Ян МЕЛИН и др. - История Швеции
Дух времени 1980-х годов в определенной степени напоминал 1950-е годы, после красной и зеленой волн заговорили о приходе голубой волны. В течение всех 1980-х годов господствовали очевидные правые тенденции развития, но буржуазные партии оказались не в состоянии их использовать. Такие понятия, как рыночная экономика и свобода выбора, были в почете, стали заметны новый индивидуализм и стремление к роскоши. Если раньше девизом было – «иметь, но не слыть», то новый стиль изменил его на «слыть, но не иметь». Швеция освободилась от своего пуританизма и вступила в стадию безбедного состояния.
На изменение духа времени влияли тенденции международного развития, но важным было и новое самосознание внутри буржуазного лагеря. Объединение работодателей Швеции уже в 1970-х годах стало более активным в идеологической борьбе. Поддерживая публикацию научно-политической литературы, организуя семинары и выпуская журналы, ОРШ не без успеха пыталось создать противовес преобладанию левых в общественных дебатах.
Восьмидесятые годы были отмечены событием, потрясшим всех: 28 февраля 1986 года убит премьер-министр Улоф Пальме. Из-за грубых просчетов полиции убийце (убийцам?) удалось ускользнуть, и, несмотря на все усилия, он не был найден. Спекуляции на убийстве Пальме превратились в своего рода интеллектуальное народное движение. Знаки глубокого уважения к Пальме, которые были выражены всем мировым сообществом после его гибели, свидетельствовали о том, насколько высок был его статус как государственного деятеля на международной арене. В Швеции его деятельность всегда вызывала споры. Его трагедия как политика состояла в том, что, стремясь к сотрудничеству, он не сумел завоевать доверия к себе.
Социал-демократическая правительственная политика в 1980-х годах становилась все более либеральной. После краха фондов трудящихся казалось, что социал-демократы будто бы стремятся вернуть потерянное доверие буржуазных партий. Это создавало напряженность в самой партии: иронически говорили о «войне роз». Возникла идеологическая неразбериха: те, кто стремились ясно обозначить свои приоритеты в области политики распределения, то есть демонстрировали взгляды, больше характерные для левых, назывались «традиционалистами», те же, кто ратовали за политику, направленную на приспособление к рынку, именовались «новаторами». Прагматические черты в социал-демократической политике усилились, стремление удовлетворить интересы также и средних слоев стало более выраженным, благожелатель- /299/ ность к предпринимателям – очевидной. Так же, как и в 1932 году, социал-демократам повезло с международной конъюнктурой. Вскоре после того, как они вернулись к власти в 1982 году, международная экономика начала набирать силу. К концу 1980-х годов можно было говорить о высокой конъюнктуре. В 1988 году было объявлено, что дефицит бюджета преодолен, и он был сведен с положительным сальдо. Общественная экономика все больше приобретала черты спекулятивной экономики. Деньги текли, как никогда ранее, цены на недвижимость подскочили, на бирже были установлены новые рекорды, огромные состояния создавались за ночь. Богатые стали заметно богаче, при том, что бедные не стали беднее. Социал-демократы постепенно теряли голоса избирателей на выборах 1985 и 1988 годов, но все же им удалось остаться у власти. Выборы 1988 года были примечательными в связи с появлением на политической арене новой партии – Партии окружающей среды («Зеленые»), которой удалось преодолеть 4 %-ный барьер.
Во второй половине 80-х годов произошел очевидный сдвиг в отношениях между миром капитала и миром политики. Шведская экспортная промышленность в значительной степени вышла за национальные рамки и стала частью международного конгломерата, сохранив при этом свою принадлежность к Швеции. Дерегулирование рынка капиталов привело к тому, что стало легче перевести деньги через национальные границы. Это, в свою очередь, уменьшало политический контроль над экономикой. Политика в большей степени, чем раньше, стала зависеть от доверия финансовых рынков. Это было наглядно продемонстрировано в октябре 1990 года, когда недостаток доверия со стороны финансового мира привел к утечке валюты из страны. Шведская экономика зашла в тупик. Неизменные требования рынка к политике звучали так: необходимо крепче затянуть пояса и снизить налоги. Политика в максимально возможной степени пыталась идти в ногу с растущей интернационализацией экономики. Стало очевидным, что спад экономики должен обязательно повлечь за собой сокращение расходов на уже принятые социальные программы. Социал-демократы провели в 1990 году налоговую реформу, которая сняла спорную проблему маргинальных налогов. Реформа не была до конца профинансирована, поскольку рассчитывали на действие динамических факторов: в результате отмены маргинальных налогов люди должны были начать работать больше, а следовательно, и больше денег попало бы в государственную казну. Между тем осенью 1990 года произошло заметное изменение политического климата. Новый министр финансов Аллан Ларссон систематически выступал за фор- /300/ мирование нового «кризисного» сознания. Необходимость сокращения расходов подразумевалась сама собой, но именно «кризисное» сознание стало фактором, заставившим население более осторожно вкладывать деньги, не спешить с покупками. Возможно, самым сенсационным результатом экономического кризиса стало заявление премьер-министра Ингвара Карлссона в октябре 1990 года о том, что Швеция собирается подать заявку на принятие ее в члены Европейского союза. В 1961 году Таге Эрландер в своей речи на съезде профсоюза металлистов заявил, что Швеция намеревается оставаться вне рамок Европейского сообщества (ЕЭС). Теперь социал-демократы отказались от этого решения. Это был исторический момент.
Спад в экономике означал, что социал-демократам пришлось участвовать в предвыборной борьбе 1991 года в сложной обстановке. Только что образованной популистской партии, получившей название Новая демократия, под руководством Иана Вахтмейстера и Берта Карлссона удалось привлечь к себе внимание средств массовой информации. Деятельность партии представляла собой некую смесь клоунады и заносчивости, но апеллировала в условиях неясного идеологического климата к промежуточным слоям разочарованных избирателей. Прежде всего, она пыталась сыграть на тревоге шведов по поводу увеличивающейся иммиграции в страну. Партия представляла себя стоящей над политикой, отражающей «действительность», но на самом деле была правой партией, которая помогла буржуазным партиям прийти к власти в 1991 году.
В октябре 1981 года советская подводная лодка «U 137» была обнаружена в шхерах неподалеку от Карлскруны. Навигационная ошибка или сознательный расчет завели огромную подводную лодку, занимавшуюся тайным шпионажем, в такой узкий фарватер, так и не удалось выяснить. Инцидент привел к тому, что существовавшее десятилетия недоверие к Советскому Союзу проявилось с новой силой. На протяжении 1980-х годов часто приходили сообщения о нарушении подводными лодками морских границ Швеции. Вопрос был связан с оборонительной политикой страны и вследствие этого идеологизирован. В 1983 году Москва выразила протест против утверждений о нарушениях СССР границы в районе Хорсфьердена в стокгольмских шхерах. Во второй половине 1980-х годов сомнения по поводу того, что именно советские подводные лодки нарушали водные границы Швеции, усилились. Впоследствии Стокгольм избегал обвинять Советский Союз. Инциденты с лодками-нарушителями заставили Швецию разработать более совершенную технику обнаруже- /301/ ния подводных объектов. В 1990-х годах, когда стало очевидным, что военное могущество русских сильно подорвано, нарушения подводными лодками границ стали труднообъяснимыми. В 1995 году шведские военные признали, что в последние годы они принимали звуки, которые издавали купающиеся норки за шум двигателей подводных лодок.
Политика нейтралитета, получившая законченную форму в 1948–49 годах, сохранялась в течение всего послевоенного периода. Говорили о северном балансе, где Дания и Норвегия, входившие в НАТО, представляли один фланг, а Финляндия с ее многосторонними связями с Советским Союзом – другой. Швеция с ее политикой нейтралитета считалась силой, уравновешивающей оба фланга и содействовавшей тому, чтобы Север стал регионом низкой политической напряженности. В 1990-х годах утверждалось, что шведский внешнеполитический курс 1950–60-х годов был больше ориентирован на Запад, чем руководство внешнеполитических ведомств хотело признать, и что политика нейтралитета, таким образом, была отчасти лишь видимостью. Государственная комиссия по вопросам политики нейтралитета (1994) сочла подобные оценки преувеличенными. Без сомнений, готовилась почва для получения (военной) помощи с Запада, но это было возможно лишь в случае, если политика нейтралитета потерпит неудачу. Принцип отказа от союзов никогда не нарушался, никакие тайные соглашения не заключались. Бурные события в мире в 1989–91 годах – окончание холодной войны, распад советской империи – показали, что проводившаяся политика в определенной степени утратила свое значение. Тенденции переориентации появились в 1990-х годах, но все еще не получили какого-либо видимого развития; шведская внешняя политика стала более расплывчатой. Пока неясно, что означает расширение интересов Швеции в районе Балтийского моря. В официальных заявлениях больше делается упор на отказ от союзов, чем на политику нейтралитета.
