Владимир Земцов - 1812 год. Пожар Москвы
Первой пьесой была знаменитая комедия в прозе П.К. Мариво, впервые поставленная в 1730 г. Она была в трёх актах. В ней были заняты гг. Адне, Перу, Сент- Клер, Белькур, Бертран, г-жи Андре и Фюзиль. Вторая пьеса принадлежала перу де Серона (de Ceron) и была одноактной комедией в прозе. Цены, установленные для первого спектакля, были оставлены такими же и для последующих представлений, а именно: билеты в 1-ю галерею были по 5 франков (или 5 руб.), во 2-ю галерею — 1 франк (или 1 руб.), в партер — 3 франка (или 3 руб.).
В литературе, вероятно благодаря Домергу, получило место утверждение, будто все афиши были написаны от руки[895]. Более того, тот же Домерг, которого, напомним, в те дни в Москве не было, утверждал, что на афишах не обозначали даже имена актёров, и публика попросту давала им прозвища. Видимо, это не так. Сохранился экземпляр печатной афиши, объявлявшей о спектакле 10 октября, где были указаны и названия спектаклей, и имена всех занятых в них актёров, и цены. Уведомлялось также о спектаклях на 11-е и 13-е октября. Приведём текст этой афиши в переводе на русский язык:
«Французский театр в Москве [и]
Комеди Франсез имеют честь
представить в субботу 10 октября 1812 г.
Первое представление
“Оглушённые, или живой труп (Des etourdis ou le mort vivant)”,
комедию в трёх актах на стихи
г-на Андрё
После первого представления —
“От недоверия и злобы
(De defiance et Malice)”,
комедия в 1 акте в стихах.
В “Оглушённых” [заняты] месье Адне, Перо, Белькур, Сенвэр (Sainvair), Лефевр, Бертран, Юге (Huguet), мадам Андре, Периньи.
В “Недоверии” месье Перу (Peroux), мадам Андре.
Начало в 7 часов.
Театр находится на Большой Никитской. Дом Познякова (Posniakoff).
Цены на места
1 Галерея 5 франков или 5 рублей 2 Галерея 1 франк или 1 рубль Партер 3 франка или 3 рубляВ воскресенье 11 октября — “Открытая война, или Хитрость против хитрости (Guerre ouvertre ou Ruse conte (так в тексте. — В.З.) Ruse)”, комедия в 3-х актах. Затем — “Деревенский пройдоха (L’Empromtu de campagne)”, комедия в 1 акте.
Во вторник, 13-го — “Рассеянный (Le Distrait)”, комедия в 5 актах, на стихи Регнара (Regnard), сопровождаемая русским танцем.
В главном фойе театра предлагаются прохладительные напитки»[896].
Домерг, со слов своей жены и других московских французов, остававшихся в городе во время оккупации, дал такую, достаточно «демократическую» картину происходившего: «Не было ни входных билетов, ни кассы, устраиваемой, как обыкновенно делается, вне театра. Продажа билетов производилась в галерее, рядом с залою, где шли представления. Герцог Тревизский (маршал Мортье. — В.З.) постоянно, входя в театр, клал на стол кассы горсть пятифранковых монет и рублей. Простые офицеры платили также щедро и никогда не требовали сдачи; даже солдаты не пользовались обычным правом платить половинную цену и бросали в кассу больше, чем следовало бы за целое место»[897].
Оркестр был набран, в основном, из полковых музыкантов. Кроме них в оркестровой яме оказалось двое русских: первый скрипач-солист московского театра Поляков и виолончелист Татаринов[898].
Комб, офицер 8-го конно-егерского, посетивший один из спектаклей (в тот день повторяли «Игру любви и случая», после чего была дана коротенькая пьеса «Вероломная ложь (Les fausses infidelites)», так описал увиденное: «Зала была вся освещена, и актёры были хороши. Среди зрителей было несколько хорошеньких женщин, все они, как думается, были жёнами офицеров. Стойки фойе были заняты гренадерами императорской гвардии, которые были в рубашках с закатанными рукавами и в белых фартуках, предлагая освежительные напитки, за которые они брали очень дорого»[899]. Был в восхищении от того, что увидел в доме Познякова, и польский граф майор П. Дунин-Стжижевский, исполнявший должность начальника штаба лёгкой кавалерийской дивизии 5-го армейского корпуса. 12 октября (н. ст.) он отписал жене в Варшаву так: «Я здесь был на спектакле; это французская комедия. Сыграна актёрами очень сносно в частном доме, где устроен общественный театр, так как большой театр сгорел. Ты не можешь себе представить нескольких огромных салонов, которые мы прошли, чтобы попасть в театр. Я был в восхищении от того, что видел. Один салон, я думаю, больший, чем у тебя, был наполовину заполнен самыми прекрасными цветами»[900].
Изгнание из Москвы французских актрис. Худ. А.Г. Венецианов. 1812 г. (?) Верхом на барабане изображена м-ль Жорж Веймер, делающим па — Л.А. Дюпор
Всего, как утверждает Боссе, было дано 11 спектаклей. Помимо спектаклей 25 сентября, 10, 11 и 13 октября, известно, что 27 сентября (всё по н. ст.) давали «Рассеянного (Le Distrait)» с участием Адне, 30 сентября — «Трёх султанш (Trois sultanes)» и русский танец в исполнении мадемуазель Ламираль[901]. Кроме того, Фюзиль уверяет, что 19 октября она играла в «Любовницах Протея (Les amants Protees)» и на 20-е было объявлено о «Глухом (Le sourd)»[902]. Но это маловероятно. Во-первых, потому, что выступление армии было объявлено еще 18-го, а 19-го утром армия уже выступила. Во-вторых, по понедельникам (19-го октября был как раз понедельник) спектаклей не давали. Поэтому считаем, что Фюзиль играла в «Любовницах Протея» в воскресенье 18-го октября.
Известно, что помимо упомянутых выше спектаклей были также сыграны «Фигаро (Figaro)», «Притворная неверность», «Стряпчий-посредник (Le procureur-arbitre)», «Проказы в тюрьме», «Сид и Заира (Side et Zaira)». Не исключено, что сыграли также пьесу г-жи Бюрсе «Остров старух (L’ile des vieilles)»[903]. Домерг, который в Москве в те дни не был и описывал события с чужих слов, упоминает также пьесы «Любовные безрассудства (Les Folies amoureuses)», «Мартон и Фронтен (Marton et Frontin)» и «Игрока (Le Joueur)»[904].
Несколько раз сёстры Ламираль исполняли дивертисмент, состоявший из русских танцев. «Это были настоящие русские танцы, — пишет Боссе, — но не такие, которые исполняют в Парижской опере, а те, которые танцуют в России. Вся прелесть этой пантомимы заключается главным образом в игре плеч, головы и всего тела»[905]. Однако, вопреки мнению Боссе, русские танцы на сцене выгоревшей Москвы восхитили не всех. 14 октября (н. ст.) один из зрителей, почтовый чиновник Итасс (Ytasse), так отписал во Францию своей кузине: «Два дня мы были на спектаклях, достаточно дурных; даже трудно подобрать точное слово, в высшей степени дурных, из-за их несоответствия моменту. Всё выглядело шиворот-навыворот, но, тем не менее, было принято, так как развлекло. Вчера были сыграны две пьесы французским театром, сыграны, вопреки здравому смыслу, с чувством, а затем для нас был исполнен русский танец. Этот танец никому не понравился, это было всё равно, что английский танец, по смыслу и дикости. Тем не менее, мы много смеялись, поскольку эти танцы состоят из множества небольших движений, в основе довольно глупых, над которыми было невозможно не смеяться»[906].
Другой чиновник, посетивший, по крайней мере, два спектакля, Пейрюсс, также увидел явное несоответствие исполнявшихся на сцене танцев (на этот раз речь шла о катильоне) тогдашним обстоятельствам: «Мы смогли собрать несколько французских актёров, находящихся в изгнании. Его величество ассигновал 12000 франков на первое время. Мы уже были на двух спектаклях, которые мы нашли хорошими, за исключением катильона, который выглядел похоронным»[907].
Значительная доля скепсиса по поводу затеи Наполеона развлечь армию спектаклями в Москве проскальзывает и в письме Бернара, генерального расчётчика (payeur) Великой армии, в письме 15 октября, отправленном Ф.М.П. Руйе Да Буйери (Roullet La Bouillerie), генеральному коронному казначею: «Ну вот, дорогой месье де Буйери, спустя месяц я стал жителем Московии, и вы видите из моего предшествующего письма и бюллетеней, что в этом городе я почитай уже целых 35 дней. Несмотря на французский спектакль, который я, правда, ещё не видел, но о котором любители говорят как о чуде, я вас уверяю, что пребывание здесь не слишком весёлое»[908].
Был ли хотя бы раз на этих спектаклях император? Актриса Фюзиль, чьи воспоминания впервые были изданы уже в 1814 г., описала один такой случай. При этом главным объектом внимания Наполеона стал ранее неизвестный рыцарский романс немецкого композитора Фишера, который Фюзиль исполняла «во время сцены у окна» в пьесе «Открытая война (Guerre ouverture)»[909].
По-видимому, Фюзиль всё же лукавила. Все иные свидетельства (Пейрюсса, Боссе, Домерга) говорят, что император на этих спектаклях в доме Познякова ни разу не присутствовал. Боссе нашёл для Наполеона «развлечение, более подходящее его вкусам» (Боссе). «Среди иностранцев, проживающих уже несколько лет в Москве, которые избегли несчастья, принесённого нашествием и пожаром, — писал префект двора, — я открыл превосходного певца, синьора Тарквинио (signer Tarquinio), который уже несколько лет как имел громадное имя в Италии, где он выступал в операх известного Крешентини; он жил в Москве уже два года и давал уроки пения прелестным москвичкам. Г-жа Бюрсе указала мне великолепного аккомпаниатора г-на Мартиньи, сына Винченцо Мартиньи, знаменитого композитора, автора ’’Cosarara”, TArbore di Diana” и др. Эти два таланта вместе дали мне возможность доставить некоторое развлечение Наполеону среди его тяжёлых трудов»[910].
