Вячеслав Зарубин - Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)
Большое место в импорте занимали уголь – 3 972 197 пудов и жидкое топливо – 363 656 пудов. Смазочных материалов ввезено 24 833 пуда, сельхозмашин и сельхозорудий – 6811 пудов, металлических изделий – 13 593 пуда, мануфактуры – 52 055 пудов, одежды – 791 пуд.
В апреле власти отправили торговую экспедицию в Великобританию, которая в обмен на табак и вино из складов бывшего удельного ведомства доставила в Крым 1 500 000 аршин бязи, 315 000 аршин коленкора, 5000 гросс ниток, 600 000 штук иголок, 5 000 корзин, кирок и лопат по 12 000 штук. Эта же экспедиция доставила до 300 000 пудов угля. Однако большая доля закупленных товаров поступала в распоряжение закупочных комиссий, которые не гнушались спекулятивными операциями.
С целью пополнения бюджета правительство планировало распродажу кораблей в первую очередь с механизмами и котлами, требующими капитального ремонта, затем судов, нуждающихся в очередном ремонте, а также находящихся на ходу, в том числе и крупных боевых, а также легких моторных и паровых кораблей669.
Внутренняя торговля свелась к поистине тотальной спекуляции. Сама торговля «валютизировалась» (примета времени: распространение валютной проституции. В обиход вошли этикетки: «фунтоловки», «принцессы долларов», «лирические дамы» (от турецкой лиры). В течение мая – октября цены на иностранную валюту выросли в 10–12 раз, а в ноябре их курс поднялся еще более чем на 2000 %. С июля по октябрь 1920 года стоимость английского фунта на бирже поднялась с 28 000 до 105 000 рублей, французского франка – с 500 до 2100 рублей, доллара – с 7500 до 9000 рублей670. Обмен натурализовался. Роль денег стали играть табак, вино, ячмень, шерсть. 1 турецкая лира вышла в октябре на уровень 20 тысяч рублей (равно 1 пуду ячменя)671. Приметой времени стали фантастические по объему хищения, повальное взяточничество. «Честные – в буквальном смысле слова голодали»672.
Нельзя сказать, что правительство не принимало мер по борьбе со слишком уж разнузданной спекуляцией и взяточничеством. Приказы издавались – и весьма грозные. Вот один из них, от 30 сентября. Усилить наказания за взяточничество. Изъять дела из общей подсудности и передать в ведение военноморских, корпусных и военно-полевых судов. Наказание: от 5 до 6 лет или отдача в каторжные работы на срок от 4 до 6 лет дающему и, соответственно, от 6 до 8 и от 8 до 10 – берущему. За недонесение – от 3 до 4 лет с лишением прав673.
Свирепствовала гиперинфляция. По имеющимся данным, с февраля по октябрь в Крыму было выпущено 176 869 295 000 рублей674.
Экономическое совещание в пух и прах раскритиковало политику М. В. Бернацкого, после чего он подал в отставку. Бернацкий был теоретик, пишет Врангель, а «в настоящих исключительных условиях требовался человек дела и практики»675. Делались предложения бывшему министру финансов России П. Л. Барку, председателю правления Азовско-Донского банка А. И. Каминке – они ответили отказом. «Человека дела и практики» не нашлось, да и не могло, на наш взгляд, найтись, ибо все финансы поедала армия.
Естественно, беспрерывно росли цены. Фунт пшеничного хлеба в апреле стоил 35 рублей, в октябре – 500, фунт мяса: 350—1800, картофель: 5000—30 000, фунт сала: 3750 (в мае) – 7000, масло: 1550–8000, мыло: 600—5500, сахар: 1000–9000, кварта молока: 200—2 500, десяток яиц: 575—10 000, пуд дров: 200—3945 рублей. При этом высшая ставка печатника выросла с 60 000 в мае до 471 920 рублей, металлиста – с 75 000 до 262 000, торгово-промышленного рабочего – с 24 000 до 467 800, строителя – с 40 000 до 600 000. Максимальная зарплата штаб-офицера достигала 132 000 рублей, генерала – 240 000. Прожиточный минимум для семьи из трех человек составил в апреле – 61 072 рубля, в октябре 534 725 рублей676.
Однако в целом уровень жизни, особенно рабочих, для которых Врангель создал режим наибольшего благоприятствования, был выше, чем в центре России. Позитивную роль играла правительственная практика торговли хлебом по умеренным ценам. Но промышленные товары были не по карману никому, разве что только спекулянтам.
Совсем плачевным было положение интеллигенции и служащих (тех, кто не брал взяток). Они получали в 3–7 раз меньше рабочих, вынуждены были, чтобы не умереть с голоду, подрабатывать – как у кого получится. Месячное жалованье чиновника XVI класса составляло в мае 7000 рублей, VII – 16 000, IV – 27 000, I – 42 000 и вместе со всеми прибавками покрывало от 5 до 25 процентов семейного бюджета. В сентябре оклады были удвоены, но уже за октябрь прибавка была «съедена» инфляцией и жалованье стало покрывать 5—10 процентов прожиточного минимума677. Тем, кто не мог найти дополнительного дохода, просто ничего не оставалось, как брать взятки и присваивать казенные суммы.
Тем не менее, продолжал работать Таврический университет, где преподавали выдающиеся деятели науки, вынужденно оказавшиеся в Крыму. После смерти от сыпного тифа Р. И. Гельвига 2 октября 1920 года (н. ст.), на должность ректора университета избран академик В. И. Вернадский. В 1920 году в Керчи открылся Боспорский университет, существовавший в основном на частные пожертвования. В Севастополе велись занятия в Юридическом институте678. В городах полуострова существовали «народные университеты» – свободные высшие курсы для желающих повысить свой образовательный уровень, где с лекциями выступали преподаватели высших учебных заведений.
При Гражданском управлении была организована Археологическая комиссия, в ведении которой находились Херсонесская дирекция музеев и раскопок Тавриды, Керченская дирекция музеев, генуэзская крепость в Судаке, генуэзская крепость и Археологический музей в Феодосии, Ханский дворец в Бахчисарае, музей и памятники обороны 1854–1855 годов в Севастополе. Под председательством А. И. Маркевича продолжала действовать авторитетнейшая краеведческая организация – Таврическая ученая архивная комиссия. Летом 1920 года при Крымском обществе естествоиспытателей и любителей природы создалась комиссия по изучению естественных производительных сил Крыма. На осень планировался съезд ученых Таврии.
Преодолевая трудности, развивалось книгопечатание. В 1920 году только «Русским книгоиздательством в Крыму» было выпущено книг общим тиражом 200 тысяч экземпляров, в том числе 150 тысяч учебников.
Била ключом театральная жизнь. В Крыму снимались кинофильмы с участием известных артистов, проходили художественные выставки, открывались литературные клубы679.
Подвергаясь гонениям, действовали профсоюзы и, согласно положению от 23 октября, имели право оказывать помощь – материальную, юридическую и медицинскую – своим членам. Это давало рабочим дополнительное подспорье. Несмотря на репрессии, объявлялись забастовки. В ответ производились аресты. Пресекались забастовки и другим средством – отправкой на фронт.
Упоминавшееся экономическое совещание закончило свою работу 5 октября радужной резолюцией: «Общее экономическое положение земель, занятых Русской армией, оказывается, при непосредственном соприкосновении с действительностью, несравненно лучше, нежели это представляется в Западной Европе не только иностранцам, но даже и проживающим там русским людям.
Производительные силы края и платежные силы населения используются в настоящее время скорее недостаточно и с избытком покрывают текущие расходы управления.
Средства нужны лишь для покрытия чрезвычайных военных издержек и в особенности для снаряжения армии, крепкой духом, идущей к близкой окончательной победе и нуждающейся исключительно в материальном снабжении и обмундировании»680.
Однако приехавшие из Европы авторы этой рекламной картинки предпочли вернуться обратно.
Врангель же чрезвычайно удачно обрисовал тот заколдованный круг, в котором оказался крымский режим: «Маленькая территория Крыма не могла… прокормить армию», а «расширение занятой территории требовало увеличения численности армии»681. Так вызрел замысел десантов – Донского в июле (под командованием казачьего полковника Ф. Д. Назарова) и Кубанского в августе (под командованием генерал-лейтенанта С. Г. Улагая).
К группе Улагая присоединилось 10 тысяч кубанских казаков и столько же ранее интернированных в Польше войск генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова, но это были последние резервы. Людские ресурсы оказались исчерпаны. Обстановка вынудила Врангеля принять крайне жесткие меры для пополнения армии. Он подписывает репрессивный приказ от 4 сентября, требовавший взамен уклоняющихся от призыва брать на службу членов той же семьи мужского пола в возрасте от 17 до 43 лет, что, конечно же, не могло не вызвать озлобления населения.
Судьба Правительства Юга России стала целиком зависеть от исхода войны Советской России и Польши. «Принятие Польшей мира, усиленно предлагаемого большевиками, и на котором настаивало правительство Ллойд-Джорджа (Великобритания. – Авт.), было бы для нас роковым»682. Италия, Бельгия, США, Япония благожелательно относились к режиму Врангеля, но признавать его не спешили. На это решилась союзница Польши – Франция, выдвинув, однако, ряд условий: признание долговых обязательств предыдущих русских правительств, перехода земли в руки крестьян и создание народного представительства на демократических основах.
