Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Во многих отношениях это соответствовало и имперским интересам. После 1866 года экспансия в западном направлении стала уже невозможной, а в связи с будущим слабевшей Османской империи существовали сильные аргументы в пользу необходимости до последней возможности поддерживать ее существование. Это отвечало и интересам Англии, которая опасалась угрозы со стороны России, интересовавшейся проливами. Венгерский национализм также был сильно заинтересован в продлении существования слабых и безопасных турецких соседей, однако в том случае, если это уже стало бы невозможным из-за дряхлости Османской империи, венгры считали меньшим злом возникновение независимых государств освободившихся балканских народов и не поддерживали завоевательные планы определенных кругов Австро-Венгрии на Балканах. Однако националисты балканских народов, несмотря на то, что их маленькие, завоевывавшие независимость государства не принадлежали к одной весовой категории с Австро-Венгрией, выдвигали в перспективе цель этнического объединения, то есть создания национальных государств, в которые вошли бы румыны, сербы и – шире – южные славяне, жившие в границах Австро-Венгерской монархии. Правда, у них не было шансов добиться этого своими силами, однако, пользуясь поддержкой Российской империи, традиционно интересовавшейся этим регионом, они уже представляли собой опасность.
Таким образом, Российская империя была серьезной угрозой для Австро-Венгрии, обеспечивавшей благоприятные условия для достижения венгерских национальных целей. Венгерские либералы уже с 1830-х годов считали царскую Россию опасной державой, которая подавляет свободу народов своим тираническим государственным строем. Поэтому они даже были готовы умерить свои требования по отношению к Габсбургам. Лучшим примером этого был «величайший венгр», граф Иштван Сечени. Но и более решительный оппозиционер, Ференц Деак, либеральный политик, заключивший с венгерской стороны соглашение 1867 года, уже в 1836 году считал, что венское правительство «всегда может рассчитывать на большую, рассудительную часть Государственного собрания, которая уже хотя бы из-за России проникнута чувством необходимости крепкого единения с Австрией».
Подавление национально-освободительного движения 1848-49 годов лишь усилило эти антирусские опасения, которые казались тогда вполне естественными всем европейским либералам. К тому же венгры – тогда еще без достаточных оснований – боялись и того, что царь намерен под знаком панславизма распространить свое влияние на славянское население Габсбургской монархии, иначе говоря, Россия внушала опасения даже в отношении минимума венгерских национальных целей, т. е. сохранения территориальной целостности страны. Перед лицом угрозы со стороны России Венгрия нуждалась в сильных союзниках, так как царская империя и лишь складывавшееся венгерское национальное государство безусловно принадлежали к разным весовым категориям. Эта русофобия в значительной мере способствовала заключению компромисса 1867 года. Это хорошо демонстрировало мнение наиболее значительной в то время венгерской газеты «Пешти напло», опубликованное в 1866: «По нашему мнению, тот, кто не считает Россию главной угрозой для Венгрии и видит естественных союзников Венгрии не в естественных противниках России, не заслуживает названия венгерского политика». Конечно, нельзя считать случайностью и то, что именно первый венгр, ставший общим министром иностранных дел, граф Дюла Андраши, добился заключения Двойственного союза с Германией, обеспечившего эффективную защиту против русской угрозы, так как, будучи сильнейшей державой континента, Германия была для венгров достаточной гарантией против России. С этого времени необходимость дружественных отношений с Германией логично стала почти аксиомой во внешнеполитическом мышлении практически всех политических сил Венгрии, поскольку в данном регионе лишь Германия была способна гарантировать территориальную целостность Австро-Венгрии в случае нападения России. Лишь в качестве обособленного явления можно назвать венгерских политиков, которые не были убеждены в важности дружбы с Германией. К их числу относился руководитель одной из фракций оппозиции сторонников независимости, франкофил Габор Угрон, считавший, что союз с Германией требует слишком больших жертв и поэтому опасен, а в период длительного мира к тому же и не нужен. Неоднократно критиковал абсолютистские устремления немецкого руководства, а также агрессивные выступления Вильгельма II и Вильмош Важони, лидер и единственный парламентский представитель Демократической партии, которую поддерживали прежде всего будапештские буржуа еврейского происхождения. Критиком германского милитаризма стала и Социал-демократическая партия Венгрии, особенно после революции 1905 года, когда появилась надежда на демократические преобразования в России, однако с угасанием этой надежды критика социал-демократов тоже ослабла.
В общем же в предвоенные годы все руководители партий, доминировавших в венгерском парламенте, были германофилами, включая и лидеров умеренной оппозиции, Дюлу Андраши мл., Альберта Аппони и Ференца Кошута. «Горе было тому, кто тогда не одобрял официальной немецкой политики, основанной на Тройственном союзе», – вспоминал граф Тивадар Батяни, один из немногих антигермански настроенных представителей сторонников независимости.
Было единственное казавшееся серьезным исключение из всеобщего германофильства и русофобства: небольшая, радикально оппозиционная парламентская группировка графа Михая Каройи, сочетавшего национализм, ориентированный на 1848 год, с демократическими лозунгами, но тогда еще совершенно невосприимчивого по отношению к устремлениям национальных меньшинств. Каройи считал, что наибольшую опасность для независимости Венгрии представляют гнет Габсбургов и многократно усиливающие его империалистические цели Германии. Поэтому он сделал все возможное для того, чтобы предотвратить победную для Германии войну и даже был готов пересмотреть ради этого вековую антирусскую позицию венгров, однако в этом отношении он был совершенно одинок в венгерском общественном мнении.
Обобщая, можно сделать вывод, что на пути реализации венгерских национальных целей стояли три противника различной силы. 1). Те представлявшие национальные меньшинства политики, которые не собирались мирно склонить голову перед венгерским национализмом и не желали способствовать построению единого венгерского национального культурного государства. 2.) Соседние балканские страны, Сербия и Румыния, которые, оказывая культурное и политическое влияние на родственные им по языку национальные меньшинства, в благоприятной ситуации охотно аннексировали бы населенные этими меньшинствами территории. 3.) Россия, чьи завоевательные устремления и балканская политика, осуществляемая при поддержке южных соседей Австро-Венгерской монархии и тем самым Венгрии, могли привести к такому значительному ослаблению Австро-Венгрии, которое поставило бы под угрозу и территориальную целостность Венгрии. Наиболее опасной из перечисленных угроз была угроза со стороны России, даже учитывая то, что официальная русская политика не предусматривала в любом случае претензий на венгерские территории. (Хотя существовало несколько проектов присоединения к царской империи земель закарпатских русинов, считавшихся русскими). Достаточно сильным ударом по территориальной целостности Венгрии был бы и возможный разгром Россией Австро-Венгрии с последующей передачей некоторых ее территорий южнославянским и румынским сателлитам России.
В то же время венгры нашли и казавшуюся достаточной защиту против всех трех противников. 1. Венгры чувствовали себя достаточно сильными для оказания противодействия нелояльным руководителям национальных меньшинств и нуждались лишь в том, чтобы Габсбурги не вступали с этими руководителями в союз за спиной венгров. При жизни Франца Иосифа система дуализма позволяла предотвратить такой союз. 2. Габсбургская империя как великая держава была настолько сильнее Румынии и Сербии, что это заведомо исключало нападение на Венгрию ее южных соседей. 3. Нападение России принудило бы Австро-Венгрию вести борьбу за существование, но защиту от такого нападения обеспечивал союзник, казавшийся сильнее России, – Германия.
Однако эта ситуация таила в себе и крупные противоречия, а также факторы неопределенности. Прежде всего нельзя было с уверенностью рассчитывать на сохранение системы дуализма после смерти Франца Иосифа, так как было известно, что наследник престола Франц Фердинанд смотрит на этот вопрос совершенно иначе. В начале XX века именно планы наследника престола представляли наибольшую опасность для венгерской национальной политики, поскольку смена монарха повлекла бы за собой оказание поддержки национальным меньшинствам, а может быть и преобразование системы дуализма. Как известно, эта проблема была «решена» сербским студентом из Боснии, и после сараевского убийства лишь немногие венгерские политики искренно оплакивали эрцгерцога…
