Ян МЕЛИН и др. - История Швеции
В социал-демократических кругах всегда уделялось внимание международным вопросам. В годы, когда Эстен Унден был министром иностранных дел, участие в международной жизни осуществлялось через ООН. В 1960-х годах внешняя политика Швеции приобрела большие масштабы. Прежде всего, появился интерес к странам Третьего мира. Была поставлена цель, чтобы 1 % от ВНП отчислялся на помощь развивающимся странам. Для того, чтобы координировать эту помощь, была создана государственная организация (позже названная SIDA – Шведская организация международного развития). /302/ Социал-демократы оказывали также помощь национально-освободительным движениям в странах Третьего мира. Центральной фигурой здесь был Улоф Пальме. Результатом его резких высказываний в связи с бомбардировками США Ханоя в 1972 году стал отказ Вашингтона принять назначенного шведского посла.
Наступление буржуазных партий
(1991–1994)
Политическая и идеологическая активность социал-демократов, казалось, была исчерпана после европейских событий в 1990 году. Предвыборная борьба 1991 года велась вяло, настроения были почти пораженческими. Цифры весенних опросов общественного мнения свидетельствовали о рекордно низком числе симпатизирующих социал-демократам. На последней стадии предвыборной кампании наблюдался определенный подъем, но недостаточный для того, чтобы партия смогла остаться у власти. Ветры, повеявшие на шведское общество 1980-х годов справа, вынесли буржуазные партии к власти. Помимо партии Новая демократия в риксдаг вошел Христианско-демократический союз (ХДС). Эта партия возникла еще в 1964 году, но ей не удавалось приблизиться к четырехпроцентному барьеру. Партия окружающей среды тоже оказалась за этой чертой, что означало ослабление левых.
Результаты выборов стали еще одним доказательством увеличившейся текучести избирательного корпуса. Общее ослабление политической власти спровоцировало пренебрежительное отношение к политикам. Можно сказать, что именно эти настроения использовала Новая демократия. Избиратели все неохотнее заявляли о своих политических предпочтениях и откладывали определение своих фаворитов поближе ко дню выборов. Неровность реакций электората отражала как распад классовой идентичности, так и более глубокие симптомы, свидетельствовавшие об отторжении рутинных стереотипов, свойственной обществу всеобщего благосостояния, и об отрицании материализма. «Проблема демократии состоит в том, чтобы сделать будни героическими», – сказал американский философ Джон Дьюи. С этим она не справилась. Риторика, связанная с созданием обеспеченности в обществе, потеряла свою мобилизующую силу. Административно-рациональная современная политика не могла заинтересовать молодежь.
В буржуазном четырехпартийном правительстве (Умеренная коалиционная партия, Народная партия, Партия центра, Христианско-демократический союз), приступившем к работе в октябре 1991 года, пре- /303/ обладали представители Умеренной коалиционной партии. Карл Бильдт стал премьер-министром. В противоположность тому, что происходило в 1976 году, в правительстве существовала твердая решимость изменить направление как внутренней, так и внешней политики. Программа в экономической области включала: урезывание расходов, снижение налогов и дерегулирование. Стараясь представить эту политику, как вытекающую из естественных законов экономики авторы программы пытались скрыть пронизывающий ее идеологический мотив, который просто-напросто имел целью изменить систему распределения в шведском обществе и отношения между предпринимателями и трудящимися. Для того, чтобы выделить безальтернативность политического курса, буржуазную правительственную программу назвали «политикой единственного пути». Правительство было правительством меньшинства и зависело от поддержки со стороны Новой демократии. Эта партия, целиком находившаяся под влиянием Иана Вахтмейстера, располагалась непосредственно справа от коалиционеров в политическом спектре и в действительности не была готова выступить против буржуазного правительства, поэтому кабинет Бильдта смог продержаться у власти в течение всего мандатного периода.
Министром финансов в новом правительстве стала член Народной партии Анне Виббле, дочь бывшего лидера этой партии Бертиля Улина. Ее деятельность в этой должности пришлась на период самой низкой, начиная с 1930-х годов, экономической конъюнктуры. Есть, однако, основания утверждать, что низкая конъюнктура в стране в 1990-х годах в противоположность кризису 1930-х годов не являлась прямым следствием мировой низкой конъюнктуры, причиной ее были внутренние проблемы. Дефицит бюджета увеличивался с середины 1970-х годов. Сейчас же он резко поднялся. Это было неизбежным следствием идеологического выбора правительства. Ослабление экономики привело к тому, что так называемый динамический эффект, которого ожидали от изменения налоговой системы, не был достигнут. В то же время быстрое увеличение безработицы означало, что нагрузка на систему социального обеспечения значительно возросла. Так как правительство не желало повышать налоги, не оставалось ничего другого, как брать деньги взаймы, дабы покрыть возникший дефицит бюджета. Это привело к непомерному росту государственного долга: в 1990 году он достиг 600 млрд. крон, в 1994 году превысил 1300 млрд. крон.
Свобода выбора стала центральным политическим лозунгом времени, подрядчик – его героем. Отдельный человек не должен зависеть от коллективной организации школьной системы, здравоохране- /304/ ния и жилищно-коммунальных услуг. Считалось, что общество благосостояния создает пассивных, зависимых от системы пособий, безответственных людей. «Речь идет о формировании нации… которая дает больший простор личности и гражданскому обществу, где индивидуальность и творческое начало стимулируются, а не подавляются», – говорил Карл Бильдт на партийном съезде Умеренной коалиционной партии в 1994 году. Под гражданским обществом подразумевалась негосударственная сфера. Государство стало слишком сильным, его власть следует ограничить. Должны поощряться индивидуальная самодеятельность и самоорганизация. Значительный рост иммиграции в конце 1980-х и в 1990-х годах, прежде всего, из бывшей Югославии, привел к тому, что существование общества благосостояния оказалось под вопросом. Оно основывалось на концепции гомогенной, хорошо сплоченной нации, где индивида, конечно же, могло постигнуть несчастье, но где стремление каждого всегда состояло в возможно быстром возвращении на свое место в обществе. Иммигранты были поставлены перед абсолютно иной структурной проблемой, речь шла об интеграции и приспособлении к шведскому обществу. Их возможности влиться в рынок рабочей силы, особенно в условиях низкой конъюнктуры, были ограниченны. Это означало, что большие средства должны отпускаться на их образование и проживание. Вся прежняя иммиграция была, в первую очередь, рабочей иммиграцией, теперь иммигранты рассматривались как люди, создающие дополнительную нагрузку на рынок труда. Это порождало неприязнь, которая лишь способствовала критике общества благосостояния. Стал заметным рост враждебных настроений в отношении иностранцев. Молодежная культура приобрела неонацистские черты («Скинхеды»), которые выходили за рамки общественного запрета и поэтому привлекали большое внимание средств массовой информации. Между тем неонацизм был не только выражением расизма и враждебности к иностранцам, причины его заключались в безработице и потере современным обществом своих ценностей и идентичности. Неонацизм в Швеции был скорее не политическим, а культурным феноменом.
В начале 1990-х годов «лопнул пузырь», созданный спекулятивной экономикой 1980-х годов. Рынок недвижимости потерпел крах, курс акций на бирже значительно снизился – осенью 1993 года на целых 40 %. Оказалось, что банки в целях получения процентов давали займы, которые расходовались бесконтрольно. Их финансовые потери были очень значительны, поскольку фирмы, связанные с операциями по недвижимости, разорились и цены на дома существенно снизи- /305/ лись. Банковский кризис обнажил такое явление, как отсутствие экономического и культурного сознания. Создавалось впечатление, что промышленники прожили свою жизнь вне исторической действительности. Для того, чтобы вся банковская система выжила, правительство было вынуждено выделить большие суммы для покрытия банковских потерь от кредитов. Многие руководители банков были уволены или ушли сами. Оказалось, что нередко они подписывали особенно выгодные договоры о компенсациях, выплачиваемых при уходе с работы («парашюты»). Директора предприятий, связанные с профсоюзным движением, также заключали подобные договоры. Людей коробил тот факт, что, пока правительство снижало для «простого народа» выплаты по болезни, безработице и по причине травматизма, малокомпетентные представители экономической сферы могли так легко обогащаться. Исследования показали, что и директора крупных промышленных предприятий лишь ждали случая увеличить свои оклады. В то время как оплата труда индустриального рабочего с 1989 по 1994 год увеличилась на 27 %, заработная плата 25 директоров крупных предприятий выросла на 87 %. Это свидетельствовало о таком явлении, как «новая алчность». Постепенно интенсивность дебатов по вопросам морали усилилась. Правила демократии позволяют широко обсуждать подобные вопросы, но не подразумевают каких-либо действенных мер в этой сфере. Та мораль, которая существовала в Швеции, коренилась в лютеранском пуританизме. Она означала проповедь бескорыстия, свойственного народным движениям, проявлялась в осознании долга у класса чиновников. Социал-демократическая политика контроля и регулирования по-своему способствовала выработке дисциплины в обществе. В 1980-х годах этот элемент морали исчезает. Стоит ли после этого удивляться «парашютам» 1990-х годов. Но в жажде наживы обвиняют и «простой народ». Экономист Гуннар Мюрдаль уже в 1970-х годах предупреждал, что Швеция стала «страной мелких мошенников». К такого рода общим утверждениям всегда следует относиться с известной долей скептицизма, однако в 1990-х годах это суждение всплыло вновь. Много писалось о злоупотреблениях социальными пособиями, выплатами при потере работы и в случае болезни. Проверки подтвердили это, но оказалось, что подобных фактов не так уж много.
