надлежит послать их в Киев и с совету гетманского повелеть о том малороссийскому народу публично огласить, чтоб они видели, что за сущую их вину то с ними учинено будет, а надлежит, государь, то дело для нынешнего сближения неприятельского, також и для лучшей надежды гетману скорее свершить».
Но Петру не хотелось оканчивать розыска; ему казалось невероятным, чтоб в такое время Кочубей и Искра затеяли дело сами собою, без побуждения от неприятелей. Он велел отослать доносчиков не в Киев, а в Смоленск. 23 мая Головкин писал ему: «Кочубея и Искру отослали мы в Смоленск; только доносим, чтоб продолжением того дела не было сумнения гетману, ибо он пишет к нам многократно, прилежно прося о прислании оных к нему в войско, а не в Киев для обличения их воровства, чтоб то народ малороссийский видел, потому-де что в народе малороссийском, а особливо в поспольстве от их единомышленников рассеиваются многие плевелы, будто его, Кочубея, и Искру до Петербурга проводили и будто на него, гетмана, ваш великий гнев, и ныне обозного генерального челядника, в Киев едущего, в местечке Оленовце за то только, что просил подводы, старшина тамошняя била с таковыми выговорами: полно уже вашего, гетманчики, панства, приедет на вашу всех погибель Кочубей. В простом народе безумные повести оглашаются, будто Кочубей в великой милости вашей здесь, а Искра будто послан гетманом города какого добывать, а когда добудет, отпущен будет на гетманство».
